– Давай, – шепнул Джио и, молниеносно чиркнув спичкой, бросил начавший звонко трещать коробок за забор.
Из-за него раздался громкий хлопок, после чего в воздух взметнулся клуб густого едкого дыма. Мао моментально среагировал, с силой выбив ногой доску, и, протиснувшись сквозь образовавшуюся щель, исчез за дымовой завесой. Сэм вскочил на ящик, заранее поставленный у забора, и, подтянувшись на руках, перевесился через край ограды. Глаза слезились, а кашель то и дело подступал к горлу, но Сэм старательно пытался разглядеть происходящее. На секунду он заметил рыжую макушку, сбившую с ног усатого советника. Мао ловко подхватил выпавшие у него из рук бумаги, но, то ли из-за растерянности, то ли из-за дыма, никак не мог найти дыру в заборе, чтобы выбраться наружу. Тем временем у главного входа показались два гвардейца, один из которых бросился к Мао, а второй принялся заряжать пороховой арбалет, пытаясь подавить сухой кашель.
– Мао, сюда! – прокричал Сэм, ещё сильнее перевесившись через забор и протянув руки вниз.
Мао бросился в его сторону и, схватившись за руки Сэма, ловко вскарабкался вверх и спрыгнул с другой стороны. Парни пустились бежать, рассредоточившись по разным направлениям, как это было оговорено заранее, и Сэм последовал их примеру, однако, спрыгивая с ящика, оступился и повалился на землю, сильно ободрав бок о деревянную грань. Он попытался подняться, но тут же почувствовал, как на его спину опустилась тяжёлая нога в кожаном сапоге.
– Поймал! – раздался над головой гулкий низкий голос.
Сэм попытался перевернуться и сбросить с себя ногу, но получил мощный удар в лицо, после чего почувствовал, как теряет сознание.
– Тэми, – прохрипел Такута, тихо стуча в деревянную дверь.
Её жилище располагалось в одной из башен Академии и состояло из кабинета и спальни, расположенной прямо за ним. Такута старался не шуметь, чтобы не разбудить соседей, но Тэми, очевидно, ещё спала в столь ранее время, а потому ему пришлось постучать настойчивее. Наконец дверь открылась, и за ней показалось заспанное лицо Тэми. Тёмные волосы были собраны в неаккуратный пучок, а просторная длинная рубаха была накинута, похоже, прямо на голое тело. Такута немного смутился от того, что застал её в таком виде.
– Такута? Что случилось? – Она протёрла сонные глаза руками и убрала непослушную чёлку со лба.
– Прости, что разбудил, – виновато скривился Такута, – нужна помощь.
Он продемонстрировал руку, наспех перемотанную пропитавшимся кровью бинтом, отчего Тэми испуганно вздохнула и, схватив Такуту за предплечье, затащила его в кабинет.
– Как это произошло? – озабоченно прошептала она, разматывая уже успевший прилипнуть к окровавленной коже бинт. – И это что, Сэм обрабатывал?
– Почерк профессионала видно сразу, да? – усмехнулся Такута.
– Не то слово, – поморщилась Тэми, как можно более аккуратно отдирая волокна бинта от сочащейся сукровицей раны. Работать было вдвойне сложно, так как раненая рука Такуты всё ещё была облачена в пропитавшуюся кровью перчатку, которую тоже нельзя было снимать, чтобы случайно не коснуться его обнажённой руки. – Так как это случилось?
– Помнишь, я рассказывал тебе про свою новую… работу?
– О, Двенадцать, Такута! – громким шёпотом воскликнула Тэми. – Ты всё-таки решился!
– Как видишь, – горько улыбнулся Такута.
– Надеюсь, ты с этим закончил?
– Не уверен. – Такута поморщился от жгучей жидкости, которой Тэми промокнула рану. – Думаю, я только начал.
– Здесь открытый перелом, – заботливо проговорила Тэми, стараясь как можно деликатнее обрабатывать рану, – потерпи, нужно зашить.
– Я идиот, да? – процедил Такута, стараясь не вскрикивать от каждого прикосновения крючкообразной иглы к краям лопнувшей кожи.
– Бесспорно, – Тэми строго посмотрела ему в глаза, – не понимаю, почему ты хочешь продолжать? Разве ЭТОГО, – она приподняла руку Такуты, демонстрируя ему наполовину зашитую рану, – недостаточно? Неужели ты действительно разглядел там что-то дельное?
– Скажем так – я слишком сильно хочу увидеть продолжение.
– Ну вот и всё, – Тэми вырезала кусок перчатки между ладонью и последней фалангой и наложила на обработанную рану повязку с фиксатором, – завтра на перевязку. И пожалуйста, без вмешательства Сэма!
– Спасибо, Тэми, – неловко улыбнулся Такута, – ещё раз прости, что разбудил.
– Да ничего, – улыбнулась она.
Такута растерянно посмотрел на Тэми, а затем сжал её руку в ладони, стараясь не двигать повреждённым пальцем. В такие моменты он чувствовал себя чудовищем от того, что испытывал совсем не свойственный для человека его возраста коктейль из эмоций. Он держал руку красивой женщины, только что заботливо потратившей на него медикаменты и время драгоценного сна, но не знал, что должен делать. Иногда он ощущал непреодолимое желание прикоснуться к живому человеку, обнять его, почувствовать тепло и близость, а с Тэми это желание усиливалось вдвойне. Но он так привык жить в мире постоянного самоосуждения, с мыслью о своей чуждости в нормальном обществе, что так и не находил в себе решимости сблизиться хоть с кем-то.
– Тебе нужно отдохнуть. – Тэми поднялась со стула и отвела взгляд.
На улице уже светало, и Такуте показалось, что он только что упустил что-то очень важное. Он ненавидел себя за свою неловкость, неумение правильно выражать эмоции и полное отсутствие эмпатии. Когда дело доходило до общения с людьми, ему всегда казалось, что он делает не так абсолютно всё. На работе он был уверенным профессионалом, чётко знающим, что и как нужно делать в каждое мгновение. Таким он был и рядом с нерадивым Сэмом, лишь иногда выводящим его из себя своей непутёвостью. Но когда рядом появлялись люди, напоминающие ему о существовании мира, лежащего за дверями лаборатории, Такута чувствовал себя глупым ребёнком. Он просто не понимал, что должен говорить, как себя вести, а любая попытка казалась фальшивой и смехотворной. Он порой представлял лицо своей матери, тоскливо вздыхающей в дверном проёме, в очередной раз застав сына за заполнением историй болезней в пятничный вечер, когда город начинал гудеть и наконец просыпаться после трудовой недели.
Такута встал и, закрывая за собой дверь, негромко проговорил, чтобы не разбудить соседей:
– Я приду завтра на перевязку… Обязательно.
На улице уже рассвело, и вокруг стали появляться прохожие, суетливо спешащие по своим обычным делам. Они то и дело бросали косые взгляды на Такуту, заросшего уже почти недельной щетиной, измождённо пошатывающегося от бессонной ночи, потерянной крови и болевого шока. Он, словно призрак, плыл по
