– Крест! Крест! – Меня несколько раз сильно хлестнули по роже. – Крест, прекрати! Это же я, Графин! Я привёл помощь! Крест, я помощь привёл…
Багровая муть отступила, и сквозь плывущий морок я увидел знакомое лицо. Точно, Графин. Откуда он здесь? И левый глаз закрыт повязкой. Графин сидел на корточках рядом со мной, а за руки меня держали рослые мордовороты в форме королевской армии. И ещё целая куча таких же стояла вокруг. Издалека доносились затухающие звуки боя.
– Что с глазом? – просипел я. Почему-то это показалось мне чертовски важным.
– Дык это же, Крест… – Рот Графина дёргался, а из глаза бежали слёзы. – Когда во дворец пришёл, мне же не поверили, думали, мы спёрли королеву и выкупу желаем. Пытали, глаз выжгли и токмо тогда поверили. Крест, – хлюпнул он носом, – а пацаны-то где, а? Где остальные все?
– Здесь. – Меня отпустили и даже помогли сесть, прислонив спиной к скале. – Все здесь.
Графин опустился на колени и зарыдал, ткнувшись башкой в землю. У меня не осталось сил даже на это. Ни капли не осталось.
Мимо тащили носилки с королевой. Серое лицо повёрнуто ко мне, а абсолютно седые волосы развевались на ветру. Когда носилки оказались рядом, Хлоя издала какой-то тихий звук, и носильщики остановились. Мы смотрели друг на друга.
– «Черепа» выполнили контракт? – прохрипел я.
– Да. До последней буквы.
Королева закрыла глаза, и её потащили дальше. Я сидел и смотрел перед собой. Просто сидел и смотрел.
Эпилог
Прошло полгода.
Почти месяц я провалялся без сознания. Меня всего исполосовали когтями, изорвали клыками, сломали левую ногу и четыре ребра. Кое-как я ещё запомнил дорогу до посёлка лесорубов, а после – провалился в бесконечную чёрную тьму. Ежели бы не королевский медик, которому Хлоя пригрозила отсечь башку в случае моей смерти, думаю, вряд ли выкарабкался бы. Гад всё порывался отсечь распухшую ногу, но Графин, ни на шаг не отходивший от меня, пригрозил отрезать костоправу бубенцы.
Очухался я уже в Нарменсе и первые дни вообще не мог понять, на каком свете нахожусь. Как сказал Лист, медик всё время поил меня какой-то белой дрянью, от которой я прекращал метаться по койке и пускать пену изо рта. Тело казалось пустым, точно пузырь, штрыкни – и лопнет, а в башке вяло ворочались одуревшие от зимней спячки мысли-жабы.
Спустя пару дней опосля того, как я пришёл в себя, к нам, на огонёк, заглянули Лапса и Чеба. Одни, без охраны. Выгнали моих взашей и некоторое время молча сидели, рассматривая меня во все три глаза. Потом Чеба кивнул, и Лапса начал базар. Я уже знал, что кто-то пустил байку, типа «Черепа» шибко хотели вернуть должок Троим. Заради энтого вломились во дворец к Зараду, устроили там кавардак и порушили всё к чёртовой матери. А опосля пытались поймать саму королеву, чтобы стребовать за неё выкуп. Не фартануло, подоспела подмога, и всех пацанов положили.
Такой шёл базар. Надо сказать, это больше походило на правду, чем сама правда.
– Люблю идиотов, – печально произнёс Чеба и промокнул платком слезящийся глаз. – Сам такой был. Но рвение похвальное, да.
– Крест, – строго сказал Лапса, баюкая сухую руку, – вообще-то, мы таких вещей не прощаем, но братва порешала, что ты – заслужил.
– Я так считаю, – скромно сказал Чеба. – И вообще, нужно быть милосердным.
Короче, мне дали год и ещё скостили половину того, что мы взяли. И даже не назначили процент. Честно, я был очень удивлён. Никогда прежде не слышал, чтобы Трое делали такие послабления.
Должок мы вернули гораздо раньше. Просто продали всех коней, которые остались без хозяев. Когда продали коняку Психа, я почувствовал себя последним гадом и нажрался вусмерть.
А потом – ещё раз.
Когда нога стала заживать и я смог залезть в седло, первым делом поехал в Корпетс. Решил, чёрт с ним, что она не хочет меня видеть, я-то её хочу. Заберу, увезу и, мать его, стану жить, как с женой. Никаких тебе больше дорог, сражений и всего такого. Честно, так и думал, гадом буду.
«Доброй дороги» оказался закрыт и, судя по пыльному замку на двери, уже давно. Я потоптался у входа, стукнул в ставни – никто не ответил. В этот момент мимо проходил какой-то дедуган с длинной всклокоченной бородой. Он остановился, вытер слюну, свисающую из беззубого рта, и что-то квакнул.
– Чего? – не понял я.
– Закрыто, грю, – шамкнул дед и достал из котомки чёрный сухарь. Сунул за щеку. – Нет хозяев.
– А куда подевались? – Во рту отчего-то пересохло.
– Дык это… – Дед безумно хихикнул. – Хозяйку какой-то пришлый обрюхатил, а муж, как прознал, возьми её и придуши. А сам опосля в петлю влез. Изменщицу вродя на погосте зарыли, а самогубца, как полагается, в реку скинули.
Дед отвалил, а я некоторое время стоял, упёршись затылком в стену дома, и глядел в небо. На кладбище не пошёл, не было сил. Вернулся в Нарменс и там три дня пил без передыху. Жёлудь сказал, что пытался резать себе брюхо и орал, типа жить не хочу.
Жить реально не хотелось. Да и незачем.
Проспался и решил съездить в Измир. Поглядеть, как там сейчас. Может, похоронить кого. Всё польза.
Тут имелась одна непонятная заковыка. Как солдаты сумели добраться к нам в ущелье мимо Тихого? Я расспросил Графина, но он только пожал плечами. С его слов, они просто ехали по дороге и никакого Тихого вообще не видели. Правда, в том месте, где он должен быть, с ними распрощался подмазавшийся поселянин. Увязался с отрядом, назвался Ступпертом и всю дорогу развлекал старыми байками и фокусами. Вот, а в том месте, где должен быть Тихий, сказал типа приехал и отвалил.
И в самом деле, я проехал всю дорогу, но никаких колдовских городов так и не встретил. Но от бандюков стало намного спокойнее. Правда, пришлось раз десять показывать подорожную патрулям. А в лесах вовсю лупили разбойников. Вроде как «Змей» и «Лис» уже успели полностью кончить, а «Волков» изводили под корень. Похоже, Хлоя решила не доверять докладчикам и лично взялась за дело.
Ещё на подъезде к Измиру я заметил, что вход в ущелье смотрится как-то иначе, но, только подъехав ближе, понял, что вижу. Большущий курган, на верхушке которого блестел белым камнем высокий, в два моих роста, обелиск. На той плоскости, которую я видел, бешено скалил зубы пылающий череп. В ущелье остались только костяки демонов, так что понятно, где теперь спят пацаны. И я был очень благодарен величию за это. В мире ещё остались нормальные люди.
Я посидел у кургана, побазарил с парнями и немного выпил. Жужжали мухи, свистел ветер, и курлыкали птицы. Я завалился на холм и лежал, разглядывая облака. Казалось,
