— Ты понимаешь? — умоляюще спросила она. — Я пыталась, но не могла подобрать правильные слова.
«Давай, — прошептал его внутренний голос. — Расскажи ей правду».
Бенни кивнул:
— Я тоже. По крайней мере… я понимаю, почему не сказал этого. С тех пор, как мы покинули город, у нас проблемы. Наше «дорожное путешествие» не было особенно веселым. Говорить «я люблю тебя» здесь… не смейся, но это было бы словно снять защитный плащ и пойти в толпу зомов. Эти слова, сказанные вслух, просто заставляют меня чувствовать себя уязвимым. Это глупо?
Она покачала головой:
— Нет, это не глупо.
— Мой черед задавать вопрос, — сказал Бенни. Хотя Никс напряглась, он продолжил: — Ты предпочла бы, чтобы я этого не говорил? То есть вообще?
Странные огоньки загорелись в зеленых глубинах ее глаз.
— Когда решишь, что время подходящее, — сказала она, — попробуй еще раз, и увидишь, что произойдет.
Неуверенность Бенни хотела найти в ее словах всевозможные неправильные значения, но внутренний голос прошептал другое предложение. Он сказал:
— Можешь рассчитывать на меня.
Она протянула руку:
— Так… хочешь пойти прогуляться?
— Ну… или это, или уборка в комнате, но раз моя комната на дереве…
Он взял ее за руку, и они пошли под крышей из холодных зеленых листьев. Птицы пели в деревьях, и трава под их ногами блестела от утренней росы. Первые пчелы этого дня тихо жужжали среди цветов, направляясь по своим древним и важным делам, собирая нектар и перенося пыльцу с одного цветка на другой. Вихри из мошкары поднимались спиралью из травы и кружились в косых лучах солнца. Красота леса была волшебной и свежей, но также подавляющей. Оба молчали, не в силах облечь в слова свою реакцию на невероятную красоту и не желая тревожить воздух ужасами их запуганных сердец.
Несмотря на теплую реальность рук друг друга, они чувствовали себя невероятно одинокими. В пустоши. Даже хотя они знали, что Том, Лайла и Чонг где-то в этом же лесу, казалось, что все остальные на другой планете. Маунтинсайд — дом — был в миллионе километров отсюда. Реактивный самолет мог вообще быть на другом краю мира или быть чем-то из старого сна.
Скалистая тропинка огибала деревья и кусты, и большую часть пути не было видно никаких следов произошедшего прошлой ночью, помимо запаха пепла на ветру. Потом они повернули за угол, и все изменилось.
— Боже… — приглушенно прошептала Никс.
Поле было руинами. Деревья сгорели до пеньков, кусты обратились в пепел. От заправки остался только почерневший каркас.
Но худшим было не это. Совсем нет. Везде — на поле, на ледниковых камнях, скукожившись до костлявых узлов на бетонных плитах, у станции лежали трупы. Прошлой ночью они были живыми мертвецами, теперь они были просто мертвецами, их жизни были выжжены пожаром, который Бенни устроил маленькой спичкой.
Все было неподвижно. Огромное пространство пепла и сломанных костей. Никс отвернулась.
Бенни опустил глаза.
— Прости, — сказал он.
Никс коснулась его руки:
— Это не твоя вина. Ты не хотел…
— Нет, хотел, — он повернулся к ней и убрал прядь вьющихся рыжих волос с ее лица, — я начал этот пожар, потому что не знал, что еще сделать. Я убил всех этих…
— Зомов, Бенни. Это зомы. Ты не можешь их убить.
— Я знаю… но…
Она казалась в недоумении:
— Что?
— Когда-то они были людьми.
— Знаю.
— Что, если… — Он замолк и сделал вдох, думая об ужасном жаре и пламени, распространявшемся так быстро по сухой коже и старой одежде. — Что, если они это чувствовали?
— Они не могут, Бенни, — тихо сказала Никс. — Они мертвые.
— Мы не знаем, что они такое. Мертвые есть мертвые, они не двигаются, они гниют и обращаются в пыль. Зомы… они ходят. Конечно, они нападают на людей, но в этом-то и дело. Мертвые люди не могут такое делать… так что они на самом деле? Почему они стонут? Пытаются ли они как-то общаться? Пытаются ли что-то сказать? Или… больно ли зому?
— Больно?
— От того, что с ними случилось, что все еще происходит. Раны, убившие их, разложение… могут ли они это чувствовать?
— Они разлагаются, Бенни. Их тела двигаются, но это не разум.
Он покачал головой:
— Мы точно этого не знаем, Никс, и не притворяйся, что знаем. Том видел, как они поворачивают дверные ручки и забираются по ступенькам. Он говорит, что некоторые используют разные вещи в качестве оружия. Палки и камни. Тот стучал в дверь прошлой ночью. Это о чем-то говорит. Это говорит, что внутри что-то происходит.
— Бенни, белка может использовать вещи. Кошка может замахнуться на кого-то. Это не означает…
— Это и значит! — крикнул он. — Даже если они всего лишь как белка или кошка, или если они умны так же, как букашка, Никс… даже букашки чувствуют боль.
Она покачала головой и посмотрела на искореженные останки трупов зомби в пепле.
— Нет, — сказала она. — Ты сведешь себя с ума такими мыслями. Том упокоил тысячи зомов. Он никогда не говорил, что они чувствуют боль.
— Откуда ему знать?
— Том бы знал, — уверенно сказала она. Бенни слушал ее, но слышал и что-то другое в ее голосе. Дрожь сомнения.
«Отпусти, — сказал внутренний голос. — Сейчас не время».
Он кивнул, и Никс словно испытала облегчение, думая, что он с ней согласился. Бенни ступил на пепел и медленно пошел к станции. Здание было безвозвратно утеряно. Только передняя стена все еще стояла, остальное лежало кучей мусора. Бенни коснулся пальцем внешней стены. Она была почти прохладной и покрытой тонкой пленкой золы. Он снова кивнул, тщательно все обдумывая, и пальцем написал сообщение.
Т/Л/Ч Мы в порядке. Надеемся, вы тоже. Идем дальше. Вы знаете, где нас искать. У.В. Б/Н— У.В.? — пробормотала Никс. — Умный Воин?
— Ага. Я хочу, чтобы он понял, что мы используем то, чему он нас научил.
— Так… мы идем на восток?
— Думаю, да, — сказал он. — В Йосемити. Туда или возвращаемся в город. Я точно не хочу ждать здесь. Не знаю, что привело всех этих зомов сюда прошлой ночью, и не хочу узнавать.
Он еще не рассказал ей о мужчине, которого увидел посреди зомов. Мужчине, который, как он был почти уверен, был Чарли Кровавым Глазом. Как мог он сказать Никс, что убийца ее матери все еще здесь, все еще ходит на свободе?
Бенни знал, что скоро ему придется ей все рассказать. Но не здесь и не сейчас.
Никс коснулась стены под первой строчкой. Т для Тома. Л для Лайлы. Ч для Чонга.
— Забавно, но мама использовала эти буквы для обозначения «теплых ласковых чувств». Она отвернулась. — Это был другой мир.
— Да, был, — согласился он.
— Нам здесь больше не место.
— Нет.
Она прищурилась и посмотрела вперед. Мимо почерневших руин, в сторону зеленого пространства леса и гор на востоке.
— Забавно, — сказала она. — Я вообще-то думала, что эта часть — начало, то есть — будет самой легкой. Сложнее станет попозже, эта часть… не знаю… вроде как обычная.
