– Без наживки рыбу не выудишь. Твой язык послужит нам вертлявым червяком.
Кристофер поспешно стиснул челюсти.
– Открой рот, Кристофер.
Кристофер взирал на шептунью с ужасом. Он видел у нее на шее ключ, застрявший в складке кожи, как ведьминский оберег. Ключ ко спасению их всех.
– Четыре входа. Три выхода, – шуршала она. – Тебе известны два. Нам – больше. Ключ у меня. А где же дверь?
Взметнув чешуйчатую левую руку, она зажала ему нос большим и указательным пальцами. Перекрыла воздух.
– Покажи-ка язычок. Для твоего же блага.
Прошла минута, вторая, и легкие в конце концов не выдержали. Кристофер набрал полную грудь воздуха. Шептунья успела сунуть пальцы ему в рот и схватить язык. А правой рукой достала скальпель.
И тогда Кристофер сомкнул челюсти.
– ААФШШШ, – заверещала шептунья.
Зубы Кристофера перекусили ее указательный палец, как хлебную палочку. От этого во рту появился привкус тухлятины. Кристофер выплюнул палец на пол. Шептунья уставилась на огрызок фаланги, откуда фонтаном хлестала кровь, а затем перевела взгляд на Кристофера. На ее физиономии читалось вроде как изумление. Или страх? Нагнувшись, она подняла с пола откушенный палец. Приладила его на место. А после прижала палец и всю ладонь ко лбу, чтобы своим жаром запаять шов. Палец прирос, как будто так и было.
– Ладно, Кристофер. Язык отдавать не хочешь. Так и быть. Можешь оставить себе.
С этими словами она залепила ему рот клейкой лентой.
– А ответы мы возьмем там, где они запрятаны, – добавила она и для ясности постукала его по лбу. – Сестра, будьте любезны, подайте мне костную пилу.
Под клейкой лентой у Кристофера вырвался вопль. У него на глазах медсестра передала шептунье тускло поблескивающую металлическую пилу со щербатыми детскими зубами. При включении она зажужжала, как бормашина. Режущий край остановился на расстоянии ладони от его лба. Закрыв глаза, Кристофер приготовился к смерти. Но почему-то совсем не испугался. И даже почти успокоился.
Моя мама…
Моя мама… рядом со мной – на реальной стороне.
Рядом с собой он ощущал ее присутствие. Касание ее рук. В попытке определить, где подушка прохладней.
Моя мама…
Моя мама… обещает меня отсюда забрать.
В это мгновение вырубился свет, и больница погрузилась в темноту. Кристофер стал озираться, но ничего не увидел. А только услышал вопль. И быстрый топот. На шептунью с разбегу натолкнулось чье-то туловище. Костная пила рассекла ей кожу.
И тут – голос славного человека.
– Спокойно. Я с тобой, – сказал славный человек.
Кристофер почувствовал, как его каталка сдвинулась с места. И помчалась сквозь мглу.
– АТУ ЕГО! ОН СОШЕЛ С АСФАЛЬТА! – взвыла шептунья.
– Молчи. А не то она пустится по следу.
– ХВАТИТ ЕМУ ПОМОГАТЬ! – заорала она из темноты славному человеку.
Каталка сделала резкий поворот вправо и устремилась по коридору. Позади них стонали дети. Славный человек развернул каталку на манер скейтборда и помчался на тусклый свет в самом конце коридора. Надежная рука славного человека расстегивала кожаные ремешки на запястьях Кристофера.
– Сядь-ка, сынок, – мягко сказал он. – Мне требуются твои глаза.
Кристофер сорвал с губ клейкую ленту и встряхнул затекшие руки. А потом сел и сорвал ремни с лодыжек. Он был свободен.
– Скажи, что ты видишь? – попросил славный человек.
Кристофер прищурился и чудом разглядел в темноте какие-то очертания. Человеки-почтари, олени. Припадают к земле в потемках. Только и ждут, как бы выскочить из засады.
– Выход заблокировали, – сказал Кристофер.
– Отлично справляешься, сынок.
Славный человек направил каталку в какой-то другой коридор. И ускорил бег. Подошвы шлепали по полу. Шлеп-шлеп-шлеп. Как бабкины поцелуи. Каталка раздвинула дверные створки, болтавшиеся, как ставни во время урагана. Остановившись, славный человек сорвал с себя ремень и стянул им дверные ручки. Человеки-почтари ломились в дверь. Ремень растягивался, как солоноватая ириска[64].
Но выдержал.
Они оказались в родильном отделении, и тут каталка вдруг замедлила ход.
– Тихо, – шепнул славный человек. – Их будить нельзя.
В темноте Кристофер прищурился и сообразил, куда они попали.
В палату новорожденных.
Ряды и ряды младенцев. Кто в инкубаторах. Кто в плетеных кроватках под стеклянными колпаками. И все спят. Славный человек толкал каталку по палате, как лодку по болоту. Осторожно, дюйм за дюймом. Кристофер заметил, что один ребенок заворочался, будто в страшном сне. За ним второй. Они подрагивали, как первые зернышки попкорна в кастрюле. Хоп, хоп, хоп. Славный человек прибавил шагу. Тогда задергались и другие младенцы. Кристофер почувствовал, что просыпается вся палата. Вот-вот раскричатся. Это будет сигналом тревоги. Как будто их оставили на крыльце. Один малыш открыл глаза. Осмотрелся в потемках. Захныкал. Проснулся следующий. За ним еще один. Каталка под Кристофером поехала быстрее. И еще прибавила скорости. Она мчалась на другую сторону. Раздался первый детский крик.
– Уаааааааа, – сообщил он.
От этого проснулся сосед.
Плач носился по палате, как пинбольный шарик, пробуждая ото сна одного за другим. Младенца за младенцем. Новорожденные заголосили:
– УААААААААА!
– Сигнал тревоги, – сказал Кристофер.
– Нет. Это к ужину.
Вспыхнул свет. Кристофер их увидел. За ними следили младенцы с горящими глазами. Пуская слюни. Во ртах прорастали острые молочные зубы. Новорожденные стали расползаться. Из кроваток. Стенки инкубаторов пошли трещинами, как змеиные яйца.
Оставалось только спасаться бегством.
Подняв каталку на дыбы, славный человек мчался к выходу. Младенцы выбирались из-за стекла и пускались врассыпную, словно паучата. Славный человек вынес входную дверь и направил каталку в дальний конец коридора. Кристофер посмотрел вперед и увидел в стене зияющий рот бельевой шахты. Славный человек набирал скорость. Он сделал три громоподобных шага. И вдруг запрыгнул на каталку позади Кристофера, как разгоняющий в бобслейной команде.
– Держись.
Каталка летела прямо в стену. Кристофер приготовился встретить удар. Бельевая шахта мигом разинула рот, и каталка въехала туда, чтобы ринуться вниз, как «ватрушка» по водной горке. Ее крутило и швыряло из стороны в сторону. Кристофер завопил. Частично со страху. Частично на радостях. В этом спуске смешалось все лучшее и худшее, что бывает на американских горках. Впереди виднелся какой-то танец.
Отражение. Звезд. В воде.
– Соберись, – приказал, напрягаясь всем телом, славный человек.
Кристофер изо всех сил жался к нему, как жался к матери, когда увидел Дракулу. Вода делалась все ближе. Еще ближе. А потом…
ПЛЮХ!
Каталка запрыгала, как плоский камешек, пущенный по водной глади. Чиркнула по дну ручья, замедлила ход и наконец остановилась. Ледяная вода приятно холодила разгоряченную кожу. На миг Кристоферу показалось, что вода – это его мать, которая остужает ему лоб кубиками льда. Он задрал голову. И увидел падающие звезды в ночном небе и каменную кладку козьего мостика.
Они вернулись в Лес Миссии.
– Что это было? – спросил Кристофер.
– Аварийный выход, – ответил славный человек. – Надо тебя отсюда вызволять. Ночью они бы тебя непременно увидели.
Славный человек…
Славный человек… боится.
– Привет, Кристофер, – сказал знакомый голос.
С ним говорил человек-долбунец. Он стоял стоймя. Без малейших признаков сонливости. Глаза чернее угля. Лицо все изъедено – Кристофер сам
