Другие правила – эхом отозвалось в голове у Птицы. Всегда есть правила, которые надо выполнять, это она знала. На правилах и условиях строятся отношения с духами, с хозяевами и даже с самой судьбой. Если бы только знать наверняка, какие из правил точно приведут к удаче.
#22. Птица
Аниес стала совсем тонкой и заглядывала в отверстие низкой пещеры смущенно и неуверенно. Через слабые всполохи почти угасшего костра она просматривалась неверно, скорее угадывалась в светящейся синеве ночи. Набирал силу круглый большой Маниес, заливая склоны призрачным серебром.
Птица никак не могла уснуть. Ей чудился глубокий голос Ога, то полный злости, то ленивый и медленный, как вода в озере Белорыбья. Всплывали в памяти его слова о собственной силе и о ее загадочной связи с Травкой. О том, что ведунья Хамуса уже не посмеет бросить кости на его имя…
А какое у него имя? Ог – это всего лишь прозвище, образованное от слова «охотник». Так кличут половину охотников в округе Линна. Но ведь хозяин – свободный, значит, у него есть настоящее имя, записанное в Книге живущих у жрецов храма. Или его имя записано у Железных рыцарей?
К каким богам взывает Ог? Птица ни разу не видела и не слышала, чтобы он молился. Браслеты на его руках не обладают совсем никакой силой, это девушка почувствовала сразу. И зачем только он их носит?
И самое ужасное – Ог почти всегда угадывал те мысли, что одолевали ее, Птицу: и вопрос о силе, и желание смерти Травки. Почти все ее страхи были названы, на все вопросы были даны ответы. Нет сомнений – хозяин знает мысли тех, кто находится с ним рядом. Только вот как он это делает? И еще утверждает, что не маг…
Птица плотнее прижалась к сопящей Травке – так было теплее, а то от земли тянуло холодом и неожиданной влагой. Не открывая глаз, девушка провела руками по пустым запястьям, подумала, помогут ли ей духи без браслетов или уже навечно прогневались и лишили ее своей милости и благосклонности?
Надо попробовать. Сейчас не мешает ничего. Ог спит, собаки его растянулись у входа, надежно охраняя путников от незваных гостей. Сопит чуть в стороне, на ветках, Еж и изредка дрыгает ногами, будто все еще находится в седле и подгоняет медлительную лошадку. Травка – та вообще не шевелится, даже почти не слышно ее дыхания.
Птица сосредоточилась, постаралась избавиться от лишних мыслей и принялась шепотом читать заклинание. Надо научиться скрывать свою голову от проникновений Ога, спрятать мысли под невидимой стеной силы. И эта стена никогда не должна рушиться, чтобы никто не смог понять, что девушка думает и о чем беспокоится. Так будет справедливо. Она, конечно, рабыня, но даже рабы имеют право на собственные мысли, данного права никто у них не может отнять.
Непонятные для нее слова заклинания послушно всплывали в памяти и сплетались в причудливый узор фраз, заставляя густеть окружающий воздух и вспыхивать оранжевыми языками затухающее пламя костра.
Ог вскочил внезапно, с удивительной скоростью перепрыгнул через огонь, опустился рядом с Птицей и закрыл ей рот ладонью. Посмотрел на девушку почерневшими глазами и устало сказал:
– Не смей больше это делать. Ты поняла? Не смей колдовать, пока ты рядом со мной. Темный маг, ради которого приходят химаи, – это ты, оказывается, а не бедная Травка. Хочешь, чтобы сейчас в пещере оказались эти черные твари?
Птица испуганно таращилась на Ога и не могла произнести ни слова. Незаконченное заклинание все еще вертелось у нее в голове, но слова уже теряли свою силу, и в темноте пещеры быстро наступал покой.
– Никогда не произноси больше такие заклинания, ты призываешь темные силы, которые обязательно возьмут плату за свою помощь. Или ты думаешь, что тебе будут бесплатно помогать могущественные духи? – продолжал сердито говорить Ог. – Чем ты им заплатишь?
Птица хотела сказать, что помощь всегда появлялась бесплатно, но хозяин ее опередил:
– До сих пор ты была игрушкой в руках жрецов, но рано или поздно тебе пришлось бы платить: своей внутренней свободой, способностью различать доброе и плохое, своей жизнью, наконец. Есть ли у тебя что-то дорогое? Духи отобрали бы у тебя все.
Ог внезапно успокоился, уселся рядом на землю и замолчал. В темноте Птица видела лишь оранжевый отсвет на его лице, ставшем внезапно строгим и немного презрительным. Появилась его обычная брезгливость – девушка очень ясно ее почувствовала.
– Я многое расскажу вам, только чуть позже. Я понимаю, что не так просто перестроиться. Но ты сама подумай, Птица, так ли тебе нужен был тот храм Набары, и так ли ты хотела провести несколько лет жизни за стенами, отдаваясь каждому грязному и вонючему моряку, кто только внесет за тебя плату. Каждую ночь удовлетворять чужую похоть, думая, что живешь в любви, а на самом деле не знать ни капли любви и даже не иметь права на любовь… Думаешь, что золотая сережка в носу этого стоит?
Птица слушала его и ничего не отвечала. Был ли он прав? Она сейчас ничего не понимала. Девушка потерялась в этих неизвестных землях, в этой темноте, и все, чему ее учили раньше, сейчас ей не помогало. Она просто не знала, чего ей ожидать от будущего и кого теперь слушаться.
Опыт подсказывал, что хозяин всегда прав, ему виднее. Так, Птица привыкла доверять прежней хозяйке – маме Мабусе. А тут как доверять, если Ог говорит странные и непонятные вещи? Если произносить заклинание нельзя, тогда как же прекратить судороги у Травки, когда она забьется в припадке? Как можно избавиться от химаев? Она ведь не обладает такой силой и такой волей, как Ог!
Или доверить теперь все эти проблемы охотнику? Пусть он успокаивает Травку, защищает от химаев и Речных людей. Он ведь и так кормит их, заботится о них. Просто взять, довериться своему хозяину и выучить теперь уже другие правила?
Ог вдруг повернулся и удивленно посмотрел на Птицу. Кивнул ей и сказал:
– Да, ты правильно думаешь. Просто довериться. И перестать бояться. Вы со мной рядом уже вторую ночь, и я ни разу не обидел вас. Ни разу не оставил голодными, не отругал. И ни разу не требовал от тебя, Птица, этой твоей любви, как вы называете плотские утехи. Еж вот уже давно не боится, он понял, что все в порядке.
Девушка хотела было сказать, что
