редакции от вредительского освещения сверху и с боков прикрывал матово-черный козырек-бленда, позволяющий профессиональному пользователю видеть цвета в отраженном и смягченном свете. И в силу тех же обстоятельств старые мастера эпохи Возрождения предпочитали, чтобы окна их мастерских выходили на северную сторону. Жгучим лучам южного солнца и вольфрамовым нитям накаливания безразлично, на какой излучающей или отражающей плоскости они пожирают цвета и оттенки: будь то жидкокристаллический экран, стекло катодной трубки или поверхность льняного холста, покрываемая масляными красками.
Ублюдочную многосвечовую люстру с хрустальными подвесками, доставшуюся ему по наследству от дорогой тетушки вместе с квартирой и гаражом, Кирилл включал только два раза в жизни: один раз понадобилась отыскать упавшую на пол перемычку во времена недолгого увлечения разгоном процессора и видеокарты, в другой же, потребовалось срочно убрать квартиру перед приходом гостей. Дашка тоже прекрасно знала, что зажигать теткину люстру опасно для жизни, как и те, кто был у Кирилла дома больше одного раза. Теперь же кто-то на это наплевал и он за это непременно ответит. И не абы как, а по гамбургскому счету.
У подъезда Кирилл заметил Дашкин скутер и еще больше разозлился. Но мгновенно успокоился. К нему пришло холодное и яростное осознание опасности. Он слишком хорошо знал Дашку. Она никогда и ни за что не появлялась у него без особого приглашения. В квартире расположились чужие. Отца-матери там тоже не могло быть. Они все лето безвылазно сидят на даче. К тому же последний раз предки были у него в гостях то ли в прошлом, то ли позапрошлом году, а, может, еще раньше.
Так-так, 'беретта' со мной, патрон в патронник и на предохранитель. Жаль, револьвер в 'гольфе' у подъезда, свет из кухни на первом этаже, могут заметить.
Кирилл внимательно огляделся по сторонам. В свой двор он еще не входил, и его никто не видел. Разве что кто-то засел на одной из крыш с прибором ночного видения. Но и в этом случае наблюдатель его вряд ли идентифицирует. Триангуляция по мобильнику тоже едва ли возможна — кругом сплошной железобетон, базовых станции еле-еле на связь хватает.
Вроде все чисто: пара пенсионеров на лавочке сумерничают, толстая собачница с пуделем, оболтусы-квартальные на детской площадке. Надо выходить на связь с Виртой.
Но вместо мягкого меццо-сопрано любимой женщины он вдруг услышал гнусное телефонное: 'Абонент недоступен…'. По спутниковому то же самое.
Вот такого, вообще, не может быть. Кто-то и Вирту вырубил и Дашкин скутер спер. Ловушку, выходит, приготовили. Очень хорошо. На всякую хитрую жопу у нас много чего найдется.
Кирилл быстро зашел в ближайший подъезд и взбежал на третий этаж.
— Дядя Саша, это я, Кирилл.
Пенсионер дядя Саша был чокнутым автомобилистом. Он ездил на неприлично ухоженном антикварном 'Москвиче' и знал все об автомобилях и двигателях внутреннего сгорания. Недавно он обалдел от жемчужного 'порше' Кирилла и робко попросился только посидеть за рулем, не трогая зажигания. Опробовать новое авто дядя Саша без объяснений отказался наотрез, несмотря на уговоры Кирилла.
— Дядь Саш, нужно хорошее изображение чистого 'кадиллака' не позднее 1908 года. Найдется?
— Заходи, Кирилл. Что-то у меня было, — пригласил гостя пенсионер и направился к своим книжно- автомобильным развалам.
Кирилл и раньше брал у дяди Саши картинки с раритетными автомобилями для своих дизайнерских работ. И теперь, пока тот искал 'кадиллак', на котором сто лет тому назад ездил американский президент Теодор Рузвельт, Кирилл вышел на балкон и оглядел двор: вроде ничего и никого подозрительного, но надо спросить у спеца.
— Дядь Саш, выдь на балкон, глянь, новых тачек в квартале не прибавилось?
— Что ж, почему не поглядеть? Вон стоит 'шевроле' хахаля Таньки из десятой квартиры, а там новая 'Волга' с гебешными номерами. Хахаля гебисты пасут, два раза после него машину в том темном углу ставили, два раз так заезжали, один раз днем видел. Остальные все свои.
— Ладно, Дядь Саш, я к тебе завтра зайду. Меня дома Дашка ждет.
Гебуха, получается. За вами, значит, придут. Принято. Мефодию не звонить, не узнает всей правды и умрет счастливым. А с этими я сам сыграю. Боевой режим. Вперед, на мины.
Подозрительная 'Волга' была пуста, или некто хорошо прятался между сиденьями. Нет, все чисто. Теперь черед тыловых служб. Помнится, под стенкой гаража мы где-то зарыли топор войны. И еще кое- какие сувениры. Раскольникову топорик пригодился. Мне нет.
Кирилл не был мирным индейцем, коему требуется особый ритуал, чтобы встать на тропу войны. Напротив, Кирилл никогда не возвращался с войны, он был всегда на войне, и ему некуда было уйти от войны и себя самого. Ни раньше, ни потом, когда понятие 'мирная жизнь' для него, вообще, перестало существовать после армейской службы. На войне, как на войне, тоже не каждый день стреляют. Выходит, передышка между боями закончилась, время выполнять боевую задачу, желательно, малой кровью и на чужой территории. Но гораздо чаще бывает, что воюем в собственной квартире, во дворе, в городе, в стране или на своей планете.
К своему гаражу Кирилл перемещался прерывистыми интервалами боевого режима, скользящим шагом разведчика избегая освещенных мест. Первый обнаружен. Есть контакт! Некто ковырялся в гаражном замке и очень неосторожно. Кирилл его достал сокрушительным ударом из-за угла справа. Гада в вязаной шапке с прорезями для глаз и рта Кирилл затащил в гараж через боковую дверь.
Так, личность незнакома. Оружия нет, документов тоже. Странно, хотя все может быть.
Кирилл тщательно связал неизвестного взломщика алюминиевой проволокой и заткнул рот ветошью.
Прикрутить к стойке. Выживет — допросим. Сейчас инвентарь. Сначала заначка. Две гранаты Ф-1 из тайника у стенки. Ножичек тоже может сгодится.
Десантный нож лежал на полке рядом с еще более нужным предметом — десятиметровым капроновым шнуром.
А вот и перчатки. Кусачки есть. Готов. Форма одежды? Годится. Джинсы, кроссовки, куртка бархатная, одна. Броник бы еще. Ишь, чего захотел, воюй в чем есть. Шапку возьми, колпак палача и террориста, мать его…
Кирилл был точен и экономен в своих движениях. На первого противника и сборы он затратил не больше двух минут.
Были сборы недолги, от забора и до обеда. Теперь вперед и короткими интервалами, а там через забор.
На подходе к забору от угла линейки автомобильных укрытий, валко пошатываясь, вынырнули двое, по виду типично гаражные ханыги.
— Мужик, закурить есть?
— Угощайтесь.
Ножичком что ли обоих? Хотя не надо, профи так его бы не встретили. Или не уважают?
Кирилл с готовностью протянул им двумя руками пачку сигарет, роняя ее на землю, и вырубил обоих, левой и правой неуловимо и синхронно мазнув каждого по сонной артерии — на всякий пожарный. Проверил оружие, документы — чисто, затем пульс.
Полежат — очухаются. Курить — здоровью вредить. Это надо знать каждому, бомжики. Время, время. Остальные уйдут. Ни фига, они в засаде, меня дожидаются, козлы. Повеселимся и опохмелимся. Ха!
Через семь минут Кирилл взбегал по лестнице центрального подъезда к люку на плоскую крышу пятиэтажки. Замок, пробой, кусачки. Люк закрыть.
Так, оценим обстановку. Вниз на балкон, а дальше как вывезет. Готов. Но не пошел. Стоп, машина.
Кирилл опять попробовал дозвониться до Вирты по сотовым и спутниковым номерам.
Нуль подсечки. Зря звонил, без
Вирты засекут. Отключить и быстро. А если на провод? Спугну. Или напугаю? Может Вирта перехватит?
Кирилл позвонил себе домой и передернулся, когда услышал по телефону Дашкин щебет:
