Никто не познает ее любви… Вот что сказал глупый Нгац. Черная юбка, черное покрывало на голове. Это цвета смерти. Черными флагами покрывают моряки трупы врагов, когда скидывают их в море. Черное – знак рыбьего короля Гусса, что поднимает волны, опрокидывает корабли и требует от рыбаков живой дани. Что может быть ужаснее черного цвета? Ничего…
Не к добру это все, ох, не к добру… Как же заманить добро в свою жизнь?
Нок торопливо умывалась во дворе, около колодца, стирая едва заметную черную подводку с глаз. Вода брызгала на пальцы ног и от этого, почему-то, бежали мурашки по коже. Сад тонул в темноте. Большая шелковица заслоняла ветвями звезды и чуть слышно шелестела, точно листья ее переговаривались между собой. Что знают ветви шелковицы? Что они видели в своей жизни?
А вдруг страшный Незнакомец притаился где-то тут, в темноте сада, и смотрит сейчас на Нок, ожидая, когда она сбросит тунику, чтобы смыть с себя дневной пот и морскую соль? Вдруг он только и жаждет того, чтобы выпить из нее все жизненные соки и всю красоту? Недаром он так странно смотрел на нее сегодня вечером…
Страх, точно миллионы черных муравьев, задвигался внутри девушки, расползаясь по всем венкам и жилкам. Дрожащими руками Нок поливала себя водой, тряслась и все оглядывалась вокруг. Прикасалась к браслетам и шептала:
– Да сохранят духи… да сохранят духи…
Наконец, вытерев тело грубой хлопковой тканью, она набросила тунику и кинулась к хижине напрямик, через редкие грядки с помидорами и смородиновые кусты. Споткнулась о выложенную камнем дорожку, вскрикнула от боли, но не остановилась.
Уже на пороге услышала тихий голос Ежа, рассказывающий Малышке:
– Одиноких королевств всего два, ты знаешь. Верхнее, где правят маги, и Нижнее, где правят рыцари Ордена Всех Знающих. А когда-то было по-другому.
Скрипнув дверью, Нок нагнулась, прошла через низкий проем и села на край хлипкой, деревянной кровати. Всего кроватей в хижине было две – для Ежа и для Нок. Травка спала в ногах у девушки. Малышка, видимо, будет спать с Ежом, больше-то негде. Это пока… Пока старшая Нок не уйдет в храм Набары.
Еж продолжил свой рассказ:
– Давным-давно в Нижнем королевстве тоже поклонялись духам Днагао, и храмы у них стояли. Но случилась война, и Верхние маги напали на королевство. Они считались тогда непобедимыми. Колдовство у них было сильное.
Нок снова дотронулась до своих браслетов. И чего это Еж разболтался ночью? Не спится что ли болвану? Девушка сбросила тунику, нисколько не смущаясь своего друга. Да и кто ее разглядит в кромешной тьме хижины? Окна, выходящие в сад и не закрытые ставнями, зияли темнотой, а Маниес и Аниес остались где-то в небе, над крышей. Ни одного луча не проникало в дом.
Грубая серая рубашка до колен, в которой Нок ходила днем, когда помогала маме Мабусе, отлично подходила для сна. Натянув ее на себя, Нок села на кровать и, сузив глаза, всмотрелась в темноту. Травка уже спала, свернувшись в клубок на другом конце набитого травой тоненького матраса.
– И вот тогда разразилась страшная война. Верхние маги умели убивать, не вытягивая мечи из ножен. Только одним колдовством высасывали они жизнь из людей. Там, где они проходили, оставались мертвые деревни. Все боялись Верхних магов, и никто не мог им противостоять. И в этот момент появился Великий маг Моуг-Дган. Он пришел с северных земель, оттуда, где живут проклятые. Он победил всех Верхних магов и всех проклятых. Моуг-Дган оказался таким сильным, что его колдовство поглотило колдовство и тех, и других. Он восстановил мир и сказал, чтобы все люди работали и делали добро. Тогда война не вернется. А уже после земли Нижнего королевства захватили рыцари Ордена Всех Знающих. Построили свои храмы, и до сих пор строят. Они требуют, чтобы все на них работали и поклонялись только их Знающим. Они говорят, что остальные боги – это плохие боги.
– Я знаю, – едва слышно шепнула Малышка.
– Ты чего разболтался, Еж? Ума что ли не стало? Хватит того, что пьяный Нгац болтал сегодня вечером – да хранят нас всех духи, – а иначе сам знаешь… и так неспокойно мне что-то… Спите лучше, пока Травку не разбудили.
Нок легла, но, несмотря на усталость, сна не было. Только иссушающая тревога жгла душу. Чудились в комнате какие-то шорохи. Видать, скреблись мыши, но воображение рисовало ужасных животных. Или еще что страшнее…
Нок перевернулась несколько раз на кровати, вздохнула. Надо заснуть и не проспать рассвет. Ведунья Хамуса будет ждать ее нынче утром в своем доме.
Вдруг в темноте девушка разглядела, как медленно поднялась с кровати Травка. Села, свесила ноги, подняла лохматую голову и издала низкий, булькающий рык.
Началось… Не зря, не зря ее терзали предчувствия…
Нок кинулась к Травке, но та рухнула на пол и подняла страшный вой. Звуки были жуткими, нечеловеческими. Будто не девочка пяти лет издавала их, а выло какое-то яростное животное. Руки Травки задергались, задрожали и застучали о деревянный пол хижины. Ноги точно пустились в дикую бессмысленную пляску. Голова замоталась с бешеной скоростью из стороны в сторону.
Это припадок падучей…
Нок попробовала поймать руки Травки. Не сразу, но ей это удалось. Прижать со всех сил. И ноги тоже.
Где-то в темноте заплакала Малышка, испуганная воем. Еж торопливо прошептал:
– Ну же, давай быстрее…
Хорошо ему говорить там, у себя на кровати. А Травка уже умудрилась попасть ногой по подбородку Нок. Успевай только уворачиваться. Девушка навалилась животом на девочку, прижала коленями ее ноги и со злостью зашептала слова заклинания. Только бы сработало…
Дверь хижины резко распахнулась, и на пороге появилось странное существо. Черное, лохматое, с горящими глазами. Стояло оно на четырех лапах, но его большая голова вовсе не походила на голову пса. Вытянутая морда, маленькие ушки. Горящие желтым глаза. Тварь глухо рыкнула, и Нок поняла, что сейчас она войдет в хижину и тогда…
Сбившись, Нок принялась заново читать заклинание. Торопливо проговаривая слова, она сильнее вдавливала Травку в пол. В то же время все силы ее души были направлены на дверь. Только бы животное не вошло, только бы не вошло.
Замолчала Малышка, перепуганная до полусмерти. Привычный к такому Еж тоже молчал.
Животное на пороге не двигалось. Его ярость казалась горячей и страшной, и ее, эту ярость, нельзя пускать в хижину. Удержать на пороге изо всех сил. Возвести стену между животным и детьми. Прочную невидимую стену. Нок представляла ее себе очень ясно.
