– Не для вас этот костюмчик, – небрежно бросил продавец, когда Харли приложила черно-красный костюм к себе, глядя на отражение в зеркале.
Парень за прилавком был толстым и бледным. Скорее всего, неудачник, до сих пор живущий в подвале родительского дома и не собирающийся оттуда съезжать.
– Почему?
– Да потому, что вы – девушка. А Арлекин – парень, – продавец показал на платьице в оборочках с корсетом. – Вам нужен костюм Коломбины.
– Нет уж, спасибо, – Харли наморщила нос. – Этот мне подходит куда больше.
– Арлекин же мужчина, персонаж из Комедии Масок, итальянского народного...
– Мне без разницы, откуда он. Хоть из Каламазу. Я – клиент, я тут главная, и мне решать, что купить.
– Да, мэм. Прошу прощения.
– Ладно. Отвали, а то покупать мешаешь.
– Как скажете, – продавец попятился. – Если что, я на кассе.
Заходя в магазин, Харли уже предполагала, что собирается купить, но сейчас у нее появилась масса новых идей. Выйдя на улицу с покупками, она ощутила почти эйфорию, пусть крылья за спиной и выросли у нее после ухода с работы. Она словно вырвалась из тюрьмы, о которой даже не подозревала, которая складывалась из всяческих «так надо» и «так нельзя». В основном, из «нельзя». Почему она раньше не поняла, как душно ей было в «Аркхеме»? Давным- давно стоило уйти.
Несмотря на то, что Харлин бросила работу, бросать пациента она не намеревалась. Хорошо, что Джокера поместили в отделение медицинской помощи, оттуда его куда легче вытащить, чем из обычной камеры. Девушка усмехнулась: сегодня ночью, после встречи с ней, многим понадобится медицинская помощь.
Все розыгрыши в той или иной степени основываются на жестокости, и самые смешные, как правило, хуже всего. Несчастные, ставшие жертвой подобного розыгрыша, должны смеяться вместе со зрителями, изображая «своего парня», способного поглумиться над собственным унижением. А если они считали, что быть выставленными на посмешище – совсем не весело, значит, у них нет чувства юмора, и им не место в хорошей компании.
«Что ж, сегодня ночью мы узнаем, кто тут свой парень, а кому в нашей компании не место», – думала Харли, набивая резиновых утят стальными шариками из подшипников и заклеивая отверстия суперклеем. Еще она заменила слабенькие пружины в резиновых змейках, выпрыгивающих из банки с надписью «Арахис», на более мощные, после чего змеек оказалось не так-то просто затолкать обратно. Помогли камни, которые она прикрепила к каждой змейке.
Подготовив все необходимое, она надела костюм. Как же отлично она в нем смотрелась. Хорошо, что она не послушала того парня из магазина: костюм Арлекина сидел на ней лучше, чем на любом парне. Еще бы, ведь ее звали Харли Квинн, так сказал Джокер. Харли сняла костюм, наскоро поужинала и принялась ждать. Каждой шутке свое время. Сейчас еще было рано.
Все учреждения живут в своем ритме. К психиатрическим больницам это относится в полной мере, особенно к больницам, содержащим особо опасных пациентов. Ближе к полуночи время словно раздваивается: персонал живет по одному времени, а их пациенты – по другому.
Два часа ночи для заключенных – словно граница между «лечь попозже» и пыткой бессонницы. Любой, кто после двух еще не спит, прямой дорогой направляется к суициду в три утра. Пациенты, которым слышатся голоса, ничего хорошего не услышат. А тех, у кого визуальные галлюцинации, посетят отнюдь не приятные видения.
Четыре утра официально считаются самым мертвым часом. Страдающие от бессонницы еще не спят, но они уже далеко не так бодры, как им кажется. Четыре часа – самая нижняя точка, после которой приближается утренний подъем. Дыхание замедляется, причем не только у пациентов, но и у тех, кто вынужден дежурить в сей кладбищенский период. В эти минуты грань между подопечными и персоналом почти стирается. В этим минуты отличить рациональное от иррационального куда сложнее, чем при солнечном свете.
Все, что угодно, может случиться в этот самый мрачный час ночи.
Охранника, дежурившего в ночную смену в главном приемном покое «Аркхема», звали Гэвин МакДэниелс. Ему было сорок четыре года. После короткой карьеры футболиста и чуть более долгой карьеры вышибалы в одном из печально известных клубов Готэма, он нашел пристанище в «Аркхеме», в качестве охранника и санитара на полставки. Человеком он слыл спокойным, невозмутимым и непроблемным, никогда не брал взятки.
Самым примечательным в нем было то, что он умел спать с открытыми глазами. Об этом он, увы, не догадывался. Семьи у него не имелось, а те редкие женщины, с которыми он встречался, не замечали его особенности или же забывали о ней упомянуть.
А вот Пол Мендес, начальник службы безопасности, ценил данную черту в Гэвине и именно поэтому всегда ставил его на самое позднее дежурство. Если бы кто-то захотел проникнуть в больницу, он вряд ли бы воспользовался главным входом. При этом любой потенциальный преступник, увидевший на посту бдительного охранника с широко открытыми глазами, скорее всего, решил бы отправиться куда-нибудь еще.
Харли узнала об особенности МакДэниелса совершенно случайно, когда очень поздно уходила домой после длительной беседы с Джокером. Еще тогда она предположила, что эта информация может ей пригодиться.
МакДэниелс спал уже второй час. Отдаленный шум двигателя вторгся в его сны, но не разбудил. Он проснулся, когда распахнулась входная дверь. Увидев приближающуюся черно-красную фигуру с колокольчиками на смешной шапке, он решил, что все еще дремлет, и снова отключился.
– Гэвин, крошка, как делишки? – пропищал высокий женский голос с сильным бруклинским акцентом.
Гэвин порывисто подскочил на ноги и посмотрел на белое лицо клоунессы, улыбающейся накрашенными черно-красными губами. Он забыл и про свою рацию, и про кнопку тревоги. Помнил только одно: в «Аркхеме» любая встреча с клоуном сулила большие неприятности. К тому же он узнал голос, пусть Харли и попыталась его изменить.
– Доктор Квинзель?
– Ты только понюхай, какие у меня духи! Прямиком из Парижу!
Арлекин достала огромную бутыль с распылителем и нажала на помпу. Окутавший МакДэниелса прохладный туман действительно пах очень приятно, и эта деталь, мелькнувшая в его голове, оказалась последней ниточкой реальности, потому что уже в следующее мгновение он рухнул на пол без чувств.
Арлекин перегнулась через стойку и добавила:
– Мои духи называются «Спи, моя радость, усни».
Гэвин МакДэниелс ничего не ответил. Он уснул и на этот раз с закрытыми глазами.
Колокольчики на шапке Харли весело звенели, пока она приближалась к компьютеру. Без малейшего труда у нее получилось отключить камеры и сигнализацию. Никому не удавалось взломать систему безопасности «Аркхема» снаружи, но, находясь внутри, можно было провернуть что угодно. Харли
