— Ты же знаешь, что это такое, верно? — говорит женщина. У нее гортанный сайпурский акцент — грубый, из какой-то сельской местности вроде Тохмая. На ней теплое пальто и шарф. — Ты это уже видел.
Он подходит ближе, приближает лицо к зеркалу, вглядываясь в ее комнату.
— Так увлекся мной? — с ухмылкой спрашивает она. — Если да, то вы ужасно прямолинейны, сэр.
Он ее игнорирует, выгибает шею, заглядывая в отражение, видит стол под зеркалом… и стены по обе стороны, также покрытые зеркалами. Его зрячий глаз широко распахивается: в зеркалах отражается, происходящее по всему Сайпуру и Континенту, в местах вроде особняка премьер-министра и Мирградской палаты Отцов Города.
«Они пользуются Морозом на уровне, которого я никогда раньше не видел, — думает он. — Окна в каждую важную комнату Сайпура и Континента…»
Женщина поражена — она явно не ожидала, что он воспользуется двусторонней связью — и быстро снимает зеркало со стены.
— Ну-ну, — говорит она. — Не суй свой нос куда не надо.
Он следит, ощущая легкую дурноту, как вид в отражении неистово вертится. Сайпурка идет вместе с зеркалом в темную комнату.
По пути Сигруд замечает потолок: дуб, известняк, пятна цветущей плесени.
— Я тебя знаю, верно? — говорит женщина. — Да… Я видела тебя давным-давно, в Вуртьястане. Ты даувкинд, не так ли? Бесхребетный дрейлингский сукин сын, который убил тех солдат. — Она снова смеется, но на этот раз сердито. — Я вообще-то люблю свою работу, но твоя смерть порадует меня больше обыч…
— Аханастан, — говорит он.
— М-м? Чего?
— Ты в Аханастане, — говорит Сигруд.
— Да ладно? С чего ты взял?
— Известняк, — отвечает Сигруд. — И красный дуб. И то и другое встречается там часто. И твой шарф. В Сайпуре еще довольно тепло. И ты не работаешь на министерство, верно?
Она ухмыляется.
— Почему ты так говоришь?
— Будь оно так, — отвечает Сигруд, — ты бы дала знать своим оперативникам, что стерегут имение снаружи, и мне пришел бы конец.
— О, хороший довод. Но тебе все равно конец.
Сигруд смотрит на окна. Никакого движения. Он поворачивается к женщине, приподняв бровь.
— Ты не сбежишь от него, — говорит сайпурка. — Он повсюду. Он во всем. Там, где есть тьма, там, куда не проникает свет… Он тут как тут.
— Тогда почему его здесь нет? — спрашивает Сигруд. — Тени густые. Почему я не слышу шепот твоего хозяина?
И тут он слышит кое-что другое: далекий хриплый грохот, который, несомненно, издает дробовик.
Сигруд смотрит на переднюю дверь, обеспокоенный.
Женщина смеется.
— Ну вот, — говорит она. — Он тут как тут!
Сигруд быстро соображает. «Министерские оперативники не пользуются дробовиками. — Раздается еще один гулкий выстрел. Откуда-то с севера, со стороны главных ворот. — Значит, там стреляют не люди министерства… Но в кого они стреляют?»
Женщина широко улыбается ему.
— Видишь? — говорит она. — Я же сказала, что тебе конец.
Сигруд разбивает зеркало кулаком. Потом бежит к стеклянным дверям во внутренний двор. Приседает, выглядывает наружу и слышит треск выстрелов из пистолета в южной части имения.
— Они со всех сторон, верно? — говорит он. — Она тянула время.
Дрейлинг трет подбородок, размышляя, что же делать. Видимо, она засекла, как он вошел в особняк, и уведомила свою команду о его местонахождении. «Я не знаю, сколько их… — думает он. — Но достаточно, чтобы расправиться с четырьмя или пятью оперативниками министерства, которые размещены вокруг стен имения». А у него только водонепроницаемый фонарик и нож.
Сигруд окидывает взглядом совершенно пустую комнату, пытаясь придумать, как ему использовать окна, двери, шторы, лампы…
Его взгляд задерживается на золотом рожке.
«Газовые лампы».
Он размышляет. Хоть какая-то идея, и все же…
«Мне бы хотелось хоть раз, — думает он, — придумать выход из положения, при котором не надо почти взрывать самого себя».
Он бежит вниз. Времени осталось немного. Имение большое, так что его противники не сразу попадут в главный дом, но у него в запасе, скорее всего, считаные минуты.
Он мчится в комнаты для слуг, в кухню Шары. Хватает штук десять бутылок сливового вина и яблочного бренди и бросает в печь. Закрывает ее и выкручивает температуру на максимум. Слышит, как внутри щелкают и шипят горелки, зажигаясь.
«Это дурацкая идея», — думает дрейлинг. Но не останавливается.
Он кидается через покои для слуг, включая на своем пути все газовые лампы на полную, но не зажигая. Они шипят, заполняя коридор вонью, и воздух дрожит, наполненный газом.
«Они будут следить за дверьми, — думает он. — И за окнами. Как же мне выбраться?»
Он бежит наверх и открывает газ во всех лампах в вестибюле. Потом, вспомнив план особняка — есть еще второй этаж, с деревянными стенами, — мчится по главному коридору, находит большую лестницу, которая уходит наверх, изгибаясь, и спешит по ступенькам.
Он бежит на восток, прочь от помещений для слуг, мимо больших спален и гостиных, совершенно пустых. Приостанавливается возле одной комнаты, подбирается к окну. Собравшись с духом, выглядывает наружу.
Длинная подъездная дорога, усыпанная гравием, тянется на север, к воротам. Через лужайку к особняку широким строем идут люди, прочесывая имение.
Он щурится, пытаясь рассмотреть их оружие, а потом раздается внезапный громкий треск.
Стекло прямо над его головой взрывается. Что-то врезается в деревянную стену позади дрейлинга. Сигруд, испуганный, отпрыгивает, потом закрывает голову руками, когда новые пули с треском летят через окно, выбивая щепки из рамы и дальней стены.
Дрейлинг ползет к двери, потом выкатывается в коридор, тяжело дыша.
«Ладно, — думает он. — Понятно. Они весьма хороши».
Но это заставит их войти в дом. Они решат, что он в ловушке на втором этаже.
Сигруд снова бежит на восток по коридору, хотя теперь держится подальше от окон. Бьет себя по лбу, пытаясь вспомнить, как близко ручей подходит к зданию. Дойдя до дальней спальни, падает на четвереньки и ползет по полу, пока не оказывается достаточно далеко от окна.
У стены он встает и идет вдоль нее, постукивая и прислушиваясь. «Там, снаружи, дерево, — думает он. — Где-то поблизости… По крайней мере я точно помню, что там было дерево, а рядом — ручей». Если он ошибается, все обернется колоссальным провалом.
Наконец он стучит в стену и слышит глухой звук. Он кивает — с носа падают капли пота — и вытаскивает нож. Затем начинает колоть дерево и штукатурку, рисуя неряшливую, пьяно вихляющую линию из дырок. Он едва не смеется от облегчения, когда видит сквозь эти дыры лунный свет.
Грохот внизу. Пальба. «Расчищают комнату, — думает он. — На случай, если я прячусь за дверью».
Закончив дырявить стену широким, неряшливым кругом, он прячет нож, отступает, переводит дух и бежит на стену.
Опускает плечо, бросается всем весом, и…
Треск.
Кусок стены падает наружу, словно открывшийся люк. В следующий миг Сигруд летит, кувыркаясь, сперва через ночной воздух, а после — через листву. Потом он резко останавливается, врезавшись в ветку левым боком, очень-очень больно. Почти вскрикивает, но сдерживается. Он болтается в воздухе у всех на виду, и ему нужно попасть в
