Он увел меня на кухню размером со всю мою квартиру, дал прикурить от газовой зажигалки.
— А вы?
Он пожал плечами, засунув руки в карманы.
— Бросил.
Я выдохнула дым в форточку — да здравствует здоровый образ жизни!
— Да я вообще-то тоже — так, под плохое настроение или под пьянку.
— А в данный момент?
— Нет, что вы, тут у вас хорошо! И родственники хорошие! Я даже не ожидала.
— Думали, будет что-то более ужасное? По мне судили? — засмеялся он, и я слегка на него загляделась — выпивка сделала его более раскованным и симпатичным.
— Нет, по вашему… э-э… положению…
Я не успела договорить, как поняла, что ляпнула что-то не то. Он кинул зажигалку на широкий подоконник.
— Вы хотели сказать — судя по моему кошельку?
Я растерялась — да откуда я знаю, что я хотела сказать? У меня и в трезвом-то виде язык мысли на пять километров обгоняет.
К счастью, в кухню впорхнула его юная мамаша. Окинула нас блестящим взглядом.
— Беседуете?
И непринужденно кинулась споласкивать тарелки. Глеб сморщился:
— Мам, ну зачем? Женщина с бюро…
— Все равно чужие руки! — перебила Ольга Викторовна. — Свои-то надежнее, правда, Наташа?
Я фыркнула:
— Ну не знаю! Были бы деньги — я бы с удовольствием кому-нибудь за мойку-уборку доплачивала!
Глеб подмигнул, засмеявшись:
— Что, мам, тест на идеальную сноху не прошел, а? Не пугайтесь, Наташа, она в каждой молодой женщине видит кандидатку мне в жены!
Ничуть не смутившись, мамаша, продолжая энергично греметь тарелками, кивнула:
— А что делать старухе-матери, когда такой великовозрастный оболтус не может сам найти себе половину!
— Ленится, — сообщила я доверительно. — Или не там ищет.
— Ну конечно! — подхватил шеф. — Куда мне до вашего опыта! Только что-то не вижу, чтобы он увенчался успехом!
— Зато я, по крайней мере, что-то пытаюсь сделать, — я щелчком выкинула сигарету в форточку. — А по вам это незаметно!
— Неужели?
Я поглядела на его мамашу: она стояла, погрузив руки в воду, и переводила глаза с сына на меня.
— Насколько я поняла, вы вместе работаете?
— Вернее, я работаю у Глеба Анатольевича, — официально сообщила я. — Уже почти год.
— И как он вам как начальник?
Глеб посмотрел на меня с веселым интересом:
— Мне выйти?
— Да ладно уж, оставайтесь, — протянула я, наслаждаясь минутной раско-ванностью, которую породили то ли шампанское, то ли праздник, то ли необыч-ное поведение шефа. — Ну что сказать… видела я начальников и похуже.
— Вы просто не представляете, как мне не хватало вашей щедрой похвалы!
— Рада доставить вам удовольствие. Теперь ваша очередь.
— Моя?
— Ну да, похвалить подчиненную! Я же работаю у вас почти год! Могли вы составить обо мне какое-нибудь мнение?
Глеб демонстративно задумался. А я вдруг трезво подумала: какое, к черту, мнение? Фирма у него не одна, и знать и помнить всех своих служащих он вовсе не обязан. Другое дело, что в последнее время я с ним постоянно сталкиваюсь нос к носу — и все не в самом лучшем виде.
— Ну что я могу сказать… — протянул он, передразнивая меня. — Если бы вы не тратили столько сил и времени на устройство личной жизни…
— Советуете переключиться на карьеру? Думаете, мое положение на личном фронте настолько безнадежно?
— Я этого не говорил. Просто предлагаю вам немного расслабиться. Взять тайм-аут. Хотя бы на сегодняшний вечер.
Ну я и расслабилась — до такой степени, что к концу дня рождения была готова полюбить не только Глеба Анатолича и его законсервированную мамашу, но и прочих их друзей и родственников. Лишь твердая рука шефа удержала меня от попыток облобызать на прощание всех присутствующих. Я спускалась по лестнице, цепляясь обеими руками за перила — Глеб деликатно поддерживал меня за талию — и пела замечательно громко и душевно “Ой, мороз…” Ступени под ногами все время куда-то девались, отчего песня получалась еще задушевнее: “Ой, мороз… ох, мороз… блин, мороз…” Я пинком открыла дверь — в разгоряченное лицо ударили холодный ветер и дождь. Я с удовольствием по-ежилась и, широко шагнув с крыльца, до колен провалилась в какую-то канаву.
— Ух ты! — повернулась с восторгом, задирая полы плаща — с них текла вода. — Вот такая ванна!
И для полного счастья еще подпрыгнула, обрызгав до головы себя и шефа.
— Стойте! — сказал Глеб с ужасом. — Стойте, не двигайтесь, я подгоню ма-шину!
Я послушно осталась стоять в луже, запрокинув голову и ловя ртом дож-динки. Кайф!
Меня потянули за рукав, я увидела перед собой тихо урчащую машину. У нее были забрызганы фары, и я немедленно кинулась протирать их полами плаща — нельзя же ехать ночью с такими тусклыми фарами! Глеб с трудом отго-ворил меня, уверив, что мой плащ гораздо грязнее, чем его фары. Усадил меня, включил печку.
— Снимайте туфли. У вас ноги промокли.
Я немедленно стянула раскисшие туфли, подобрав под себя ноги, пожали-лась:
— И ведь больничный вы мне не заплатите…
Он закинул руку на спинку сиденья, оглянулся, сдавая назад.
— Замерзли?
— Не-а… — я широко, с поскуливанием зевнула. Голова кружилась и неумо-лимо склонялась припасть к его мужественному плечу. Я прижалась щекой к спинке сиденья и немедленно уснула. Я слышала шорох шин, толчки на неров-ной дороге, рев далекой сирены — и только сворачивалась поудобнее, кутаясь в плащ…
— Наташа… Наташа…
Я заворчала, просыпаясь. Моргая, огляделась — меня немедленно повело в сторону, и я ткнулась головой в стекло дверцы.
— Все нормально?
Я сглотнула, кивнула, спросонья и спьяну не соображая, где у него от-крывается дверь, Глеб молча помог, я вывалилась наружу, и меня тут же вы-рвало — чуть ли не на колеса машины. Я плевалась и рыдала, замечательный ужин и дорогое шампанское очутились на асфальте, а Глеб держал меня и молча подсовывал свой платок. Я ожесточенно вытирала лицо, размазывая пот, слезы, косметику, воду и ненавидела в этот момент и себя и его. А потом не осталось сил и для ненависти — на короткой дистанции от машины до подъезда меня вывернуло еще пару раз, и до квартиры я добралась, вися на Глебе.
Прислонив меня к стенке, шеф стянул мой плащ и дотащил до дивана. Я, тихо поскуливая, только шевелила глазами, наблюдая за ним. Комната ехала куда-то вправо и вниз, я поскорее зажмурилась, но тогда подо мной начинал кружиться диван. Что-то холодное легло на мой лоб — шеф приволок мокрое по-лотенце, профессионально вытер шею, лицо, руки. Я покорно вытягивала из одежды руки, потом ноги, потом на меня опустили одеяло, а вслед за ним — по-толок — и я опять перегнулась через диван в рвотной судороге. Предусмотри-тельный шеф, оказывается, успел поставить рядом тазик. С ним он и скрылся в ванной, а когда вновь объявился, заявил обвиняюще:
— У вас нет молока!
— У меня много чего нет… — пробормотала я, переворачиваясь на спину. Меня трясло. Через секунду я обнаружила его руку, трогающую мои ноги, и с не-доумением утянула их под одеяло.
— Холодные, как лед! — сказал
