– Если WHO[12] не отыщет вакцину, мы с тобой увидим новый, абсолютно не похожий на привычный нам мир.
– Надеюсь, отыщут, – коротко отозвался Орсон.
– Я тоже надеюсь, – кивнул Стюарт.
Еще несколько месяцев назад кабинет украшала коллекция настоящих, в рабочем состоянии «кольтов»: «Патерсон», «Уокер», «Драгун», «Миротворец» и «1911», бывших предметом гордости генерала, объектом его любви и заботы. Теперь они исчезли, «отправлены на хранение», как того требовал протокол Каплан, разработанный одним из самых известных психиатров мира и регламентирующий прохождение службы после сорока двух лет. Военные и политики прекрасно понимали, что армия не в состоянии отказаться от опытнейших старших офицеров, во всяком случае, в ближайшее время, и выработали особые правила их пребывания на службе. Орсон категорически отказался подписывать унизительный протокол, а вот Стюарт уйти не смог. И до сих пор не оставил надежду удержать своего лучшего офицера.
– Я был уверен, что ты согласишься на штабную должность.
– Не люблю чувствовать ствол у затылка, – спокойно ответил Бен, намекая на то, что протокол Каплан ставил во главу угла абсолютное недоверие к тем, кто решился его соблюдать.
– Думаешь, на гражданке будет иначе?
– Думаю, да.
– Не ври себе, – поморщился генерал. – После сорока двух все под прицелом: и военные, и штатские. Тебя будут сторониться. И тебя будут опасаться.
– Я потерплю.
– Посмотрим, как долго ты продержишься.
– К чему наш разговор? – поднял брови Бенджамин.
– К тому, что я могу все изменить, – твердо ответил Стюарт.
– Зачем?
– Затем, что армия – единственная семья, которая у тебя осталась, Орк, тебе нечего делать за воротами базы.
Фраза прозвучала жестко, даже жестоко, если вспомнить историю Бена, но не покоробила его, потому что была правдой: никого больше у Орка не осталось. И Стюарт в роли приемного отца был далеко не самым плохим вариантом… Но соглашаться на него полковник не хотел.
– Придумаю что-нибудь, – ответил он. – Пришло время измениться.
– Здесь твоя жизнь.
– Была.
– Верно, была, – не стал спорить генерал. – Но там, за воротами, ее никогда не было. Ты не знаешь той жизни, ты не найдешь себя в ней, и поэтому я прошу тебя еще раз: подумай.
– Я все-таки рискну, – тихо ответил Орсон, понимая, что настойчивость старика вызвана исключительно заботой. – Я долго думал, что делать, принял решение и не собираюсь отступать.
– Ты всегда был твердым, – улыбнулся Стюарт.
– Спасибо.
– А я всегда был упорным.
– Знаю…
Генерал поднял руку, призывая Бенджамина к тишине, и продолжил:
– Поэтому я договорился с нашими бюрократами и выбил для тебя месяц на размышление. Ты выходишь в отставку, Орк, но в твоем личном деле значится, что ты имеешь право на подписание протокола Каплан в течение следующих четырех недель. Если ты воспользуешься этим правом, четыре недели будут считаться оплачиваемым отпуском, после которого ты спокойно продолжишь службу.
Это было щедро, даже грандиозно щедро, учитывая тот бедлам, который творился в армии после появления suMpa. Бен понимал, что генерал надавил на все рычаги, на которые мог, и даже слегка устыдился тому, что не может принять предложение. Во всяком случае – сейчас. Он действительно хотел что-то поменять и готов был рискнуть, погрузиться в неведомую жизнь гражданского лица. А что будет дальше… Впрочем, четырех недель вполне достаточно, чтобы разобраться, нравится ему быть «досрочным пенсионером» или нужно вернуться домой и подписать проклятую бумажку.
– Вы так сильно хотите меня оставить?
– Я хочу сохранить армию, – жестко ответил Стюарт. – А ты – одна из опор, на которых она держится. Ты мне нужен, Орк, поэтому я дам тебе время на размышление.
– Спасибо.
– Вот и хорошо, – улыбнулся генерал. – Тогда давай разберемся с нынешними документами, ведь независимо от того, примешь ты мое предложение или нет, с действующей службы ты уходишь.
Поскольку военные, подписавшие протокол Каплан, становились советниками без права ношения оружия.
Стюарт вытащил на монитор личное дело Орсона и рассмеялся:
– Смотри, каким забавным ты был после академии.
Бен внимательно посмотрел на старое фото и хмыкнул:
– С тех пор многое изменилось.
– Меньше, чем тебе кажется.
– Не уверен.
– Если не уверен – просто слушай то, что я говорю.
И в этом был весь Стюарт.
А в следующий миг его тон внезапно стал официальным:
– Полковник Орсон, имею честь официально сообщить вам о выходе в положительную досрочную отставку с назначением положенной пенсии. Пожалуйста, приложите к сканеру большой палец правой руки. – Орк подчинился. – Затем нужно проверить сетчатку… поставить подпись… – Бенджамин проделал обе операции. – …и теперь вы официально стали гражданским лицом.
– Довольно быстро, – прокомментировал Орсон.
– А смысл затягивать? – ответил Стюарт, заканчивая бюрократические формальности. В последнее время ему приходилось часто увольнять офицеров, поэтому он ставил нужные отметки почти машинально. – Я могу внести в документы любые изменения, но ты всегда останешься военным, Орк, что бы с тобой ни случилось.
– Я знаю.
– И я надеюсь, что ты примешь мое предложение.
Возвращаться к этой теме Бен не хотел и попытался перевести разговор в другое русло:
– Сегодня будет мероприятие, я проставляюсь парням…
– Я не смогу быть в баре, Орк, повеселитесь без меня.
– Я знал, что вы откажете, – улыбнулся Бенджамин. – Поэтому принес небольшой подарок.
Он наклонился, достал из сумки бутылку виски в деревянном футляре и выставил перед генералом.
– «Ledaig» восемнадцати лет? – прищурился Стюарт. – Неплохо, Орк, весьма неплохо.
– Ровно столько я служил под вашим началом, сэр.
Сейчас генерал его не поправил, потому что здесь слово «сэр» должно было прозвучать.
– Открой.
Орсон послушно распечатал бутылку, сходил к бару за стаканами и наполнил их на два пальца каждый.
– За тебя, Орк, – произнес генерал, глядя ему в глаза. – Тебе многое пришлось пережить, и я рад, что ты не сломался.
– Во многом благодаря вам, сэр.
– Сейчас это не важно, потому что во время испытаний мы, друзья, можем только помочь, но не можем тянуть груз за тебя, – Стюарт помолчал. – А ты свой груз вытянул.
– Да, – Бен сделал маленький глоток. – Вытянул…
– И еще я хочу сказать то, о чем никогда не писал в твоем личном деле и ни с кем не обсуждал: ты умен и свободолюбив, ты слишком умен и свободолюбив. Эти восемнадцать лет ты подчинялся не потому, что так требует Устав, а потому что уважал меня. И верил мне. Я тебя не подводил, и только поэтому ты ни разу не проявил свой норов и не оказался под трибуналом за бунт и неподчинение. Но там, на воле, ты будешь сам себе хозяин, и я не знаю, Орк, куда приведут тебя страсти. Возможно, в бездну.
– Я постараюсь не потерять голову, – тихо произнес Бен.
– Надеюсь, – в тон ему ответил Стюарт.
– Вы мне не верите?
– Я слишком хорошо тебя знаю…
– Вы мне не верите?
– …и поэтому хочу, чтобы ты вернулся. Здесь за тобой приглядывают и направляют твою ярость в нужное русло.
– Я должен был стать генералом, – вдруг сказал Орк. – Года через четыре.
– Ты должен был сменить меня, – подтвердил Стюарт.
– Поэтому я не вернусь.
Некоторое время они молчали, обдумывая и переживая прозвучавшие
