Его собственные руки оказались холодными, почти такими же холодными, как у утопленницы. И одежда на нем была мокрая насквозь, а с волос и бороды на грудь стекала озерная вода.
– Не я. – Нина коснулась пальцами его бороды. – Ты купался?
– Купался. – Он мотнул головой, а потом добавил мрачно: – Хороводы водил… Где Темыч?
Он подумал про ее сына раньше, чем она сама. Это было нечестно. Он Темке никто, а она родная мать! Не говоря ни слова, Нина подошла к двери, поскреблась в нее и сказала неестественно бодрым голосом:
– Темочка, это я! Можешь открыть!
Дверь открылась тут же. Наверное, Темка все это время стоял за ней и прислушивался. Что он услышал? Что понял?
– Все, ты проводила тетю? – спросил он без страха, но с любопытством.
– Какую тетю? – буркнул за ее спиной Чернов.
– Проводила. И смотри, кто к нам приехал! – Она потянула Чернова за мокрый рукав. – А на террасе еще сидит дядя Яков. Ты побудь тут, а дядя Вадим поможет мне привести его в дом.
– Дядя Вадим поможет. – Чернов кивнул. – Отчего ж не помочь? – Он пошарил в темноте, щелкнул выключателем, и террасу залил уютный желтый свет. В этом свете все казалось нестрашным, лишь самую малость странным. И сидящий в изножье лестницы Яков выглядел безобидным, перебравшим лишнего пьяньчужкой.
Наверное, Чернов так и решил, потому что многозначительно хмыкнул, спустился по ступеням, подхватил Якова под мышки и поволок на террасу. Но уже тут, на террасе, внимательно вгляделся в его лицо и спросил шепотом:
– Что это с ним?
– Она его заморочила, – тоже шепотом ответила Нина. – Та убитая девушка. Она приходила ко мне сегодня.
– Приходила куда? – Чернов притулил Якова к стене дома, чтобы тот не упал, подпер локтем.
– Сюда, домой.
Он тяжко вздохнул. Нина его понимала. Нет ничего хорошего в ночных визитах утопленниц. Но Шипичиха ведь предупреждала, что такое возможно.
– Она вошла в твой дом?
– Нет. Я вышла к ней. – Признаваться в таком безрассудстве было стыдно. Это тогда ее порыв казался нормальным и единственно возможным, но как такое объяснить Чернову?
Чернову не требовалось объяснение.
– Дура, – сказал он одновременно зло и устало. – О себе не думаешь, так хоть бы о Темыче подумала.
Он называл ее сына таким одновременно взрослым и смешным именем, что обижаться на него не было никаких сил. Да и что обижаться, если она дура и есть?
– Кто стрелял? Он? – Чернов глянул на Якова. Он не спрашивал, что Яков делал у Темной воды посреди ночи, наверное, догадывался что. Его волновали куда более важные вопросы.
– Нет. – Нина мотнула головой. – Стрелял Лютый. Сергей Лютаев, человек, который…
– Я знаю, кто он такой, – оборвал ее Чернов резко и нетерпеливо. – Он стрелял в кого-то из вас?
– Он стрелял в зверя. – Неожиданно Нине стало обидно из-за этого нетерпеливо-пренебрежительного тона. Глупость, конечно, но все же…
Чернов свободной рукой взъерошил свои еще влажные волосы, застонал, а потом велел:
– По порядку!
Она рассказала по порядку, кратко, без лишних слов и эмоций, словно стенограмму зачитала.
Чернов тоже слушал без лишних слов, вот только свет на террасе он погасил. Наверное, чтобы не стать мишенью для того, кто мог до сих пор прятаться в темноте. А потом велел:
– В дом!
Он дождался, когда Нина переступит порог, а потом втащил внутрь Якова, задвинул засов, осмотрелся. Взгляд у него был как у полководца, оказавшегося в осажденной и не слишком надежной крепости. Он потеплел, лишь когда остановился на Темке.
– Дядя Яша немного того… перебрал, – принялся объяснять Чернов. – Ты иди спать, Темыч, больше ничего интересного не будет.
У него удивительным образом получалось договариваться с ее сыном. Даже немного обидно. Но как бы то ни было, а Темка широко зевнул, махнул им рукой и пошлепал в спальню. В его маленькой вселенной все встало на свои места: тетя ушла, дядя Вадим пришел, мама на месте, до утра ничего интересного не случится. Знать бы еще, слышал ли он вой зверя и выстрел. А если слышал, понял ли, что происходит? Она подумает об этом утром, а пока нужно что-то сделать с Яковом.
Яков сидел в кухне за столом, смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, по его подбородку стекала тоненькая алая струйка, а Нине некстати подумалось, что пиявки, когда присасываются к человеку, выпускают в рану вещество, разжижающее кровь, специально, чтобы та не свернулась. А еще что-то анестезирующее, чтобы паразита долго не могли обнаружить. Что сейчас в крови у Якова? И как его вывести из этого сумеречного состояния?
– Это она его ранила? – спросил Чернов, стаскивая мокрую футболку и аккуратно развешивая ее на спинке стула.
– Да.
– А тебя?
Прежде чем ответить, Нина глянула на свою ладонь. Чернов тоже глянул. Рана затянулась, напоминал о ней лишь тонкий белесый рубец.
– Со мной все в порядке. – Она сжала руку в кулак, едва удержалась от того, чтобы спрятать кулак за спину.
– И теперь он вот такой. – Чернов не спрашивал, Чернов констатировал очевидное. – Значит, она сказала, кто ее убил? – спросил он совсем другое, а Нина задумалась.
Получалось, что та девушка обвиняла в своей смерти Якова. Она говорила «он». Он – это кто? Яков или кто-то другой? Только одно Нина теперь знала наверняка: убийство совершил человек, а не зверь. По крайней мере, одно конкретное убийство. Было и еще кое-что… Лютаев тоже желал Якову смерти. И в голосе его, прокуренном или простуженном, слышалась затаенная ярость.
– Я не уверена в том, что она сказала. Она уже не человек, понимаешь?
– Понимаю. – Чернов криво усмехнулся, и Нина подумала, что, возможно, про русалок он теперь знает не меньше, чем она, если не больше. Про русалок и полуночные хороводы… – Слушай, я пойду переоденусь. Ты же не выбросила мой халат?
Она не выбросила, она его даже просушила и аккуратно повесила на вешалке в ванной. На всякий случай. Глупость, конечно, но вот… снова пригодился…
Чернов вернулся быстро. Так же скоро и деловито он зажег духовку и придвинул к раскрытой дверце стул с развешанной на его спинке мокрой одеждой. Нине и самой захотелось пересесть поближе к теплу, потому что в ее теле все еще плескалась Темная вода.
– Надо побриться к едрене фене. – Чернов поскреб подбородок. – Думал, поживу в глуши Робинзоном, обрасту волосами, как леший, отдохну от цивилизации, а тут бороду приходится сушить по три раза на дню.
Он говорил и наблюдал, как Нина достает из шкафчика коробку с кофе. С одобрением и вожделением наблюдал.
Кофе пили молча, каждый думал о своем. И только Яков не думал ни о чем, Яков сидел истуканом и смотрел прямо перед собой.
– Что станем с ним делать? – Чернов не выдержал первым. – Есть идеи?
У Нины возникла только одна мало-мальски толковая идея. Помочь им могла Шипичиха, но для этого
