рубаха, стриженные под каре волосы. Даша. Я всё-таки неведомым способом очутился на заимке у лесника. Девушка подошла к изголовью моей кровати, зажгла «ночник». Положив сухую, прохладную ладошку мне на лоб, покачала головой и, отойдя на некоторое время, вернулась с белой керамической кружкой. Затем, поддев локоть правой руки мне под шею и приподняв мою плохо соображающую голову, стала поить меня прохладным и кисловато-горьким питьём. Морс, судя по вкусу клюквенный. Тихо сказала:
— Очнулся. Я уж думала, не вытянем тебя. Как жив остался не пойму. Грудину всё разворотило, крови потерял немеряно. Как мёртвый был.
— Давно я здесь? — Голос получился чужой, каждое слово наждаком проходило по горлу и нехотя выпадало наружу. Девушка подоткнула мою подушку и, усевшись на постель, принялась излагать.
— Папка тебя нашёл, он вроде приметил здоровенного кровососа неподалёку от того места. Пока добрался, зверюга ушла. Отец кинулся следом, да на тебя и наткнулся. Он говорил, ты раненый полз, а кровопивец тебя заприметил и выпить задумал. А папка зверюгу — то и спугнул. Тебе повезло: этот кровосос сильно здоровый был и к тебе почти уже присосался. Хотя крови в тебе уже не много было. Когда принесли тебя, глянула и чуть ни целый час ревела, уж больно синий был, как мёртвый. Потом Остапенко позвали, доктор это из «Теремка». Отец и двое парней из охраны, кровь тебе свою давали. Остапенко всё ворчал, что зря добро переводим: рана де не лечимая попалась, сделать ничего нельзя. Отец его заставил. Я за тобой уже третью неделю хожу.
— Выброс… Я попал под Выброс? — Даша усмехнулась и только теперь, я заметил, что она очень устало выглядит.
— Не-а. Тут эта напасть не бывает, слышать слышится, но сюда: ни-ни. Ты с кем по пути так повздорил?
— Сектанты. Челове… Чёрт его знает, кто это был; с людьми я бы справился, а эти вроде как киборги из амеровского фильма. Почти весь боекомплект на них извёл, а их только чуть поцарапало. Я про таких не слышал.
Девушка задумалась и тут же свернула разговор. Подоткнув мне одеяло и поправив подушку, погасила ночник и собралась уходить.
— Потом всё расскажешь, вредно тебе сейчас говорить и даже думать. Спи. Да и я тоже отдохну, а то сколько уже с тобой сижу.
— Да. Я понял. Не сейчас. Даша!
— Что?
— Я… Говорил во сне?
— Нет. Зубами скрипел, это было. А говорить — ничего не говорил. Спи, давай…
Так прошло ещё дней пять. Я начал вставать на четвёртый. Пуля сектанта, как ни странно не прошла на вылет, а остановилась возле самого сердца. Местный доктор Олег Остапенко, бывший когда-то хирургом в гомельской областной больнице, просто разводил руками и говорил о чудесах бытия.
На шестой день меня посетил Григорий Кацуба, начальник охраны «Теремка», который здесь принято называть «сельским клубом». Плотный, высокий дяденька, облачённый в «лесной» натовский камуфляж, высокие берцы. Кепи практично заправлено под левый погон куртки. Добродушное, круглое лицо, ухоженная щётка светлых усов, постоянно находящаяся в движении из-за улыбчивости хозяина. Всё портили глаза: цепкий, колючий взгляд этих синих как море глаз, просто прожигал собеседника до затылка. Настораживало и отсутствие у Кацубы оружия. Только нож за голенищем. Насколько я понял, это была амеровская поделка: такие ножи ребята из тамошней ассоциации ветеранов войсковой разведки и сил специальных операций продают или дарят только своим. Лавку по изготовлению тоже держит бывший спецназовец. Такой нож нельзя просто купить: те, что на продажу помечаются специальным клеймом на рукоятке, его видно с любой стороны. Нож Кацубы был боевой.
Сев рядом со мной на крылечке и пригубив квасу из поднесённой Дашей кружки, Кацуба начал «беседу». Говорил он с мягким акцентом жителя восточной Украины, очень умело избегая сложных и специальных терминов, стараясь пробудить в собеседнике желание говорить не таясь, открыто.
— Всё понятно, Антон?.. — Кацуба вопросительно глянул на меня в надежде уточить отчество, хотя скорее всего анкета на меня у него была заготовлена заранее.
— Просто Антон.
— Ну тогда давай без чинов, товарищ старший прапорщик. — Ловко. По заграничному. Только мне не страшно: в наш век абсолютной продажности, нарыть анкету с такими подробностями мог и ленивый. К тому же я и не скрывал, кто я и откуда. — Места у нас заповедные, тихие и мне бы хотелось, чтоб так всё и оставалось. Мы поняли друг друга?
— Чётко и ясно. Выброс прошёл, отдохну чуток у Богдана, если не прогонит и вернусь на Кордон.
Кацуба усмехнулся и поёрзав, достал из левого нагрудного кармана портсигар с затейливой гравировкой. Вынул коричневую сигарету и нажав на торец портсигара добыл огня из встроенной зажигалки. Мне предлагать не стал, видимо даже это выспросил дотошный особист у моих гостеприимных хозяев. В его бывшем месте службы сомневаться не приходилось. Ухватки этого контингента мне были знакомы с давних времён.
— Вот и славно, Антон. Славно… Что думаешь про тех, кто напал на тебя?
— То же что и раньше: это какой-то эксперимент «кудесников» из «Монолита». Ловят людишек, промывают мозги и садят на цепь. Оружие только странное.
И я рассказал особисту всё, что знал и про снайпера, и про группу бесславно погибших амеровских «наёмников». Умолчал только о девчонке спасённой мною с вертолёта, про моего странного побратима и не менее странного собеседника Рэда, которого не берут пули. С помощью осторожных расспросов мне удалось выяснить у Лесника и его дочери, что ни моего ПДА, ни РД найдено при мне не было. А значит и винтовка, и вся собранная информация остались там, в лесу и скорее всего пропали. Поэтому, Одессита я тоже не подставил. Если Кацуба любит ребусы, то зачем портить человеку удовольствие. Другое дело — сектанты: я столкнулся с ними у самой границы владений Лесника и почти в зоне ответственности гарнизона «Теремка». Поэтому, особист и его компания, должны были знать, что за чудеса творятся у них под боком. А это были именно чудеса: хоть Кацуба и не подавал вида, но мой рассказ его явно обеспокоил. Видимо я сообщил нечто новое для него. Подробно выспросив меня про тайник и уточнив детали обоих стычек, странный охранник борделя для богатеев откланялся.
Счётчик снова пошёл с нуля: снова я остался без багажа и к тому же не выполнил контракт. Когда рана заживёт, нужно будет сходить на место последнего боя, поискать следы. ПДА и винтовку следовало найти. Без них, я снова окажусь у первой, стартовой черты. Рассуждая так, я не заметил как углубился в лес и крепкий дом Богдана скрылся за деревьями. Идти было уже не трудно, силы с каждым днём всё прибавлялось, а рана напоминала о себе только редкой тупой болью и нестерпимо зудела, заживая.
Вдруг, сознание царапнул знакомый импульс. Охотник… Мой побратим выжил. Чувство искренней радости, облегчение — вот далеко не полный список испытанных мною ощущений. Я стал оглядываться и у дальней полоски зелёной травы, там, где аномалия кончалась, я увидел кровососа. Гигант стоял прислонившись к стволу кряжистого дуба, почти не различимый на общем фоне чёрного, серого и ржаво- красного.
Я подошёл, поднял руку в приветствии.
— Здравствуй, брат. Ты снова выручил меня. Теперь водка будет за мной. — Ответный импульс узнавания, теплоты. Удивления и радости.
— Не благодари. Хорошая охота. Много врагов. Сильных. Пища. — Кровосос довольно рыкнул — Личные вещи. Координаты местности. Тридцать девятый найдёт. Надёжный схрон. Трофеи.
Так, значит… Получается, мой напарник утащил мои пожитки и ПДА куда-то в лес и спрятал. В ответ, мне под ноги упал прямоугольник ПДА.
— Карта местности. Включи. Покажу. Трофеи.
Я ввёл личный код и вызвал примерную карту района. Пискнул значок почтового сообщения: Одессит уже в третий раз запрашивал статус. Но я не торопился с ответом, лучше, если для всех я пока побуду в покойниках. Кровосос неслышно подошёл и встал рядом. В руке у него оказался тонкий прутик, видимо сломленный недавно. Дальнейшее было похоже на какой-то фокус: карта сама, как привязанная пошла за прутиком, на дисплее отобразился точный маршрут до того места, где Охотник организовал схрон. Всё было тщательно продумано: в той низинке была прорва колючего кустарника и без особой нужды в такие дебри
