С этого все началось.
– Что ж, очень увлекательно, – сказала Мифани. – И вот, несколько веков спустя, вы уже сидите голый в моем кресле. Цепочка событий, конечно, очевидна.
– Остальную часть истории вы знаете, – холодно ответил бельгиец. – Я уверен, что Шахи подробно ее задокументировали. Наш приход к власти, нашу связь с правительством, попытку завоевания, вынужденное сворачивание деятельности.
– Да, однако то, что было после этого, немного туманно. Всего лишь несколько намеков на ваше присутствие в Европе, – сказала она. – Но вы соблюдали осторожность.
– Мы были вынуждены, – с сожалением ответил бельгиец. – Ведь очень много наших первичных ресурсов было утрачено. Мы были лишены своих владений и стали близки к полному разорению. К счастью, я всегда старался быть готовым ко всему. Позиции для отступления, скрытые средства и ресурсы. Нам понадобился не один десяток лет, чтобы вернуться к тому уровню технологий, который был прежде. Несколько наших мастеров, handwerksmannen, погибло, когда Шахи дали нам отпор. Были уничтожены ключевые наработки. Нас с Гердом заставили смотреть на собственную смерть. Но к тому времени мы, конечно, уже имели новые тела. Сидели в десяти футах от наших и ваших королей и поджаривали собственные трупы. А потом, когда дыхание остановилось и убрали кровь, мы просто прошли мимо членов Правления Шахов и элиты двух стран и оказались на воле.
Мы восстанавливались, учились заново, продолжали внедрять новшества. Хотя наши исследования, конечно, уже имели меньший размах. Богатство сильно поскромнело. И нам приходилось быть более скрытными. Но мы все равно набрали мощь. А потом… Да, боюсь, тогда-то и началась порча.
Часть наших handwerksmannen страстно увлечена этой проблемой. Они посвятили целые столетия тому, чтобы избавить человеческое тело от порчи и достичь непреклонного совершенствования. Только об этом и чешут языками. Молекулярный уровень. Ферменты. Органы. Но увы, они уделяли так много внимания мелким проблемам, что не заметили порчи в большем масштабе. Появилась нестабильность. В наших приоритетах возникли… перекосы, – сообщил Правщик, неловко поворочавшись в кресле. – Некоторые из нас стали непредсказуемыми.
– Непредсказуемыми? – переспросила Мифани.
«У вас с самого начала все было нормально с головой, – подумала она. – Ведь что может быть нормальнее, чем попытаться захватить Англию на лошадях с рогами?»
– Один из наших ведущих ученых, Ян, имел тревожную склонность отрезать себе пальцы на ногах. Те, конечно, отрастали обратно, но с ним едва ли можно было поговорить, не увидев, как он стягивает с себя ботинок.
– Как мило.
– Думаю, – задумчиво проговорил бельгиец, – некоторым просто не положено жить так долго.
– Но вы же не думаете, что все это могло быть вызвано генетическими проблемами? – зевая, спросила Мифани. Страх и напряжение боролись в ней с усталостью, но проигрывали.
– Ну, м-м… нет, не думаю, – ответил он.
– Нет, конечно, нет. А сколько тел у вас было?
– Я сбился со счета, – ответил Правщик. – Порой мне кажется, что мы привлекаем не тех. У моего двоюродного брата есть один решала, парень по имени Ван Сьок. Вот он – настоящее чудовище, и у него есть опасные наклонности.
«Ага, вроде срывания лиц с проституток», – подумала Мифани.
Она подумала, не сказать ли ему, что Ван Сьок мертв, но решила этого не делать.
– Как бы то ни было, – продолжил голый, – я обеспокоился…
– Из-за пальцев ног?
– Ну, не столько из-за пальцев ног…
– Вас не обеспокоили пальцы ног? – спросила Мифани, мысленно подталкивая себя к продолжению разговора.
– Нет, в этом не было никакого реального вреда, – небрежно ответил он. – Это даже не мешало его работе. Что меня беспокоило в этих пальцах, так это то, что эта привычка появилась недавно – то есть он прожил сотни лет без нее. А теперь она стала совсем уж непреодолимой.
– Угу.
«Настолько, что стала мешать его работе».
– Да, но я отвлекся. Я заметил еще ряд тревожных тенденций. Коммюнике стали проходить мимо меня. Герд стал более скрытным и отчего-то более посвященным в детали нашей международной деятельности. Прежде он довольствовался лишь кураторством мастерских. Он всегда жаждал наслаждаться роскошью, – заметил бельгиец, вздохнув.
«Это точно, – мрачно подумала Мифани. – Длинный лимузин, блестящий аквариум».
– Он всегда легко входил в раж, а сейчас зациклился на наших проектах в Великобритании. Я заподозрил неладное, но спрашивать его напрямик в чем дело не хотел. По крайней мере без очевидных оснований. Поэтому однажды вечером, когда он пошел в театр, я задержал его geheimschrijver.
– Его geheimschrijver? – переспросила Мифани.
– Ну, его «тайного писаря»… секретаря, – объяснил бельгиец. – Так вот, я его задержал, и кое-кто из моих подчиненных проник в его память.
Мифани напряглась, вспомнив о парне, который этим вечером пытался проделать то же самое с ней.
– Парень с чешуей? – приглушенно спросила она.
– М-м? О, нет… Я понимаю, что вы подумали, но такие модели годятся только для работы с людьми со стандартным, неизмененным мозгом. Нет, наши технические работники имеют улучшение, позволяющее им функционировать как коммуникаторы… телефоны. Они подключают свое сознание напрямую к телефонной сети и взламывают систему. Мы общаемся с ними, будто они – люди на другом конце провода, и они передают наши слова. Когда человек, которому мы звоним, отвечает, наш секретарь повторяет его слова своим голосом. Происходит это практически сиюминутно и отследить разговор невозможно.
«Это объясняет, почему у коллег малыша Алана ничего не получилось, – догадалась Мифани. – Зато факсы, думаю, они отправлять не умеют. Иначе куда бы они вставляли бумагу?»
– При мне они присмирили его, ввели различные приспособления и загрузили записи. К своему большому разочарованию, я узнал, что Герд контактировал с нашими лазутчиками в Шахах и готовил их к государственному перевороту. Тут я должен отметить, что один из двойных агентов в вашем Правлении особенно приветствует перспективу насильственной революции. Однако это было бы весьма благоприятно. И если честно, – продолжил Правщик, – то, что я узнал, стало заметным ударом. Ведь это я руководил их вербовкой и идеологической обработкой. Это было моей стратегией с самого начала. Я лично курировал становление Лагеря Гай, а также развитие и размещение грибкового оружия массового поражения. О, да, – подтвердил он, увидев, что Мифани изогнула бровь, – такое маленькое страшненькое существо. Оно подчиняет себе людей и после активации может поглощать значительные площади.
– И все это делалось с прицелом на слияние двух организаций? – сухо спросила Мифани.
До этого момента она была расслаблена. Отчасти из-за усталости, но бельгиец производил такое приятное впечатление, что… ну, она, конечно, совсем не забыла, что он сидел голый и был извечным врагом, но
