Так или иначе, рядом никого не было.
Когда небо исполосовал рассвет, Кристофер вернулся домой, юркнул под одеяло и уставился на отцовскую фотографию в серебряной рамке. Чем дольше он смотрел на улыбающегося возле рождественской елки отца, тем отчетливее повторялся эхом вопрос, как будто в спальне крутилась заезженная пластинка с застревающей в бороздке иглой. Я сошел с ума? Я сошел с ума? Я сошел с ума? За двадцать минут до звонка будильника, готового призвать их с матерью на воскресную мессу, Кристофер наконец сомкнул веки. Но перед тем как заснуть, он вроде бы различил слабый шепот. Может, мысль. Может, голос. Может, ни то ни другое. Но произнесена была только одна фраза…
Закончишь домик на дереве, тогда узнаешь.
Глава 31
– Спятил, что ли? Отец и так чуть кабель мне в комнате не отключил, – прошипел Тормоз Эд.
Пока родители громогласно здоровались, Кристофер плелся за Тормозом Эдом через церковную парковку.
– Пойми. Достроить просто необходимо, – убеждал Кристофер.
– А кабельное ТВ кто будет оплачивать – ты? – спросил тормоз Эд.
– Нет.
– Вот и достраивай сам.
После домашнего ареста, который начался в День благодарения, прихватил выходные и всю следующую неделю в придачу, мальчики вошли в церковь и волей-неволей высидели небывало затяжную мессу. Отец Том расписывал, как Иисус любит ближневосточных беженцев. Но Кристофер заметил, что все взгляды прикованы к нему. И разобрал шепотки.
– Вон тот мальчонка нашел скелет.
– Этих ребят в новостях показывали.
– Про них в газете писали.
– Пару месяцев назад он в лотерею выиграл.
От этих пересудов у Кристофера заболела голова. С каждой минутой, проведенной вдали от домика на дереве, ему становилось все хуже. В какой-то момент отец Том переключился на латынь. Незнакомый язык вихрился у Кристофера в голове. И diem звучало как «день». Каждое слово несло свой смысл. Но вместе с тем и жестокую волну боли.
O Deus Ego Amo Te –
О Господи, я люблю Тебя, – долетело до Кристофера.
Когда служба окончилась, мать Тормоза Эда поспешила на парковку, чтобы закурить. Глубоко затянувшись, она выпустила облачко дыма.
– Видит Бог, месса сегодня затянулась, – посетовала она. – Неужели отец Том не понимает: всем еще нужно покупки к Рождеству сделать?
Это было сказано без тени насмешки, отчего мать Кристофера еще больше потеплела к Бетти. А та, подчистую скупив на благотворительном церковном базаре рождественское печенье с корицей, пригласила всех в пиццерию отметить радостное событие.
– Какое? – спросила мать Кристофера.
– Эдди освободили от дополнительных занятий для дурачков! – объявила Бетти.
– Ну вообще уже, – надулся Тормоз Эд.
– Прости, миленький. Но что правда, то правда. Ты же посещал дополнительные занятия для отстающих. – Мать погладила его по голове. – А миссис Хендерсон – просто гениальный педагог: ты теперь читаешь на уровне четвертого класса. Гордость наша! Эдди-старший, верно я говорю?
– Еще какая гордость. Еще какая гордость, – пробубнил отец Тормоза Эда, просматривая в телефоне питтсбургские новости.
Кристофер заметил, что у мамы в голове отложилось известие об успехах Тормоза Эда. Потом обе семьи встретились с Мэттом, Майком и обеими их матерями, которые только что вышли из своей церкви близ девятнадцатого шоссе после – как выразилась Бетти – «этого, как его, лютеранского…».
Может, у них и возникали разногласия на религиозной почве, но, если вдуматься… Бог един. Да и пицца для всех одинаково вкусна.
Пока взрослые не торопясь тянули пиво «Айрон-Сити[47]», мальчишки сражались в видеоигры.
– Мне нужна помощь только с кровлей и окнами, – решился Кристофер. – Со всем остальным я и в одиночку справлюсь.
– Извиняй, Крис. Мамаши нас держат под домашним арестом, – сказал Мэтт.
– Во-во, – подтвердил Майк, соскучившийся по обильным десертам.
Но Кристофер не отступался. Боль не позволяла. Ночью, когда мама заснула, он попытался самостоятельно втащить застекленные окна по лесенке наверх. Но груз оказался ему не под силу. Кристофер укрыл рамы от посторонних глаз и хотел заняться кровельными работами, но без помощников и в этом деле не преуспел. Его возможности были исчерпаны. Как только он приостановил строительство, голову сжало тисками.
А славный человек будто сквозь землю провалился.
На другой день Кристофер встретился с друзьями в классе.
– Эту кровлю нужно вчетвером настилать, мне одному никак, – взмолился он.
– Опять ты за свое, сказано же: мы под домашним арестом, – рассердился Майк.
– Крис, в натуре. Отвянь, а? Тебя уже переклинило, – бросил Тормоз Эд. – На лбу все написано. Видок тот еще – ты ж не спишь совсем.
Кристофер перевел взгляд на Мэтта – единственного, в ком не сомневался. Тот молча уставился на парту.
– Мэтт? – поторопил он.
– Не приставай к моему брату, – вмешался Майк.
– Пусть он сам за себя говорит, – сказал ему Кристофер.
Майк был килограммов на десять тяжелее, но Кристофер не дрогнул. Эти двое вскочили и приняли боевую стойку. Мэтт не хотел драки.
– Сядьте, парни, а? У нас и так сплошной гимор, – сказал Мэтт.
Кристофер развернулся к Мэтту. И поймал взгляд его глаза, не закрытого повязкой.
– Ты будешь мне помогать или нет?
Мэтт проглотил язык. Он только смотрел снизу вверх на брата.
– Нет, Крис. Ты уж извини.
Головная боль, не дав Кристоферу подумать, выжала из него злые слова:
– Да пошел ты…
Кристофер осекся – ему стало стыдно. Он не сдержался. Во второй половине дня голова у него просто раскалывалась. Не помогали даже мамины таблетки экзедрина, которые он тайком взял с собой в школу и грыз, как леденцы. Не помогло и известие об отмене последнего урока из-за общешкольного мероприятия. Головная боль не отступала.
Даже в преддверии турнира воздушных шариков.
На игровой площадке он увидел, что все ребята вышли в зимних пальто и теплых шапках. У каждого в руках был яркий воздушный шар с небольшой карточкой, прикрепленной к концу веревочки. По команде миссис Хендерсон каждый написал на карточке свое имя и контактные данные школы. Того, чей шар улетит дальше всех, ожидал приз. Результаты будут объявлены перед зимними каникулами, в последний день занятий. Кристофер вдруг вспомнил, как миссис Кайзер, подкравшись к нему в больнице, голосила: «Смерть уж близко. Все мертво. Мы умрем на Рождество!»
Только не плакать.
Боль сделалась невыносимой. У него не осталось ни малейшей надежды закончить домик на дереве. Стало быть, либо Плохой Кот причинит зло маме, либо он, Кристофер, окончательно свихнулся.
Только не плакать.
Кристофер попытался стряхнуть боль и хотя бы написать свое имя. Но первая слеза упала на карточку и расплылась кляксой.
Не распускай нюни, сопляк.
Но это было выше его сил. Он укрылся за катальной горкой и, стиснув пульсирующие виски ладонями, разревелся. В следующий миг на его веки легла какая-то тень. Когда он поднял взгляд, Мэтт как раз опускал руку ему на плечо.
– Что случилось, Крис?
Кристофер не мог говорить. Его душили рыдания. К нему уже мчались Майк и Тормоз Эд.
– Кто тебя? – спросил Майк. – Брэйди? Убью.
Кристофер помотал головой. Нет, Брэйди ни при чем.
