За спиной у меня хрустнула ветка. Я резко развернулся и увидел Шима, сражавшегося с папоротниками. Несколько зеленых «рук» вцепились в его коротенькие ноги. Он извивался и подскакивал в зарослях, и просторная желтая рубаха, волосатые ноги и огромный нос делали его похожим не на живое существо, а на плохо сделанную марионетку. Но жесткие бурые волосы (по-прежнему перемазанные медом, грязью и полные застрявшего мусора), не говоря уже о сердитых розовых глазках, говорили о том, что он вполне жив. И весьма зол.
– Безумие, – пробормотал он, выпутавшись, наконец, из папоротника. – Это безумие!
– Если тебе надоело, возвращайся обратно, – предложил я.
Шим почесал нос-картошку.
– Я знали, что ты думали! Ты хотели, чтобы я не шли! – Он выпрямился во весь рост, однако по-прежнему едва достигал макушкой моего колена. – Ну, а я идем. Я идем спасать ее.
– Ты же знаешь, это будет нелегко.
Маленький великан, скрестив на груди руки, нахмурился.
Я снова обернулся к землям, раскинувшимся за рекой. Меня поразило то, что все, включая деревья в саду, казалось гораздо более тусклым, чем деревья Друмы. На Финкайре я начал четко различать предметы и видеть яркие цвета, однако сейчас я понял, что все исчезнет, как только я пересеку реку. В Лесу я уже привык к ярким краскам, я даже осмелился надеяться, что мое волшебное «зрение» улучшается. Но теперь я догадался, в чем дело. Зрение мое было таким же слабым, как прежде, таким же убогим, как пейзаж, открывавшийся передо мной.
И, как несколько дней назад, равнины были окрашены в странный красновато-коричневый цвет. Все западные земли, кроме черных хребтов, встававших на горизонте, были того цвета, который Риа назвала «цветом засохшей крови».
Я глубоко вдохнул ароматный лесной воздух. Прислушался к непрерывному шепоту деревьев – возможно, в последний раз. Я едва лишь начинал разбираться в многообразии и сложности языков деревьев, в их голосах, иногда едва слышных, иногда оглушительных. Я подумал: интересно, что же они пытаются мне сказать; и мне захотелось научиться их языку. Я пообещал себе, что если когда-нибудь вернусь в этот лес, то узнаю о нем все и буду хранить его секреты.
Над головой у меня дрогнула ветка хвойного дерева, и воздух наполнился ароматом смолы. Я поднял руку и погладил плоские иглы, в глубине души надеясь на то, что запах леса останется у меня на пальцах навсегда. Что-то заставило меня обхватить ветку рукой, и я крепко стиснул ее, словно в дружеском рукопожатии. Затем отпустил и почувствовал прикосновение шелковистой хвои, скользящей прочь из моих пальцев.
Внезапно ветка сломалась, и я, по-прежнему сжимая ее в руке, покатился в заросли папоротника – прямо на Шима.
– Ты глупый дурак! – Маленький великан вскочил на ноги, хотел ударить меня по руке, но промахнулся и шлепнулся обратно на землю. – Что ты такое вытворила? – крикнул он из зеленых зарослей. – Ты почти меня раздавили.
– Извини, – откликнулся я, стараясь сохранять серьезное выражение лица. – Ветка сломалась.
Два розовых глаза злобно уставились на меня из-за чудовищного носа.
– Шим чуть не сломалась!
– Я же сказал – извини.
Он поднялся на ноги с яростным рычанием.
– Сейчас ты у меня пожалеешь. – И великан, сжав кулаки, приготовился к новому нападению.
В этот момент я обратил внимание на ветку, которую держал в руках. К моему изумлению, кора начала обваливаться с нее. В то же время маленькие ветки защелкали, отскочили одна за другой, и на колени мне посыпались иглы. Кора, свернувшись в спирали, свалилась на землю, словно срезанная невидимым ножом.
Заметив, что происходит, Шим опустил кулаки, и на лице его выразилось любопытство.
Ветка, лежавшая у меня на коленях, уже не была веткой. Она превратилась в прямую, прочную палку, толстую, сужавшуюся книзу, с набалдашником на конце. Подняв палку, я увидел, что она на голову выше меня. Я повертел палку в руках, пощупал гладкое дерево. И вдруг понял.
Пользуясь палкой в качестве опоры, я встал на ноги. Стоя под деревом, вдыхая аромат хвои, я вспомнил свою неудачную попытку обзавестись посохом в мой первый день в Лесу. Я склонил голову в знак благодарности. Теперь у меня был посох. Он был ценен для меня вдвойне – ведь теперь, куда бы я ни пошел, со мной останется частица Друмы.
– Я надеялись, что ты не стукнет меня этой палкой, – с довольно жалким видом пролепетал Шим.
Я сурово взглянул на него.
– Не стукну, если ты не будешь набрасываться на меня с кулаками.
Маленькая фигурка съежилась.
– Я не хотели сделать тебе больно.
Я приподнял бровь, но ничего не сказал. Держа в руке новый посох, я зашагал к куче яйцевидных валунов, замеченных ниже по течению. Шим следовал за мной, продираясь через заросли, ворча не меньше прежнего, но уже не так громко.
Через несколько минут мы добрались до места. Река сильно разливалась, и русло ее устилали белые камни. Как я и надеялся, несмотря на быстрое течение, глубина была невелика. Рядом с камнями в грязи виднелись отпечатки огромных тяжелых сапог.
– Гоблинсы, – заметил Шим, взглянув на следы.
– Уверен, Вечная река не дала им так просто перейти на другой берег.
Шим поднял голову.
– Я вот ненавидим переходить реки. На самом деле, истинно, честно.
Я оперся на посох, сжав пальцами узловатый набалдашник.
– Ты не обязан это делать. Никто не заставлял тебя.
– И как далеко ты пойдете?
– Туда, где сейчас Риа! Поскольку эти гоблины считают, что у них в мешке Галатор, они, наверное, направились прямо в замок Стангмара. Не знаю, удастся ли нам перехватить их прежде, чем они туда доберутся, но мы должны попытаться. Это наша единственная надежда – и надежда Рии.
Я заметил в отдалении скрытые в тени холмы. Над ними висело покрывало облаков, черных, словно грозовые тучи, а хребты в восточной части острова лежали в полной темноте. В памяти у меня всплыли слова Рии о Черном замке: «В самом мрачном ущелье среди Темных холмов, где вечно длится ночь». Я должен найти ее до того, как она окажется в этих горах! «Где вечно длится ночь». Во тьме я буду совершенно слеп. Надежда оставила меня.
Шим сглотнул.
– Ну хорошо. Я идем. Может, не весь этот путь, не до замка. Но я пойдем.
– Ты уверен? Там мед нам вряд ли попадется.
Вместо ответа «великан» вошел в реку. Он сумел пройти несколько шагов, хотя
