Анастасия Никитина
РЕКТОР ПО СЕМЕЙНЫМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ
ПРОЛОГ
Назвалась принцессой — полезай в Академию
Я люблю дороги Белого континента. Никогда не знаешь, куда тебя приведет одна из них. Может быть, это будет старая таверна на перекрестке или заброшенное кладбище. А может, суетливый портовый город или сонная деревенька. Для боевого мага вроде меня везде найдется что-то интересное: упырь какой-нибудь, кровожадный мутант, на худой конец, ватага разбойников, в недобрый для себя час решившая потревожить одинокого путешественника. Эх, люблю дороги!
Еще больше мне нравится возвращаться домой. Горячая ванна, шелковые простыни и любимые братья, гадающие, что на этот раз появится на стене моей спальни и как на это отреагирует наш общий Па.
Кстати, о Па. С чего это он ввалился ко мне через десять минут после того, как я вернулась?
— Завтра ты отправляешься в Академию стихий! — с порога заявил он. — И никаких возражений!
— Это шутка такая, да? — от удивления я выронила голову василиска-мутанта, которую пыталась приладить к стене.
— Дочь! Это твой долг, — возмутился папочка, поправляя съехавшую на глаза корону.
— Это не долг. Это повинность, — огрызнулась я, опускаясь на четвереньки: ифитов трофей закатился под кровать.
— Это традиция вот уже третье тысячелетие! — с пафосом воскликнул мой собеседник.
Пафос у моего папочки классический, профессиональный. Даже советников пробирает иногда. Но на меня не действует.
— Ну да, ну да! Древность замшелая.
— Вылезай оттуда немедленно! Я не могу разговаривать с твоей задницей!
Ого, похоже, папочка обозлился всерьез: пора пускать в дело тяжелую артиллерию.
— Может, попозже? — заныла я, состроив умильную рожицу. — Я еще слишком молода и неопытна для такой ответственной задачи. Какой же из меня ректор? Переселенцам на смех!
Его величество Па окинул меня скептическим взглядом с ног до головы. Эх, жаль, не успела переодеться. Кожаные штаны и потертый доспех плохо сочетаются с образом балованной папиной дочки.
— Я их боюсь, этих переселенцев…
Отец недоверчиво хмыкнул, красноречиво кивнув на башку василиска у меня в руках. Я торопливо перехватила улику за обломанный рог и сунула за спину. Слезу бы пустить, да не умею.
— И не вздумай намагичить себе слезы! — предупредил Па, на мгновенье опередив готовое сорваться с моих пальцев плетение. — Не поверю!
— Ну почему я?! — Голова василиска полетела в стену. Ненавистные книги по зельеварению посыпались с полки. — Там уже полторы тысячи лет не было ректоров женского пола!!!
— Так и дочерей в правящем роду не было примерно столько же! Или ты предлагаешь отправить туда Алека?!
Я припомнила старшего братца-слабодарца. М-да… Этот злобный хорек там натворит дел. Вечно завидовал мне и братьям и в конце концов проникся учением черни о греховности Силы. Только такого тронутого ректора Академии стихий и не хватало. Возразить было нечего.
— Аленна, спор бесполезен. Ты уже отвертелась от этого долга двенадцать лет назад. Теперь не выйдет, — сменил тон заботливый родитель. — Хватит колесить по дорогам Белого континента, как бродяга. Пора остепениться. Тебе весной исполняется пятьдесят лет.
— Всего пятьдесят! Я еще пожить хочу, а не хоронить себя в храмовом городе!
— Бродяжничество и участие в сомнительных авантюрах, по твоему мнению, подходящая жизнь для наследной принцессы?! — снова начал заводится Па. — Ты похожа на нищую оборванку, обзавелась отвратительным прозвищем Рагетта, водишь дружбу с наемниками и месяцами не появляешься дома, а василиск, остатки которого только что пролетели мимо, чуть не откусил тебе голову.
Однако… Па, оказывается, гораздо пристальнее следит за моими приключениями, чем я думала.
— Ну и кто в финале остался с головой? — пришлось проворчать мне.
Крыть было нечем. Действительно, глупо с этим монстриком получилось. Да, меня угораздило заночевать в его норе после доброй попойки. Но это не моя вина! Напоили меня благодарные жители деревеньки, которую я избавила от такого же уродца. Кто ж знал, что это была семейная пара? Всем известно, что василиски не переносят рядом себе подобных. Но нет, на мою бедовую голову свалилась именно парочка мутантов. Потом еще и яйца в глубине берлоги нашлись. Вот была бы радость окрестным поселкам через пару лет, не устройся пьяная магичка Рагетта там на ночь.
— А кто останется с головой в следующий раз?! — парировал отец, прервав мои размышления.
— Статистика поставит на меня.
— А теория вероятности и закон подлости — против! — рявкнул Па. Корона сползла на левое ухо, но папуля в пылу спора этого не заметил. — Хватит рисковать! В конце концов, я король или мимо проходил?! Вот тебе мое королевское веление! Завтра ты отправляешься в Питруг и вступаешь в должность. Традиции даны нам Создателями, и не тебе их нарушать!
Дверь грохнула об косяк с такой силой, что оставшиеся тома по зельеварению полетели на пол вместе с полкой.
— Теория вероятности, — передразнила я и показала язык вслед папеньке. — Какой-то свихнувшийся моих выдумал очередную бредню, а вы, ваше величество, подхватили.
Я почесала свежий кривой шрам, протянувшийся поперек плеча. Его Па, к счастью, не видел, а то придушил бы меня лично. Ифитов василиск всего на два пальца не достал до горла моего пьяного высочества. Настроение испортилось окончательно.
Желание понежиться в теплой ароматной воде пропало напрочь, и в ванную комнату я прошла строевым шагом, пиная на ходу попадающиеся под ноги толстые фолианты. Быстро отодрав мочалкой загрубевшую на ветру кожу от въевшейся пыли, я завернулась в мягкий халат и крепко задумалась. Па решил давить дочь царственным авторитетом? Заветы Создателей и долг королевской крови мне припомнил? И дядюшка Симеон ни с того ни с сего решил покинуть насиженное кресло в своей драгоценной Академии стихий? Сильно смахивает на заговор моей дорогой семейки. Я их, конечно, безумно люблю и все такое прочее. Но навязчивые идеи сделать из меня приличную принцессу надо давить в зародыше.
Последняя попытка состоялась лет двадцать назад: меня попытались выдать замуж. В следующий раз я появилась во дворце три года спустя. И то только после того, как меня отыскал братец Макса и клятвенно заверил, что левое крыло королевской резиденции уже отстроили, Па больше не сердится,