спасибо. Не думал, что столько отвалишь.
— Это тебе, Толстый, спасибо за пса. Если считаешь мало, могу добавить. К примеру, как спонсорскую помощь на кинологические исследования.
— Ты не прокурор, добавляй, карманы у меня шире некуда. Так все время и держу. Если ты такой богатый, тачку себе купи нормальную, а то пылишь на всякой немецкой дряни: то 'фолькс', то 'порш'. Давай, двигай завтра на авторынок. Я распоряжусь, чтобы тебе там все в лучшем виде показали и устроили.
— А ты мне лучше БРДМ продай.
— БРДМ не могу, самому нужен. Но сопровождение организую в лучшем виде. Дороги у нас ухабистые и беспокойные. Смотреть надо в оба.
— Я и смотрю.
На ужин и ночные стрельбы в Хатежине Кирилл сначала хотел остаться, но передумал. Он загрузил на заднее сидение боеприпасы, АК-74, РПК и бронежилет в багажник. На складе он еще разжился полной экипировкой спецназовца. Водятся, оказывается у хатежинских такие могучие штуки! Попрощавшись с отцом-командиром и еще раз поблагодарив его за пса, он отбыл в свою царскосельскую усадьбу без названия. В дороге Леон задал ему абсолютно неожиданный вопрос:
— Кирилл, я тоже был таким, как те в клетках, звери? Неразумным?
— Да, Леон, был.
— Его звали Дон, того, моего предшественника?
— Его звали Дон Карлеоне, и он был очень хорошим псом. За это его убили.
— Он тебя любил, Кирилл?
— Наверное, да.
— Я тоже тебя люблю, хозяин. Но меня убить нельзя, потому что ты всегда можешь дать мне новое тело. А моя душа — это ты.
— Возможно, это и так, Леон. Не знаю, я слишком многого не знаю. Но знать надо.
У себя в Царском Селе Кирилл еще до ужина прежде всего отпустил в город Катерину с Ингой. Воскресенье — их законный выходной.
— Катькин 'рено' заправили? Молодцы, хорошие девочки. А теперь поезжайте. Если что всегда можно вызвать приходящую прислугу. Как там их?
— Вика и Лена, — подсказала ему Вирта.
— Вот-вот, сплошное бабье царство. Один я здесь как перст. Совсем один…
— А Леон?
— Точно, Леон у меня есть. Он действительно мужик.
— Да, Кирилл, я тоже мужик, — присоединился к обмену мыслями Леон.
— Может, тебе еще сучку с красивым экстерьером и длинной такой родословной подобрать из хатежинских?
— Я бы не отказался, если ты разрешишь.
— Но с тобой тогда этим будет заниматься неразумное животное. Тебе это подходит?
— Надо бы попробовать. И для этого дела разум совсем необязателен, Кирилл.
— Отставить разговорчики. Отделение, приготовиться к приему пищи! В столовую, на второй этаж, в одну колонну, шагом, арш!
После ужина Кирилл поднялся на любимый балкон на третьем этаже и неожиданно-негаданно обрадовался, увидев кресло-качалку, точь в точь такое, какое стояло у него на пятом этаже в ныне несуществующей дебиловской хрущевки.
Страховку что ли себе за взорванную квартиру потребовать? Совсем ты обнаглел, Кириллка-Курилка. Кучу народу в распыл пустил, и еще бабки себе за это хочешь? А как же! Каждый труд благослави, зарплата. В нашей стране всякий труд почетен. Особенно киллера. Вы, ты, они жертвою пали в борьбе роковой. Споемте, друзья! И сами, как один умрем в борьбе за это. Или за то? А может, за черт знает что сейчас гибнут неучаствующие персонажи и нонкомбатанты. За это и выпьем. Выпьем и снова нальем. Выйдем и снова зайдем. На девять бед один ресет. Со святыми упокой!
— Вирта, будь любезна, поднеси любимому мужчине грамм двести коньячку с лимончиком.
— Уже иду, дорогой.
— Спасибо за кресло, милая.
— Я знала, что оно тебе понравится.
Второй вечер в подряд Кирилл чувствовал себя приятно усталым и неимоверно удовлетворенным как после удачно завершенной долгой и кропотливой работы. Хотя ему казалось, что, в отличие от вчерашнего дня со стрельбой и адреналином, сегодня он никак не мог слишком уж перетрудиться.
С песиком малость побегал, подсвинка завалил, к Федьке в гости съездил. Пожалуй, и все. Дом с охранным периметром, что ли на меня так действует? Какое-то дикое и непривычное ощущение полной безопасности. Но так не бывает. Еще как бывает, если на ограниченном пространстве и в четко определенный вектор времени. Но угроза должна быть. Если не здесь и сейчас, то потом и там. Где там? За горизонтом.
Кирилл попробовал просканировать окружающее его пространство. Внутри охраняемого периметра трехэтажного блокгауза он все прекрасно различал и видел не хуже, чем обычным зрением. С некоторым усилием он увидел соседние дома снаружи и внутри. Окна, стены, сцены семейной жизни… Мимоходом отметил, как симпатичной соседке из особняка наискосок неслабо достается от ревнивого мужа.
Кажется, по-украински это называется: березовым прутом, щоб я не стояла с молодым рекрутом. Несчастная царскосельская Дездемона! Но везучая. Если бы у нее в мужьях был Отелло, ей бы досталось круче. Впрочем, тот черномазый наверняка удавил жену, когда ее трахал, а на Яго все списали. Может, быт семейный заел? Ты мочилась на ночь, Дездемона..? А куда..? В чайник!!! Так, умри, несчастная! Я из него чай пил!!! Кончай дурью маяться, шекспировед хренов. Смотри дальше и в оба.
Теперь Кирилл мог окинуть мысленным взором весь охраняемый поселок для избранных народом и фортуной. Мог проникнуть в каждый дом, заглянуть в каждую спальню и услышать каждое слово. Но эти слова его совершенно не интересовали. Он пытался понять и разглядеть, что и кто ему может угрожать.
За поселком был лес, маленькие ручейки и речки чуть побольше, лесные поляны, перелески, поля. Все они жили своей жизнью, дышали, что-то чувствовали свое, но нисколько не угрожали ни отдельному человеческому существу Кириллу Дербанову, ни другим, окружавшим его существам, ни прочим людям, его не интересовавшим. Его влекло то, что находилось за горизонтом его мысленного взгляда. Казалось, еще одно усилие и он все поймет, все осознает, определит, где угроза, и что необходимо сделать, сейчас, сегодня, завтра…
Кирилл уже видел город, подобный черной полусфере округло клубящегося облака после ядерного взрыва, когда от земли еще только начинается подниматься восходящий поток воздуха, несущий с собой тучи пыли, мелких обломков и радиоактивного пепла. Угроза была там, и он мог ее обнаружить, если бы ему еще чуть-чуть хватило сил. Эх, была не была! Где наша не пропадала! А везде! И тут, и там…
— Кирилл, хватит. Такой перегрузки твой разум может не выдержать…
Ощущение безопасности и покоя накрыло его как волна. Он чувствовал себя словно только что проснулся укутанный теплым уютным одеялом утром в воскресенье в детстве, когда не надо с места в карьер вставать, чтобы не опоздать в школу. Спешить сейчас ему было некуда. Все на месте, все дома.
Его левая рука покоилась на холке у Леона, а Вирта стояла за его креслом и двумя руками, чуть касаясь, массировала ему виски и лоб.
— Закрой глаза и думай о чем-нибудь мягком и спокойном. Хотя бы о моих сиськах.
— Очень успокаивающая мысль, особенно когда они у тебя вместо подголовника.
— Вот и положи голову спокойно на мягкое. Тебе, дорогой, в твоем нынешнем состоянии не стоит совершать резких движений. Леон сказал, что ты сегодня пять раз переходил в боевой режим. Притом без всякой на то необходимости.
— Так было надо. Я учился.
— Тяжело в ученье — легко в гробу. Ты этого хочешь?
— Не-а.
