Задумавшись, Харлин не сразу заметила, что Джокер выжидающе смотрит на нее.
– Похоже, вы меня не слушали, – краска залила ее щеки. – Я спросил, удалось ли вам найти что-нибудь такое, что упустили из виду все прочие бесчисленные специалисты?
– Я слушала, – доктор притворилась, что перечитывает записи. – Дайте мне минуту, хочу решить, с чего начать. А вы... вы расскажете мне что-нибудь, чего не говорили этим бесчисленным специалистам?
Джокер улыбнулся, но выражение его мертвенно-белого клоунского лица оставалось серьезным.
– Дайте и мне минуту. Тоже решу, с чего начать.
– Вы должны быть абсолютно искренни со мной, иначе...
– Иначе вы не будете знать, как мне помочь, и мы потратим время впустую, – закончил он за нее. – Старая песня.
– Сомневаюсь, что вы уже слышали нечто подобное, – Харлин поправила очки.
Прядь волос выбилась из прически. Она решила поправить ее позже: сейчас нельзя приводить себя в порядок, даже если речь шла о том, чтобы просто заправить завиток за ухо. Она обязывалась придерживаться строго формальной атмосферы, чтобы не нарушать установленные границы между врачом и пациентом.
– Это мы еще посмотрим, – усмехнулся Джокер.
– Что простите?
– Все дело в имени, дорогая. Вы же не забыли, что меня зовут Джокер?
– Разумеется, я помню, – хладнокровно ответила Харлин. – Но, похоже, вы забыли мое: меня зовут доктор Квинзель, можно просто доктор. Я не дорогая, не милая, не куколка или как там мужчины называют женщин, чтобы принизить их значимость.
Джокер молча посмотрел на нее. Он привык задавать гон в любых обстоятельствах, но ее реплика застала его врасплох и стерла самодовольную ухмылку с лица. Харлин вдруг почувствовала удовлетворение от маленькой победы, но ничем себя не выдала.
– Я вовсе не собирался вас обидеть, доро... доктор, – произнёс Джокер через мгновение. – Прошу меня простить, это все старые привычки, от которых трудно избавиться.
– Ну да. Интересно, сколько вам понадобится времени, чтобы прекратить спектакль? Тогда мы смогли бы поговорить серьезно.
– О чем же? Собираетесь исследовать тайные глубины моего мозга? Хотите понять, что мной движет? Докопаться до корней всех моих проблем?
– Я бы хотела добиться улучшения вашего состояния.
Харлин с любопытством поглядела на пациента, в надежде увидеть, как он среагирует на ее реплику, но Джокер лишь насмешливо фыркнул.
– Ну вот, а говорили, у вас серьезные намерения.
– Серьезные, – Харлин внутренне поморщилась, чувствуя, что оправдывается.
– Ну, конечно, – Джокер закатил глаза. – Улучшить мое состояние! ... Такой шутки я не слышал со времен египетских фараонов, но и тогда это уже не было смешно.
– Я не похожа на врачей, занимавшихся вами, – сказала Харлин. – Возможно, они уверяли, что помочь вам невозможно, но я так легко не сдаюсь.
– Да кто вообще говорит о других врачах? – во все горло расхохотался Джокер. – Хотели они меня вылечить, убить или отправить на Марс – не знаю и знать не хочу, – он сел на край кровати и наклонился вперед. – Точно так же мне без разницы, что вы думаете на сей счет. Меня невозможно вылечить. Мое состояние нельзя улучшить, меня нельзя реабилитировать, спасти, промыть мне мозги или что вы там еще планируете. К черту! Я хорошо знаю самого себя и знаю правду: для меня нет никакой надежды. Ни малейшего шанса, никакого лекарства. Ничего, ноль, кукиш с маслом и полная фига!
Джокер встал. Харлин тоже немедленно поднялась на ноги: он оказался выше ростом, но, когда они стояли рядом, не так нависал над ней.
– Значит, вы легко не сдаетесь? Отлично! Мои поздравления. Можете не сдаваться. За вас это сделаю я, доктор Дорогуша и Куколка. Ничего, привыкнете, я же привык.
Харлин выпрямилась во весь рост и без страха взглянула в искаженное гротескное лицо перед собой.
– Вижу, сегодня нам вряд ли удастся нормально поговорить, – произнесла она спокойным голосом, словно не слыша его воплей. – Вернусь, когда вы будете чувствовать себя... иначе.
Она повернулась на каблуках и вышла.
Выкрикивая что-то нечленораздельное, Джокер попытался кинуться вслед за ней, но стоявшие возле двери санитары были начеку. Его вопли превратились в визг, и обеспокоенная Харлин едва удержалась, чтобы не оглянуться.
К ее удивлению, в коридоре ждала доктор Лиланд.
– Вы в порядке?
Харлин кивнула:
– Как ни странно, все прошло лучше, чем я ожидала. Пожалуйста, извините меня, но мне нужно вернуться к себе и поскорее все записать, пока я ничего не забыла.
Харлин чувствовала, что доктор Лиланд захочет подробно обсудить произошедшее, может быть, даже примется утешать ее, хотя она не нуждалась в утешении. Еще она опасалась, что Лиланд отменит ее работу с Джокером в связи с его эмоциональной реакцией. Но доктор Лиланд так и не постучалась в ее кабинет. Под вечер Харлин услышала, как Джоан заперла дверь и ушла домой. Ушли и все остальные доктора, за исключением доктора Венделла, который был на дежурстве. Харли могла спокойно закончить отчет и обдумать, как лучше организовать новую встречу с Джокером.
Сколько же понадобится сеансов, чтобы он перестал устраивать шоу? Он заявил, что привык жить так, как живет, что означало, в числе прочего, что он пойдет на многое, лишь бы оттолкнуть ее. Разумеется, Харлин отступать не собиралась, но он все равно устроит «Цирковое Представление Джокера» с ним же в главной роли просто потому, что он не представлял, на что еще способен.
Харли набрасывала мысли в блокноте, когда в дверь тихо постучали. Бросив взгляд на часы, она удивилась, что задержалась на час дольше, чем планировала.
На пороге появился Адам, один из санитаров, дежуривших в камере Джокера.
– Извините, что побеспокоил вас, доктор Квинзель, но он настаивает.
– Он? – как будто она не поняла, о ком идет речь.
– Наш подземный, тоскующий клоун настоял, чтобы я нашел вас. Хочет извиниться.
Харлин в изумлении вскинула брови.
– Он уже проснулся после уколов?
– У него выработалась сопротивляемость к успокоительным.
Она уже собиралась спросить, откуда Джокер узнал, что она до сих пор не ушла домой, но передумала и вместо этого произнесла:
– Я как раз ухожу домой. Передайте Джокеру, что мы увидимся в следующий раз.
Адам одобрительно ухмыльнулся.
– Обязательно передам. Доброй ночи, док.
«Будет ему уроком», – подумала Харлин, закрывая за собой дверь.
Она проснулась в четыре утра от кошмара: ей приснилось, что Джокер повесился у себя в камере на веревке, сплетенной из одежды. Двое санитаров перерезали веревку и сняли тело. Лиланд стояла рядом с Харлин, заламывая