– Снежка, остановись, – еле сдержал улыбку Макс, – Не хочу думать, что я оскверняю священное место, блудя с…
Снегелина закинула голову и расхохоталась.
– Ты свою постель называешь священным местом? – выдавила она сквозь хохот.
– Сменю матрац завтра же, – Макс уже просто порвал рубашку, замучившись её расстегивать.
– Макс, – девушка передвинулась, садясь на край спального места.
На её губах играла странная улыбка, которая сделала мужчину ещё «твёрже». Кол стоял… Но не в школьном журнале, а в штанах, причём, Снежку это крайне забавляло. И когда она положила руки на область паха, и когда сжала «его» сквозь ткань брюк и боксёров, когда расстегнула брюки и помогла их снять, и когда поправила член в трусах так, что головка с любопытством выглядывала из-за края.
– Ну, раз тебе не нравится, – потянула Лина, освобождая голову от ненавистного пучка, – Монашка и лондонский повеса, то…. Давай поиграем с циклопом.
Макс удивлённо посмотрел на девушку, по её взгляду понял, что его дружка только что называли одноглазым чудищем…
Лина стала, прижимаясь к мужчине.
– Предлагаю, перейти в ванну, помыться… Мы в пене, мыльные, скользкие, жаркие…
Воропаев покачал головой, возбуждаясь только от одного игривого тона Лины. До ванны он не дотянет.
Через минуту, по комнате были разбросаны вещи, а Макс, снова повалил Снегелину на кровать, устраиваясь между её бёдер.
– А я ведь, – погружаюсь в тёплое, скользкое лоно, – Хотел нежно, медленно, с чувством, – Выдавливал он слова, между чертовски сладкими толчками.
– Потом, – выдохнула Лина, царапая спину Макса, – Арбайтен, Воропаев, Арбайтен!
Снегелина
«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека», – в голове стучали строки из стихотворения Блока. Только вот у меня «Ночь. Квартира. Толчок. Аптечка».
Я сидела на белом друге, а не головой в нём, и старалась не разреветься. Макс промывал мне ногу перекисью, одновременно дуя на рану. Ночью, когда мы уже спали и видели сны, я проснулась от сильного грохота. В сердце закололо, да и как-то плохо стало. И нет бы, разбудить Макса, я в ночи пустой, с фонариком на телефоне пошла смотреть. На кухню. Собственно, упал настенный шкафчик с посудой. Всё побилось, а я наступила на осколок. Я не заорала… А стала ругаться по-французски. Громко, со вставками из русского мата. Испугалась я знатно, особенно, когда увидела кровь. После неё мне вообще дурно стало.
Макс услышал мои «речи» появился нагишом на кухне и включил свет. Сначала он молчал, потом подхватил меня на руки и потащил в туалет, усадил на толчок и стал знахарить. Почему туалет? Не знаю, может не желал, чтобы не заляпала полы.
– Вот нельзя было меня разбудить? – тихо ругался он, – Вот зачем потащилась одна? А если бы это была не посуда?
– На тебя охотятся лихие бандиты из девяностых?
– Ни капли не смешно, – выдавил Воропаев, – Сейчас будет жечь. Обеззаразим, помажем мазью и спать. А завтра… Выходной у тебя.
Спорить я не стала, потому что было больно. Решила посмотреть, как нога будет вести себя утром. В любом случае, на работе надо сидеть, а не наяривать круги по стадиону. Главное, чтоб меня транспортировали…
– Ай! – захныкала я.
Подули, поцеловали.
– Не хочешь… Воспользоваться комнатой?
– Нет, спасибо. Не настолько испугалась, – съюморила я.
Вздохнул. Понёс в спальню.
– Возможно, рана будет ныть. Она небольшая, но всё равно…
Положили на кровать, легли рядом и укрыли удеялком.
– Спи, – поцеловал в лоб и перевернулся на живот.
– А посуда?
– Никуда до утра не убежит. И если будет больно, плохо, страшно – сразу же буди.
– Угу, спокойной.
Только вот сна не было ни в одном глазу, как на зло. Вердикт один: перевозбудилась от мгновенного стресса.
Утро выдалось солнечным, болезненно тянущим и очень упрямым. Меня заперли на ключ в квартире, сказав, что в обед приедут. Ну, а мне, как неожиданной хозяйке этого гнезда разврата, в котором и я участвовала, пришлось задействовать десяти пальцевые активы, чтобы нажимать кнопки на пульте для телевизора. После часа бездействия, поняла, что не могу я сидеть без дела, без интернета, без компании.
Взяла мобильник и набрала Марианне, потому что, как у лучшей подруге Макса, у неё просто обязаны быть запасные ключи.
– Линочка! – защебетала после первого гудка, Шевцова таким приторным голосом, что у меня едва уши в трубочку не загнулись, – А мне тётя Лена всё-всё рассказала! Поздравляю! Ещё Максу не звонила, всё ждала, когда он сам…
Ага, в десять утра… А лучше вообще ночью.
– Я согласия не давала, это он себе в голову в бил, – отчего-то стала оправдываться я, – Мариан, у меня к тебе вопрос.
Молчание.
– Ничего, скоро будем дружить домами. Ты просто друга моего не знаешь. Его когда петух в жопу клюёт, то всё… Считай проиграла. А какой вопрос?
– У тебя ключи от его квартиры есть?
– Конечно, – сразу же ответила женщина, – Запасные. Мало ли что.
Выдохнула.
– Поможешь Белоснежке выбраться из плена…
– Он тебя что, запер?
– Ага. Я вчера ногу поранила. НОГУ, а не задницу. Смогла бы допрыгать до лифта и далее до машины. А на работе сидела бы.
– А чем тебе не нравится дополнительный выходной? – сразу же последовал вопрос.
– Тем, что если я тут переночую ещё раз, то Бакс Банни решит, что я попалась. А мне хотелось бы сегодня к Абрамовым. Но сначала заехать в клинику, а то меня тогда точно прибьют.
– Ага, и меня вместе с тобой, – проворчала Марианна, – Помогу. Только ради того, чтобы увидеть лицо Воропаева. Эх, не думала, что доживу до этого исторического момента! Приеду через часок, выдержишь?
– Макс обещал уважить меня в обед, – потянула я, – Сейчас десять.
– Тогда смысла не вижу. Раньше, чем через час я всё равно не смогу выбраться.
Логично. Блин, и чего мне делать целых три часа?
– Спасибо, Мариан. Позвоню, если меня запрут снова и я не отвоюю территорию.
Мы попрощались, а я стала думать. У меня вертелись в голове идеи насчёт завещания, но стоило поговорить с юристом. Но сначала посоветоваться с братьями. Сегодня срочняком надо домой.
Глава 15
ГЛАВА 15
Не всё так, как кажется
«Характер закладывается с раннего детства», – подумала Регина, рассматривая своё изрядно потёртое чёрно-белое фото, на задней части которого печатными буквами было выведено её имя и год съемки. Удивительно, что у неё оно вообще есть.
В большом особняке, Регина не чувствовала себя одинокой. Васнецова ощущала себя женщиной, покорившей мир и доказавшей всем, чего стоит её холодная красота
