Чем дольше Джем жил на свете, тем сильнее верил, что жизнь – колесо. Она проходит полный круг и возвращает тебя к тем, кого тебе предназначено любить. У малышки было впечатляющее имя, и оно могло бы быть еще длиннее, включи они туда еще и вторую фамилию, Грей, но Тесса заявила, что чародеи сами выбирают себе фамилии (если, конечно, их дочь захочет стать чародейкой). А ведь Мина могла захотеть стать и Охотницей. Она могла стать, кем захочет, – она и так уже была всем.
Джем часто забывал себя, любуясь ею, но сегодня не стал надолго зависать в этом состоянии, и взял дочку на руки. Она растопырила ручонки, как удивленная морская звезда, и уперлась ими ему в ключицы – почти невесомая. Темные глазки раскрылись, девочка умолкла.
– Ах, вот оно как, – с тихим смешком сказала его жена. – Папина дочка.
– Она знает, я принес ей кое-что с Базара, – сказал Джем, осторожно втирая бальзам фейри в розовые десны.
Мина выворачивалась из его рук, брыкалась, словно плыла с кем-то наперегонки, но зелье подействовало быстро. Мина перестала биться, ее личико сделалось удивленным, потом просветлело, словно папа показал ей чудесный фокус.
Тесса говорила, что зубки у нее режутся рановато, но Мина вообще во многих отношениях личность выдающаяся и продвинутая, с гордостью думал Джем.
– Цянь цзинь, – промурлыкал он на ухо дочке. – С каждым днем ты все больше похожа на маму.
Она и правда очень походила на Тессу. Всякий раз, как он заводил об этом речь, Тесса и Кит смотрели на него очень скептически.
– Ну, она же младенец, и обычно выглядит как недовольная репка, – пожимал плечами Кит. – В хорошем смысле, если что. И похожа она на кого угодно…
Сейчас у Тессы было такое же выражение лица, как у него тогда.
– Все равно, – сказала она Джему. – Она – твоя копия.
Джем поднял Мину повыше и повернул к свету, придерживая головку рукой. Как же легко ее развеселить! Мина заворковала от удовольствия; магический свет заиграл на ее взлохмаченных черных волосах, на размахивающих во все стороны ручках, и Джема снова захлестнуло, ошеломило невероятное счастье, выпавшее ему на долю.
– Но… она же такая красивая, – попытался возразить он.
– И в кого бы это, ума не приложу! – рассмеялась Тесса и приникла головой к его плечу. – Я люблю тебя, Джем Карстерс, и буду любить всегда! Но ты дурак.
Джем прижал Мину к себе, и она прислонилась своей мягкой щечкой в ямочках к его щеке, что-то довольно булькая. С самого рождения она все время что-то бормотала – обращаясь к потолку и стенам, или просто уткнувшись в свои сложенные чашечкой ладошки. Бормотание становилось более звонким и оживленным на руках у родителей – а еще она разговаривала во сне, как мама. Она вообще все время болтала, а Джем все время слушал – и скоро он начнет понимать каждый звук.
Их дочь – вылитая Тесса. Джем это точно знал.
* * *Проходя мимо палатки фейри, Янус застегнул куртку доверху, чтобы спрятать кровь. Пожалуй, сегодня он уже достаточно испытывал судьбу, пора и честь знать. Домой.
– Йо, Джейсон! – окликнула его юная черноволосая вампирша в голубом платье-мини.
Она выжидающе глядела на него, но, судя по тому, как назвала, они не могли быть настолько хорошо знакомы.
– Вообще-то, «Джейс», – мимоходом заметил Янус, продолжая двигаться в сторону выхода.
Он так и не понял, что сказал не так, но определенно что-то сказал. На ее лице будто вспыхнул сигнал тревоги, и она кинулась прочь сквозь толпу, но даже вампиру не обогнать Януса. Никому вообще не обогнать.
Он загнал ее в переулок, отвесил затрещину, когда она попыталась драться, прижал за руки к стене, приставил нож к горлу. Девушка продолжала сопротивляться.
– Ты не Джейс! – прошипела она, сузив глаза. – Что ты такое? Демон? Оборотень? Фанат Эрондейла?
Кажется, придется свернуть ей шею, подумал он. Вот не было печали. Вампиров убить трудно, но он все равно сильнее.
– Я – Джейс Эрондейл, – заявил он (какое облегчение сказать это кому-то… пусть даже тому, кто сейчас умрет). – Лучшая и более сильная версия, чем та, что живет в вашем мире. Хотя тебе этого не понять.
Он уже протянул руку к ее шее, но остановился – она поняла!
– Ты из Туле, – пробормотала она. – Алек говорил про тот чокнутый другой мир… где умерла Клэри и все полетело в тартарары. А Джейс был прикован к Себастьяну Моргенштерну. Ты – тот Джейс.
Она яростно смотрела на него, но где-то в этой ярости уже глухо звонил погребальный колокол.
– Я тоже знаю, кто ты, – медленно проговорил Янус. – Лили Чен. В моем мире Себастьян тебя убил.
– Да неужели? – взвилась она. – К дьяволу этого придурка!
– Ты – та девчонка, ради которой Рафаэль Сантьяго начал войну.
Лили тут же перестала драться. Это было настолько неожиданно, что Янус едва ее не отпустил, но отец всегда учил его никого не жалеть.
– Что? – ее голос задрожал. – Рафаэль?
– Когда Себастьян победил, – Янус говорил медленно, уйдя в воспоминания… в те времена, когда Клэри погибла и мир разбился вдребезги, – с чародеями было покончено. Себастьян предложил вампирам и оборотням присоединиться к нему. Большинство оставшихся вампиров собрал Рафаэль Сантьяго, глава нью-йоркского клана, и Себастьян вступил с ним в переговоры. Рафаэлю не понравилось, что случилось с чародеями, но он считал себя человеком практичным и защищал своих вампиров. Мы думали, что сможем найти компромисс, но Себастьян узнал, что ты сливаешь секретную информацию девчонке-оборотню. Он спросил, не желаешь ли ты развлечься с ним, и ты согласилась.
Янус сам удивился, что вообще вспомнил ее имя. Тогда он буквально ослеп от горя… пока Себастьян не сделал так, что он перестал слишком часто думать о Клэри. Себастьян сказал, что он жалок и бесполезен… и слишком много чувствует. И прекратил это.
– Кровавые вечеринки. Хотела бы я уметь не поддаваться искушению… Но я не умею. Очень правдоподобный сценарий.
Она говорила почти рассеянно, внимательно разглядывая его лицо.
– Себастьян убил тебя и показал Рафаэлю то, что осталось. Рафаэль сказал, что ты дура, и так тебе и надо. Через шесть часов он вывел вампиров и некоторых оборотней, всех кого смог, из здания, где велись переговоры, и поджег его. Мне пришлось вытаскивать Себастьяна из горящих развалин. Следующее, что мы услышали о Рафаэле: он примкнул к Ливии Блэкторн и Сопротивлению.
– Так он жив? – ее голос резал,
