Конечно, я опять опоздала. Влетела в кабинет, на ходу отряхивая мокрый плащ и мотая мокрой головой:
— Привет, я…
— Доброе утро, — сказал Глеб Анатольевич. Он сидел на краю буровского стола и спокойно разглядывал меня ясными серыми глазами: уж он-то не открывал их в последний момент, не умывался наполовину и не скакал галопом, опаздывая безнадежно.
— Извините, — выдавила я, — я… у меня…
— Автобус из-под носа ушел, — сочувственно подсказал шеф.
— Я… да.
— Рад, что вы все-таки добрались до своего рабочего места, — продолжал он так же учтиво. — Похоже, это вам удается с большим трудом все то время, что вы здесь работаете.
Похоже, меня сейчас будут немножечко увольнять… Сколько раз зарекалась валяться в постели после звонка будильника! Все смотрели на меня: тетки с испугом, Буров — с интересом, начальник — выжидающе. Я молча стояла в луже воды, сжимая в руках сломанный зонтик. Шеф вполне удовлетворился моим жалким видом. Бросив на ходу:
— Сергей Дмитрич, разберись, — он подчеркнуто тщательно обошел меня и скрылся за дверью.
— Как скажешь, Глеб Анатольевич! — отозвался Буров и показал мне кулак. Я вяло отмахнулась, проходя за свой стол.
— Н-да… — сказала Нина Дмитриевна.
— Ой, ну как же ты так! — причитала Таня. Я усиленно выдвигала и задвигала ящики стола, сдерживая слезы. С понедельника начнешь…
В этот день я вкалывала, не поднимая головы, пока Буров не поднес часы к моему лицу и не постучал по ним пальцем.
— Не хочу, — мрачно сказала я.
— Да ладно, пошли поедим, — Галочка присела на угол стола. — Чего себя голодом морить! Лучше скажи, как твое свидание?
— Да никак, — мрачно сказала я. — Приехала, а он…
И прикусила язык. Одно за другим — и вытянется, что мы целый вечер провели вместе с шефом. Скорее, конечно, вместе с фильмом, но наши тетки сделают далеко идущие выводы и разнесут это по всей конторе. А не был ли этот утренний разнос своего рода упреждением — дружба-дружбой, а служба… и вообще, забудь о том глупом вечере и не представляй себе черте че… А я и не представляла.
Почти.
— Ну и что? — спросила Галочка.
— Ну и уехала.
— Не пришел? — ахнула Таня. — Вот скотина!
— Ну уж сразу — скотина! — вступилась Нина Дмитриевна. — Может, у человека что случилось.
— Ну да, понос, — скептически сказала Галочка. — Не горюй, лучше тебе найдем.
— Благодарю, — буркнула я. — Мне, похоже, уже нужен перерыв.
— Перервись на меня, — готовно предложил Буров.
— П-фу… Иди, а? После тебя меня уже ничем не откачаешь.
Буров был гением и пьяницей. Или пьяным гением. С утра он обычно болел с похмелья, в обед где-то принимал и, распространяя вокруг благоуханные пары, начинал творить. Он кидал идеи и сочинял программы, которые потом мы, серые, доводили до ума и продажной кондиции. Если бы Буров не пил, он бы давно родил свою собственную фирму по программному обеспечению и, наверняка, возглавлял бы ее где-нибудь за рубежом нашей великой и могучей… А так — сидел в нашем провинциальном городе, тихо спиваясь, и не терял работу только благодаря своему таланту и Глебу. Шеф, вообще не терпящий на работе никакой выпивки, относился снисходительно к вечно полупьяной буровской физиономии, а однажды даже сам изволил доставлять евонное бездыханное тело домой — правда, с тех пор мы своего начальника отдела в таком состоянии не видели. Говорят, были они по жизни большими друзьями и даже воевали где-то вместе — на Кавказе, что ли…
Правду сказать, сначала стойку на Бурова я сделала — да и кто бы не сделал? Красавец мужик, разведенный, умница и не зануда. Но быстро поняла, что на роль жертвы — спасительницы не гожусь, да и в то, что можно переделать взрослого человека против его желания уже не верю. А Буров желал быть пьяным и жить так, как он жил, и Бог ему в помощь…
Обедать меня все-таки уволокли. Когда в обычном обожранном состоянии я вернулась из столовой, притомившийся в ожидании компьютер выдал неожиданный глюк. Некоторое время я тупо созерцала упакованный ящик, явившийся мне на экране, попыталась выйти и после третьей неудачи завопила:
— Ты, гений, чего это ты тут мне нагородил?
— Я? — удивился Буров очень натурально. Я подозрительно поглядела на его недоуменную физиономию.
— Ух ты! — восхитился Буров, наваливаясь мне на плечо. — Экие тут тебе шкатулочки подкидывают! А если вот так? Нет… А если мы так?
Пальцы Бурова летали по клавиатуре, компьютер невинно попискивал и подмигивал, в левое ухо мне уже дышала Таня.
— Добрый день, — сказали сзади. Таня немедленно вспорхнула с моего плеча, что дало больший оперативный простор Бурову: он чуть ли не улегся мне на спину, то и дело норовя въехать в глаз локтем.
— Что-то не получается? — поинтересовался шеф.
— Нет, у меня… — полузадушено начала я.
— Кто-то подкинул нашей девочке задачку! — объяснил Буров. Глаза его азартно светились. — Вот мы голову и ломаем!
Шеф наклонился, я испугалась, что и он уляжется на мое плечо. Некоторое время молча созерцал экран. Сказал через паузу:
— Н-да, любопытно. Кому это подкинули?
— Наталье.
— А ты тогда здесь при чем?
Буров, наконец, оторвался от экрана и поглядел на него.
— Ну классная задачка! И почерк незнакомый.
— Пакет по “Метснабу” готов? — отсутствующе спросил шеф. Буров фыркнул и неохотно слез с моего плеча.
— Сейчас покажу.
Глеб стоял рядом, постукивая пальцами по столу. Я осторожно потянула носом: интересно, у него новый одеколон или я его только сейчас заметила?
— Глеб Анатолич, — позвал Буров. — Так будешь смотреть или нет?
— Сейчас, — шеф чего-то сделал, и ребус, наконец, убрался с экрана. Мельком взглянул на меня. — Советую разгадывать загадки не в рабочее время.
— Да я вообще не собираюсь ничего разгадывать, — проворчала я.
— Конечно-конечно. Вам же некогда — на работе у вас на уме только работа, а вечером…
— О, черт! — я подпрыгнула с досады. — Я же должна была позвонить! Теперь он решит, что мне не понравился!
— А он вам понравился? — поинтересовался шеф.
— Это такой беленький? — спросила Галочка.
— Это у которого “тойота”? — уточнила Нина Дмитриевна. Сергей выглянул из-за компьютера.
— А ты сама-то в них не путаешься?
— Не путаюсь. Нет, у него “ниссан”. И вовсе он не беленький. Скорее… — я машинально взглянула на шефа, — темно-русый.
— Ну ничего, надо, сам дозвонится, — утешала Нина Дмитриевна.
— Ну да, а вдруг у него комплексы? Или самолюбие?
С каждой секундой я расстраивалась все больше — вскоре Борис, не произведший
