Избранные сочинения Том V

рабочими; но в то же время он об'являет им, чего хорошие и искренние итальянцы ждут от них.

Не правда ли, это значит заранее заявить, что, если резолюции с'езда будут противоположны тому, чего хотят от него эти „хорошие' или даже только будут отличаться от того, чего они ждут, они будут дурными и анти-итальянскими. Но что же подразумевает он под словом „управлять'?

И какая эта „хорошая, и искренняя итальянская' часть народа, от имени которой он чувствует себя в праве говорить?

Это не может быть, конечно, итальянский пролетариат, так как рабочие делегаты на с'езде должны знать его стремления и желания гораздо лучше, чем Мадзини. Следовательно, это должна быть итальянская буржуазия, если только это не исключительно мадзинистская партия, т. е. сам Мадзини.

Послушаем советы Мадзини:

Вы должны — говорит он — ратифицировать снова ваш договор и учредить, как представительницу его, такую власть, которая обладала бы условием действительной, мощной и длительной жизни. И это самое важное , что вы могли бы сделать. (Еще бы. Власть, уничтожающая всякую свободу! Вот по крайней мере, чистый модзиниянизм!) С того дня, как вы сделаете это, начнется коллективная жизнь итальянских рабочих.

Стало быть, коллективная жизнь не в народных массах, эти массы, по мнению Мадзини, лишь механический агрегат личностей, общественность существует только у власти и может быть представлена только ею. Мы постоянно наталкиваемся на эту проклятую фикцию государства, которое поглощает, и сосредоточивает в себе естественную — коллективную жизнь народа и которое по этому самому, вероятно, и считается ее представителем, как Сатурн представлял своих сыновей, по мере того как он пожирал их.

Таким образом, продолжает Мадзини, вы создадите орудие, чтобы при помощи его дружно идти вперед. (Т. е. вы создадите себе начальство, которому исключительно будет принадлежать всякая инициатива и без позволения которого вы не сможете сделать ни одного шага. Вы превратите всех итальянских рабочих в пассивное и слепое орудие в руках Пророка). И вы сможете тогда (но только тогда, и это понятно) создать связь с своими братьями других стран, которую мы все желаем и хотим (кто все? мадзинисты при помощи смешной, потому что бессильной системы, установленной Республиканским Союзом Мадзини — Alleanua Republicana), но связь, признанную национальной конценцией (т. е. Союз, заключенный и признанный исключительно центральной властью, против всей рабочей массы), и не входя в качестве отдельных личностей или небольших групп в огромные иностранные, плохо организованные общества (тут речь идет об Интернационале), которые начинают вам говорить о свободе, чтобы неизбежно притти к анархии и деспотизму центра и города, в котором находится этот центр. (Анархия, это мы, сторонники уничтожения государства в Интернационале; деспотизм — немцы в Интернационале и Лондонский Генеральный Совет, сторонники централизации, народного государства).

Мадзини любит деспотизм, он слишком пророк, слишком жрец, чтобы не обожать его; только, из уступая духу времени он называет его „свободой'. Мадзини хочет римский деспотизм, но не лондонский; а мы не жрецы и не пророки и одинаково отвергаем как лондонский, так и римский деспотизм.

Весь этот параграф имеет главной целью сделать невозможным учреждение Интернационала в Италии. Он определенно запрещает как личностям, так и местным рабочим группам примыкать к Интернационалу, и установить прямую братскую связь с ним. Он дает это право только правящей и центральной власти, — благослови ее, Господи, и чорт ее побери! — которая будет установлена в Риме; что неизбежно приводит к уничтожению автономии инициативы, независимой жизни, мысли и действия, словом, свободы всех местных рабочих организаций и всех итальянских рабочих, взятых в отдельности.

Что касается связи с Интернационалом, то нечего опасаться, чтобы „Центральная Комиссия', руководимая Мадзини, заключила братский союз с этим „иностранным сообществом', которое проповедует принципы диаметрально противоположные принципам итальянского Пророка. Отсюда неизбежно последует абсолютное одиночество итальянского пролетариата, который будет находиться в стороне от огромного солидарного движения европейского и американского пролетариата.

Этого именно и хочет Мадзини. Это будет смертью Италии, нов то же время торжеством мадзинистского Бога.

Очевидно боясь, чтобы какие нибудь анти-мадзинистские элементы, какая нибудь социалистическая или атеистическая мысль не проникли на с'езд, Мадзини принимает предосторожности. Он советует выработать прогрессистский порядок дня, — это слово „прогресситский' в данном случае поистине смешно и употреблено здесь, очевидно, только для того, чтобы пустить пыль в глаза рабочим и повторить лишний раз одно из любимых выражений святейшей мадзинистской теологии, — итак, значит, прогрессистский порядок дня, который должен исключить из обсуждения с'езда все религиозные, политические и социальные вопросы: Мадзини полагает, что он недостаточно еще магнетизировал итальянских рабочих и, следовательно, боится, что они уступят своим естественным инстинктам и примут сторону свободы против лжи мадзинистской теологии.

Пусть несколько человек среди вас, говорит он, составят прогрессистский порядок дня, который исключит из программы с'езда до тех пор, пока не будет достигнута цель (т. е. учреждение мадзинистской диктатуры), всякие дискуссии по религиозным, политическим и социальным вопросам, по поводу которых с'езд может ныне только выносить декларативные резолюции, легкомысленные и смешные по своему бессилию. Когда будет достигнута цель, когда будет закончена внутренняя организация вашего класса (абсолютное подчинение итальянских рабочих диктатуре Мадзини), вы будете обсуждать, если у вас будет время, какие вам угодно вопросы.

Это „если у вас будет время' прямо восхитительно. Еще один поистине изумительный фокус! И вся тактика Мадзини, как я докажу в ряде статей, предпринятых мною против него, есть не что иное, как сплошное мороченье, цель которого доставить торжество, при помощи всеобщего избирательного права и сила народных мускулов, теократической авторитарной системе, противной инстинктам, потребностям, всем стремлениям народа, и создать именем народа и за его счет орудие угнетения против него самого.

Если у вас не будет времени на то, вы предоставите Центральной Власти изучить вопросы, которые вы найдете важными.

Не достаточно ли это ясно? Все принципистные вопросы будут решаться Центральной Комиссией, первым опытом мадзинистского Государства-Церкви. Народные массы, т. е. местные группы и организации, не должны ни рассуждать ни спорить: они должны повиноваться и верить. Жизнь всех, поглощенная и искаженная в центре, парализованная и бездейственная на всей периферии: так хочет Бог Мадзини, уничтожающий и пожирающий Италию.

Страна (читайте: буржуазия) смотрит на вас с тревогой, внимательно и сурово (я думаю, что у этой буржуазии суровый вид, раз она имеет своими представителями и ангелами-хранителями жандармов); если она встретит на вашем с'езде, как на других с'ездах, имевших место за пределами Италии, бурю разнародных мнений (т. е. жизнь, энергию, страстную и живую мысль и волю, которые имелись у Италии в такой большой степени в эпоху ее наибольшего процветания, в средние века, когда она была жива), необузданно длинные речи (ложь! На с'ездах Интернационала никто не имеет права говорить больше четверти часа и больше двух раз по одному и тому же вопросу), бесполезные и по поводу вопросов, обсуждаемых поверхностно (опять ложь! Обо всех вопросах, обсуждаемых на наших с'ездах, Генеральный Совет извещает за три месяца до с'езда, предварительно сговорившись со всеми нациями; потом местные организации во всех странах изучают и обсуждают эти вопросы в продолжение трех месяцев, так что делегаты их являются на с'езд почти всегда с императивными мандатами. Запретить местным организациям и народным с'ездам обсуждать самые важные и самые жизненные вопросы, это, значит, об'явить — что, впрочем согласно программы Мадзини, — что народ неспособен их понять и что он должен полагаться на решения святейшей власти), страна (т. е. буржуазия, сброд подлых привилегированных, которые обирают и угнетают народ), считая вас за совершенно неопытных и непридусмотрительных, найдет преждевременными (т. е. очень опасными для своих привилегий) выдвигаемые вами пути.