В ответ я только промычал.
– Не сдавайся, Никита. Отбрось все лишнее. Очисти разум и сосредоточься.
Сопровождая свои усилия постаныванием и невнятным бормотанием, я отыскал нужный эпизод.
– Ну как, что-то проясняется? – не вытерпела она.
– Ага…
– Где ты сейчас?
– В автобусе. Мать сидит рядом у окна. Не знаю, куда мы направляемся, но деревня осталась позади. А вот и указатель проезжаем…
– Что на нем?
– Он по другую сторону автобуса, поэтому вижу я его только мельком. Да еще и автобус, как назло, битком набитый. Уже несколько раз прокрутил этот момент – и все безрезультатно. Я не успеваю рассмотреть надпись.
– А успевать и не надо. Постарайся замедлить происходящее или даже остановить. Прими тот факт, что ты являешься хозяином своих воспоминаний и вправе делать с ними все, что угодно.
– Да-да, я понял. И знаешь, по-моему, начинает получаться. Так. Ага. Уже близко, – промямлил я. – Вот оно, есть!
– Ну же, говори название!
– Потрошино.
– Отлично!
Далее пошло-поехало. По отработанному сценарию мы вычислили и мою настоящую фамилию, звучащую довольно незамысловато – Федоров, и расположение деревни, находившейся в пятидесяти километрах к востоку от Москвы, и даже численность населения, произнесенную председателем сельского совета на праздновании Масленицы. В поселке тогда проживало чуть больше трехсот человек.
По мере погружения в прошлое я хотел знать все больше и больше. Но неожиданно раздался звон будильника, вырвавшийся из той же реальности, откуда доносился пытливый монотонный голос. Прекратив раздражающее дребезжание, Натали прошипела пару нецензурных слов и обратилась ко мне:
– На сегодня хватит. На счет три ты откроешь глаза и будешь помнить все, что увидел. Раз! Изображение искажается. Картинки и образы плавно сменяются ярким белым светом. Два! Твое сознание вновь обретает тело, но уже обновленное, абсолютно здоровое, полное сил и энергии. Три!
Докторша хлопнула в ладоши, и мои веки распахнулись. С недоумением взглянув на нее, я произнес первое, что пришло в голову:
– Натали, ты не только самая сексуальная врачиха из всех, которых мне доводилось видеть, ты еще и самая гениальная!
– Знаю, – улыбнулась она. – Но, к сожалению, мы так и не выяснили главное: почему ты лишился родителей? Ведь у вас семья была довольно крепкая и благополучная. Тебя любили. О тебе заботились. Очень странно.
– Да, очень. И мы как раз подходили к разгадке. Зачем ты все оборвала?
– Прости, милый, хочу успеть привести себя в божеский вид. Владелец поликлиники зачем-то собирает всех врачей, поэтому в восемь часов я как штык должна быть на работе.
– Понятно, – буркнул я, потянувшись к джинсам.
– Мне это нравится не больше твоего.
Натали чмокнула меня в щеку и направилась в ванную. Стянув на ходу халат, она несколько раз обернулась, демонстрируя фальшивую застенчивость. Этого с лихвой хватило, чтобы заставить мое сердце биться на запредельной частоте. Дверь в ванной комнате захлопнулась, зашумел душ, а образ недурно сложенного тела так и остался перед моими глазами.
Что ж мне теперь, невымытым отсюда выбираться? Э нет, такое гостеприимство меня не устраивает! Отшвырнув джинсы, я понесся к заветной двери и дернул за ручку. Дверь оказалась незапертой. И то ли от неожиданности, то ли по заранее спланированному сценарию намыленное тельце встрепенулось.
– Вот решил спинку твою до блеска оприходовать.
Вспыхнувший энтузиазм в ее глазах и полетевшая в меня мочалка указывали только на одно: докторша не возражала.
Глава 3
Странная статейка
Пересекая порог одного из паршивых кафе-баров столицы, я расстегнул молнию на нейлоновой куртке, откинул капюшон и осмотрелся. Несмотря на то что моя съемная двухкомнатная квартира располагалась всего в трехстах метрах от этого заведения, бывать здесь ранее мне не приходилось.
Чутье не подвело. Внутренний вид миниатюрного сооружения выглядел не лучше внешнего. В колорите тусклого освещения и светло-коричневых стен, увешанных мазней готических художников, в моем мозгу он отождествился с похоронным бюро. И если бы не шесть овальных столиков, мелькающая официантка и барная стойка с молодым угрюмым барменом, мне пришлось бы всерьез задуматься: а туда ли я вообще попал?
Прескверное настроение приподнялось, когда среди дюжины посетителей я приметил лицо своего друга, сидевшего за последним столиком. Привстав, Кирилл помахал мне. Скрипя рассохшимся паркетом, я торопливо подошел к нему и поприветствовал рукопожатием.
– Ну, ты, брат, и красавец! Чего так рано-то? Мог бы успеть еще какую-нибудь барышню осчастливить. Все равно я уже смирился со своей участью заночевать в этом борделе, – рассвирепел тот.
– Прости, старик. Сам знаешь, пробки на дорогах.
Присев за стол, я улыбнулся моментально подлетевшей официантке.
– Добрый вечер. Что будете заказывать? – поинтересовалась она. – У нас превосходный повар и готовит так, что пальчики оближешь.
– Не сомневаюсь, но буду только кофе.
– Хорошо. – Заискивающе улыбнувшись, она так же быстро исчезла, как и появилась.
– Ох, Никита, я бы тебе не советовал. Понятия не имею, какая у них еда, но это пойло – точно никуда не годится.
– Ничего, мой желудок и не такое видывал. Зато здесь обслуживание замечательное. Глянь, уже несет.
– Пожалуйста, ваш кофе. Может, все-таки еще что-то желаете?
– Нет, благодарю.
Протягивая клочок бумаги, официантка склонилась, прошептав мне в ухо:
– Меня зовут Кристина. Заканчиваю в семь. Позвони.
Я ничего не ответил, но, дабы ее не расстраивать, запихнул номерок во внутренний карман куртки. Поправив рекламный чепчик на каштановых волосах и виляя худощавыми бедрами, она нехотя удалилась на кухню.
Кирилл придерживался весьма строгих консервативных взглядов на жизнь, и наблюдать за ним в таких ситуациях было одно удовольствие. Я с трудом сдерживался, чтобы не разразиться хохотом. От негодования его нижняя челюсть подавалась вперед, рот кривился, щеки краснели, а добродушные синие глаза заметно увеличивались в размерах. Таким его лицо стало и сейчас.
Проведя ладонью по коротким рыжим волосам, торчащим ежиком, он осуждающе покачал головой и прокряхтел сквозь зубы:
– Отвратительно. Она хоть совершеннолетняя?
– Да кто ж ее знает-то, но лично я сомневаюсь.
– Ты как дитя малое, Богданцев. Никогда не образумишься. А, собственно, чего я лезу? Смотри сам, тебе жить.
– Так что у тебя стряслось-то? И что за срочность такая была? Вряд ли ты позвал меня в этот гадючник, чтобы почитать нотации.
– Ты прав, брат! – выдохнув, волнительно изрек он.
Кирилл вынул из набитой всяким хламом барсетки маленькую коробочку и, расположив посреди стола, приоткрыл.
– Ну, как тебе? Нравится?
– Ты в своем уме? Представляю, как это со стороны выглядит. Еще бы на колено встал и предложение сделал.
– Ха-ха-ха! Такой громила, а переживаешь за то, что другие подумают. Может, еще встать и перед всеми оправдаться?
– Ага, тебе смешно, а мою физиономию каждая собака знает. Не хочу, чтобы завтра в газетах черт-те что напечатали.
– Не неси ерунды! Короче. Ну так как, пойдет колечко?
Мои опасения оправдались. Три унылые барышни, облокотившиеся на барную стойку и не спеша потягивающие слабоалкогольные напитки, приметив не совсем пристойное поведение,
