– Вот ведь, – поделилась с обалдевшей Глашей опытная гардеробщица, – недаром говорят: многие знания – многие печали. Съехал головушкой-то наш Пётр Петрович…
На китайском стадионе в центре поля стоял чиновник в квадратной шапке и чёрном шёлковом халате, расшитом золотыми цветами. Счастливый Сунь Укун, обвешанный двумя золотыми медалями, перекатывающий их в руках и бренчащий ими, как погремушками, наскоро пояснил любопытной Аксютке, что такая одежда является талисманом, приносящим человеку, который её надевает, долголетие и всяческое благополучие.
Чжу Бацзэ, едва поместившись в кресле, довольно похрюкивал, поглощая пирожки от русской печки, жареных кузнечиков, прожаренный до хрустящей корочки рис в съедобной тарелочке из кукурузной муки, и закусывал всё это маринованными молодыми стеблями бамбука с острыми стрелками чеснока, запивал эту адскую смесь сладкой грузинской газировкой, так что только и успевал утирать пятачок просаленным рукавом халата.
Изрядно утомлённый суматохой этого дня Егорка вполглаза смотрел, как чиновник в чёрном открыл большую клетку из витых прутьев, как с четырёх сторон стадиона цветными стрелами к клетке полетели драконы, принося в каждой из четырёх когтистых лап по одной летучей мыши. И как только все мыши были собраны в клетку, чиновник захлопнул её, для надёжности повесив золотой замок, и шестнадцать пар кожистых крыльев замелькали между прутьев, хлопая по ним с гулким звуком.
Белый слон, везущий на своей спине огромный розовый лотос, вальяжно прошёлся по квадратному кругу стадиона, помахивая тонким коротким хвостиком, а потом резко скрылся. Слоны, они и не такое умеют, хитрые зверьки. Сунь Укун подорвался куда-то, пообещав принести что-то жутко интересное, а в результате чуть было не сбил с ног Золотого дракона Хуань Луна, пытавшегося протиснуться между огромным пузом Чжу Бацзэ и спинками впереди стоящих кресел.
– Эй, Сунь Укун, ты бы поаккуратней как-то, – вступилась за своего любимца рыжая Аксютка. – Совсем паморки поотшибало…
– Что такое «паморки», госпожа Аксют Ка? – живо поинтересовался дракон, усаживаясь между ней и Егоркой.
– Э-э-э… ну вообще-то я и сама не знаю… – задумалась девочка.
– А энто потому, что ты классическую литературу не читаешь, – проворчал домовой. – Вот если бы ты читала Шолохова, то знала бы, что так говорят, когда человек с толку сбит какой-нибудь внезапной ерундой.
– О, Хуань Лун, у тебя цветочек! – тут же переключила своё внимание домовая.
– О да! – опомнился Хуань Лун. – Этот редкий мудань я принёс вам в подарок!
– Чего ты ей в подарок принёс?! – краснея до ушей, удивился Гаврюша.
– Мудань, – охотно пояснил дракон.
– Да энто же пион обыкновенный!
– Необыкновенный, мастер Гав Рил, – учтиво поправил его Золотой дракон, вручая жёлтый пион девочке. – Это очень редкий мудань. За него платят только золотом. Драконы в Поднебесной небогаты, – смущённо опустил глаза Хуань Лун, – поэтому моего золота хватило лишь на один цветок…
Хихикающая и раскрасневшаяся домовая кокетливо понюхала огромный жёлтый пион на тонком стебле.
– Этот цветок очень почитаем, – решил рассказать Золотой дракон, – и выращивается только в городе Лоян, где каждый год проходит целый фестиваль муданей. И вообще, у этого цветка изумительная история.
– Ра-ах-аскажите-е, – практически зевнул Егорка. Ему ужасно хотелось спать, но и пропустить волшебный рассказ Золотого дракона он не мог…
– Смотрите, как будут исполнять танец муданя актёры, а я подскажу, что всё это значит.
На середину стадиона выбежала сотня миловидных девушек в разноцветных платьях, и каждая имела на голове подобие большого цветка из рисовой бумаги. Они встали маленьким квадратом и опустились на колени. В центр медленно шагнула высокая женщина в зелёных императорских одеждах. Заиграла изящная музыка…
– Легенды гласят, что в стародавние времена династии Тан в Древнем Китае правила единственная женщина-император по имени У Цытянь. Она была такой своенравной, что считала, будто бы ей обязаны подчиняться не только люди, но и сама природа. Однажды зимой ей стало скучно в саду, и она громогласно повелела всем цветам расцвести на следующее утро. И когда на рассвете императрица вошла в сад, все цветы покорно раскрыли ей свои цветущие лепестки…
Девушки встали и приняли разнообразные привлекательные позы. Женщина, изображающая императрицу, строго прохаживалась от одной к другой. Однако вот слева «цветок», встав с колен, не пожелал раскрыться.
– Её волю приняли все. Кроме одного муданя, – продолжал шептать Золотой дракон, стараясь не перекрывать чарующей китайской музыки. – Этот цветок оказался настолько гордым и своевольным, что взбешенная У Цытянь, топая ногами, отправила непокорного бунтовщика в ссылку в далёкую провинцию, в город Лоян.
Девушка опустила голову, подняла на плечо палочку с узелком и отправилась по кругу в «ссылку». Трибуны ревели от восторга, крича и аплодируя.
– Но там его приветствовал народ, гордый тем, что хотя бы один цветок на свете выказал такую храбрость, заявив, что законы природы не могут следовать капризам власть имущих! Все большие мероприятия в Китае заканчиваются этим спектаклем. Он символизирует свободу и понимание того, что даже сам Небесный император может потерпеть поражение от ничтожнейшего из своих подданных…
– Тише, Егорка спит…
– Я не сплю, – сразу вскинулся мальчик. – Это очень красивая история. А что потом стало с гордым пионом?
– Мудань стал самым популярным цветком в Китае, – улыбнулся Хуань Лун. – У нас говорят: кто любит цветы, тот увеличивает своё счастье и получает блаженство. А кто не любит, должен подвергнуться строгим наказаниям!
– Я люблю, – сразу призналась Аксютка, прижимая пион к груди.
Китайские олимпийские игры заканчивались красиво и торжественно, стадион утопал в цветах.
Глава сорок третья
Бежим домой, там тоже интересно!
Чтобы не тащить уставшего друга пешкодралом до заветной дверки у озера, Гаврюша принял решение снова возвращаться в Москву через дверку на стадионе. Он топал первым, если не считать постоянно выбегающего вперёд говорящего кота, который очень уж торопился домой.
Утомлённый Егорка с Аксюткой шли следом, а замыкал процессию подпрыгивающий Царь Обезьян с небольшим холщовым мешочком на плече. И как мальчик ни спрашивал его, Сунь Укун не говорил, что лежит в этом мешке, и лишь высокомерно улыбался.
Нетерпеливый Маркс, снова вырвавшись вперёд, скрылся за углом.
– Глядите-ка, как на свой скромный коврик спешит, – усмехнулся домовой. – Как тока про бубенцы речь зашла, сразу и принципы свои, и родину вспомнил. Слышишь меня, партийная морда?
В ответ раздалось сдавленное мяуканье. В узкой пыльной, с одной длинной лавкой комнате, в самом дальнем углу которой чернела маленькая дверка, белый демон Ша Сэнь, прижав несчастного кота к стене мохнатой лапой, довольно оскалил острые зубы.
– Ж-жирный, неж-жный, вкусный мао… – хищно шипел демон. – Хорош-ший мао… Тиш-ше, тиш-ше, не крич-чи… Ароматный ш-шерстяной мао… я тебя скуш-шаю…
– Ты чего творишь, паразит?! – изумлённо вскрикнул Гаврюша, бросаясь на защиту кота. – Обещал же богине да самому императору…
– Обещ-щал и исполняю обещ-щанное, – перебил демон, даже не поворачивая головы в его сторону. – Гостя поч-чтенного, Духа Дома, северного мастера, не ем! Уч-ченич-чков его малых, неж-жных и вкусных, не ем! А про то, ч-чтобы ч-чёрного мао не есть, – обещ-щания не было…
Он хрипло рассмеялся и
