– Я собственноручно нанёс этот шрам, девочка! – заорал отец, как будто она была в чём-то виновата. – Я вырезал у тебя на спине следы от клыков. Это непростое дело. Шрамы должны были выглядеть как настоящие. А ты кричала. Мне пришлось закрывать тебе рот ладонью. Ты могла весь город разбудить! – В свете очага лицо отца казалось тёмно-красным.
– Прости… – больше она ничего не смогла выдавить из себя.
Хирка увидела, как лицо отца дёрнулось, словно она его ударила.
– Теперь ты понимаешь, девочка? Понимаешь, почему нам надо уехать?
Хирка не хотела ничего понимать. Она опустила глаза вниз и заметила пожелтевший волчий зуб у себя на груди. Она носила его на шее всю жизнь. Память. Память о том, чего никогда не было. Фальшивое доказательство охотничьей доблести, купленное на рынке за медную монетку? Должно быть, отец понял, о чём она хочет спросить, поэтому громко продолжил:
– Ты явилась в мир бесхвостой в каменном кругу у Ульвхейма, и ты не можешь сливаться с Потоком. Я не знаю ни откуда ты пришла, ни кто ты, но мы уедем. Если ты – одна из бесхвостых… Дитя Одина…
Эти слова кнутом хлестнули по сердцу Хирки.
– Если ты – человек, Совет выяснит это во время Ритуала. Но ты – моя дочь, и никто не завершит работу Ульве. Я не стану рисковать тобой.
Несмотря на то, что его голос стал мягче, она понимала, что спорить бесполезно. Вся ситуация казалась нереальной. Хирка засмеялась, но смех её прозвучал неестественно.
– А ты видел потомков Одина, папа? Ты хоть раз слышал о ком-нибудь, кто его видел? Мы исколесили весь Фоггард вдоль и поперёк, и никогда…
– Не встречали бесхвостых, которые не могли сливаться с Потоком? Слепых к земле?
Хирка посмотрела на него. Он что, стал её врагом? Почему он делает ей так больно? Её глаза бегали в разные стороны, пока она вспоминала.
– У того здоровяка во Фроссабю был обрубок хвоста?
– Его баба отрезала ему хвост. Он изменил ей с девчонкой.
– А три девушки с рынка в Арфабю, которые…
– Это были сирены из Урмуная. Их не интересуют создания из плоти и крови, они посвящают жизнь танцу. По традиции они привязывают хвосты к спине.
– Ульве! Ты сказал, Ульве не мог сливаться!
– Конечно же, он мог сливаться с Потоком. Просто он уже был не в состоянии пользоваться своей способностью. И это несмотря на то, что Совет избрал его во время Ритуала, когда он был совсем юным, и много лет обучал его в Эйсвальдре. Хирка…
– Я не потомок Одина! У меня есть мать!
Отец закрыл глаза. Хирка не знала, до чего доведёт этот разговор, но останавливаться не собиралась.
– У меня была мать. Майанде!
– А ты её помнишь? – Голос отца изменился. Он говорил с лёгкой усмешкой. Но его предположение было верно. Хирка не помнила её, в памяти остались только рассказы отца о ней.
– Майанде была девушкой из Ульвхейма, с которой я… некоторое время общался. Она делала мыло и продавала его подвыпившим мужчинам в тавернах. Они больше тратили на мыло, чем на пиво. Более заядлых пьяниц ещё надо поискать.
Хирке казалось, что слова отца камнями придавливают её к земле. Одно тяжелее другого. Её завалит, и она умрёт. Ей удалось встать. На какое-то мгновение Хирке показалось, что она пришла сюда в гости, а отец стал чужаком. Чужаком, лгавшим напропалую.
Стало невозможно дышать. Хирке приходилось выдавливать из себя слова.
– Дети рождаются без рук и ног! Слиятели бывают сильными и слабыми! Нельзя наверняка сказать…
– Нет, – перебил он её. – Наверняка сказать нельзя. Ничего нельзя знать наверняка, но я не хочу рисковать и стать в глазах Совета тем, кто принёс гниль в Имланд.
Гниль… Дитя Одина. Человек. Тот, кто заставляет других гнить.
– Бабьи сплетни! – заорала она. Хирка знала, что только такое определение вздора он точно поймёт.
Воздух. Ей нужен воздух. Хирка распахнула дверь и сделала глубокий вдох. Казалось, она долго не дышала. Она слышала голос отца за спиной, но не вникала в содержание его речи. Она ушла. Всё не так, как раньше. Он привязан к стулу и не сможет её остановить. Даже пойти за ней не сможет. Она шла быстрее и быстрее, перепрыгнула через поваленную берёзу и побежала.
Хирка понятия не имела, куда направляется и от чего бежит, но ей надо было мчаться. Стемнело. Она могла убежать куда угодно. На улицах уже никого не было. Никто не мог её увидеть. Она стала невидимкой. Призраком. Монстром.
Дитя Одина.
Она не существовала, и она побежала. Но внутри неё по-прежнему было что-то живое, и это живое замечало, как ветки и листья хлещут её по лицу и как она приближается к Аллдьюпе. Всё пошло не так. Внезапно нога Хирки зацепилась за что-то, и она грохнулась на землю. Она лежала и хватала ртом воздух. Воздух казался мёртвым. Он не давал ей ничего, необходимого для дыхания. Она знала – надо подняться.
Склон перед ней был покрыт мхом. Пахло гнилью. Она была частью земли. Личинкой. Насекомым, способным забраться в маленькие пещерки во мху и исчезнуть. Навсегда. Её взгляд скользнул по склону и дошёл прямо до чёрного края Аллдьюпы, пропасти, которая всего несколько часов назад чуть было не забрала её жизнь.
Возможно, всё должно было произойти именно так? Может, именно таким было наказание Всевидящего за то, что она обманула смерть?
Могут ли бесхвостые умереть? Могу ли я умереть?
Хирка снова сжала веки. Она постаралась выбросить из головы всё, что услышала, но у неё не получалось. Я не родил тебя, я нашёл тебя.
Она укусила себя за руку и подавила крик. Ей не было больно, но она знала, что поступает как дикий зверь. Она открыла глаза. На руке остались красные следы от зубов. А чего она ждала? Что, думала, её кожа превратится в камень?
Что ей было известно о бесхвостых?
Их не существует…
Потомки Одина – это миф, как и слепые. Старая сказка. Она не верила в сказки. Отец просто дурак!
Так для чего же существует Ритуал?
Ритуал должен защитить всех от слепых. И хотя это всего лишь древняя традиция, слепые наверняка когда-то существовали. Разве сама она не клала монетки на веки новорожденных? Не давала им кровь, чтобы обезопасить матерей? Так делали веками. Наверное, не без причины? И если слепые существовали, то, возможно, потомки Одина тоже?
Дитя Одина. Человек. Дочь Эмблы. Гниль… Последнее самое обидное, самое болезненное. Она слышала это слово и раньше возле пивной. Отец Колгрима обвинил Железного Ярке в том, что тот водил шашни с его девочкой. Железный Ярке ответил, что скорее будет гниль жрать. Этот ответ стоил ему двух зубов.
Хирка поджала коленки и заплакала. Вот кто она. Ругательство. Скверна.
