«Черт, это впечатляет, – подумала Мифани. – Этот парень понятия не имеет, во что ввязался. Сегодня у него будет ночь, которую он не смог бы забыть, если бы не был под гипнозом».
Она вернулась к компании Бронвин, где студенток-модельеров уже вовлекали в разговор несколько подающих надежды ребят.
– Что за парень? – спросила Бронвин. – Такой горячий.
– Друг с работы, – объяснила Мифани.
«И возможно – коварный изменник».
– Харизма подумала, что он работает моделью.
– Я бы вас познакомила, но он здесь с другими намерениями.
– Ага, я заметила. Очень жаль. Пока он не ушел с тем типом, я уж надеялась, что это он к тебе приставал. Вот почему все классные парни обычно геи? – посетовала она.
– Ага, – поддержала ее Мифани.
«Или вампиры».
– Хочешь потанцевать? – спросила Бронвин.
– Ну нет, – ответила Мифани.
– Отлично, идем, – сказала Бронвин, залпом допивая свой бокал и резко поднимаясь с места.
Как выяснилось, прирожденной танцовщицей Мифани не была. Бронвин с подругами качались под музыку так, что Мифани лишь смутно узнавала их движения из видеоклипов, которые видела. Однако, к собственному удивлению, Мифани нравилось, что она делала. Она чувствовала себя такой расслабленной, какой не была с тех пор, как открыла глаза в парке и задалась вопросом, кто она такая. Внутри нее уже булькало несколько коктейлей, и она танцевала (пусть плохо, но уже не так, как вначале) с сестрой и ее подругами. Музыка стучала в ушах, вокруг двигались люди. Мифани закрыла глаза и позволила ритму захватить ее. Потом чья-то рука похлопала ее по плечу, и она развернулась. Встревоженная, открыла глаза и увидела перед собой чей-то подбородок.
Это был приятный, сильный на вид подбородок приятного на вид, сильного мужчины. Он танцевал неуклюже и был немного смущен тем, что побеспокоил ее. Он что-то сказал, но слова затерялись на фоне музыки.
– Что, простите? – крикнула она, довольная тем, что к ней подошел приличного вида парень. Мифани внимательно следила за его губами, ожидая увидеть что-то связанное с выпивкой, которую он бы ей купил, но умудрилась не понять ничего из того, что он сказал. – Что?
Он раздвинул губы и показал улыбку из лезвий.
«Ну кто бы сомневался».
29
Дорогая ты!
Сегодня был очень напряженный день.
А должен был быть скучный и утомительный. Мне выпала куча бумажной работы, отчет на отчете, а остальные члены Правления чудесным образом оказались где-то далеко и занимались насущными, но не представляющими чрезвычайной угрозы делами. Я уселась поудобнее и стала читать о говорящих мышах, заполонивших Луишем, но затем уничтоженных нашим отделением в этом районе. Их истребление заняло несколько месяцев и вылилось в огромное количество счетов и служебок, каждую из которых я обязана была просмотреть.
И только я занялась счетами за третий месяц, пытаясь выяснить, почему геноцид каких-то голосистых паразитов потребовал пятнадцати миллионов фунтов и выделения бронетранспортера «Сарацин» из Второго танкового полка, когда получила отчаянный звонок от Еретика Габбинса, который находился в Нью-Дели, где занимался подавлением потенциального самодержца. Он говорил очень быстро, но, насколько я запомнила, диалог получился примерно следующий:
Я (отвлеченно): Да, алло! Алло!
Он: Алло!
Я (все еще отвлеченно): Алло!
Он: Алло!
Я: Алло, я вас слышу.
Он: Ладья Томас?
Я: Да.
Он: Да, это Еретик Габбинс из Дели.
Я: Прив…
Он: Я очень извиняюсь, но гречанка прибывает на неделю раньше, чем ожидалось, и кроме вас ее встретить некому.
Я (пытаясь понять, зачем нам вообще понадобилось убивать тех мышей): Угу. Верно. Чего?
Он: Гречанку.
Я (все еще без внимания): Да.
Он: Она приезжает, а вам нужно ее сегодня встретить и чем-нибудь занять.
Я: А, ясно. Стоп, что за гречанка?
Он: Ну та, никак не запомню, как ее зовут, но она делает те штуки, и ей тысячи лет.
Я (впадая в панику): Какие штуки?
Он: Ой, да превращает людей в скотину.
Я: Что делает?
Он: Превращает людей в…
Я: Я слышала! И что я должна с ней делать?
Он: Ну, сами знаете, как обычно.
Я: Я не знаю как обычно! Это не моя работа! Это ваша работа! Если хотите поменяться, приезжайте сюда и сбалансируйте бюджет уничтожения мышей в Лондоне (шурша бумагами), при этом выясняя, почему, черт возьми, двухдверный шкаф в свободной комнате загородного дома считается делом национальной важности!
Он: Ладья Томас, от вас всего-то и требуется встретить ее в Хитроу, проехаться по Лондону и поужинать с ней.
Я: Я не могу!
Он: Почему нет?
Я: Потому что… я не ужинаю. (Обиженная пауза.) Потому что я не очень лажу с людьми. (Резко вспыхнув.) Особенно с теми, кто превращает людей в животных!
Он: Простите, я не понял, кажется, связь прерывается…
Я (крича): Нет, не прерывается! Вы просто говорите так, чтобы…
(Звонок обрывается.)
Мне удалось заработать репутацию человека, который знает все на свете благодаря простой особенности – отсутствию социальной жизни. Но мир, в котором мы живем, странен настолько, что описания «гречанка возрастом несколько тысяч лет» недостаточно, чтобы идентифицировать определенного человека. Мне оно ни о чем не говорило, поэтому я попросила Ингрид связаться с секретарем Габбинса, которая знала и имя этой женщины, и время ее прибытия в Хитроу. Выяснилось, что до него оставалось полчаса. К счастью, у нас работают великолепные помощники, и менее чем через десять минут эти две женщины сумели надыбать два лимузина, неприметного вида водителей, план развлечений на весь день и моего неуклюжего шотландского сумоиста в качестве почетного караула.
– Ингрид, кто эта женщина? – спросила я, когда наша машина тащилась сквозь трафик. Мы сидели бок о бок, и Ингрид могла показывать мне бумаги; Энтони сидел напротив, вынужденный подрабатывать пюпитром для длинной полосы бумаги, иллюстрировавшей основные вехи жизни гречанки. Причем я сидела против движения (отчего меня укачивало), и Ингрид разложила у меня на коленях документы.
– В настоящее время она известна как Лиза Констанопулос.
– В настоящее время? – эхом повторила я, пытаясь посмотреть на свою юбку сквозь несколько слоев бумаг. Мне казалось или я надела ее навыворот?
– Это имя появилось у нее недавно. Эти древние держатся за свои имена так же крепко, как за костюмы, – пояснила Ингрид.
– У меня юбка навыворот?
– Да. Так вот, учтите, что мисс Констанопулос имеет подтвержденный возраст пятьсот лет, – продолжила Ингрид.
Когда я попыталась вывернуть юбку на себе, на пол посыпался дождь из бумаг. Мы с Энтони одновременно наклонились вперед и стукнулись лбами.
– Ай! – вскричали оба, и я откинулась обратно на сиденье.
– …в прошлом столетии она отличилась тем, что пнула Иосифа Сталина в пах во время одного из фуршетов, а также играла значительную роль в алмазной отрасли ЮАР, – рассказала Ингрид. – Кроме того, она излечила одного из членов нашей королевской семьи от рака в 1950-х, а в 1960-х другого заразила сифилисом.
– Матерь божья, моя голова!
– Хммргмммрг, ладья Томас, – пробурчал Энтони, сидевший напротив меня.
– Что он сказал?
– Не знаю, – ответила Ингрид.
– Через сколько сядет ее самолет? – спросила я,
