– Да ты просто кладезь нетривиальных знаний.
– Это мое проклятье. Думаешь, мне нравится выглядеть в глазах хорошенькой женщины занудой и психом?
Она вскинула одну бровь:
– Вы что, заигрываете со мной, сэр?
– Нет, – ответил я, – но если вдруг соберусь – дам знать, чтобы ты могла заранее подготовиться и отвергнуть меня, как и подобает девушке из приличного общества.
– Ой, да брось! – засмеялась Джемма. – Шестое чувство подсказывает мне, что тебе не привыкать просыпаться по утрам в номере какого-нибудь мотеля, на кровати среди скомканных простыней и задаваться вопросом: «А эта телка здесь откуда?»
– У твоего шестого чувства неверная информация.
– Да ну?
– У меня была жена.
– Знаю. А любовница?
– Нет.
– Похвально. А после развода?
– Мне хотелось доказать самому себе, что я все еще жив. Вот я и доказывал. Это вполне естественно. Но вскоре понял, что выбрал неверный путь. И кстати, моя личная жизнь тебя совершенно не касается.
– У тебя сильный характер.
– У меня его вообще нет. Насколько я помню, именно это ты пыталась доказать мне вчера утром.
– Ничего подобного я не говорила.
– Но ты на это намекала.
Джемма отвела глаза.
– Да, – призналась она. – Но я склонна время от времени менять свое мнение. Взрослым людям, как известно, это свойственно. Ты тоже когда-нибудь научишься.
– Господи, Джемма! Так ты ради этого стала журналистом? Чтобы иметь возможность в открытую грубить людям?
Она засмеялась:
– Нет. Это просто приятный бонус.
– Ради чего тогда?
– Чтобы изменить мир.
– Вот оно что. Как благородно.
Джемма скорчила рожицу:
– Ну ладно, ладно. Представляю, как это звучит. Если в двух словах, то дело было так. Однажды я слишком долго провозилась, собираясь в школу. Мне тогда было четырнадцать. Отец потерял терпение и повысил голос. А я воспользовалась случаем и устроила скандал. Зачем – до сих пор понятия не имею.
– Скандал ради самого скандала – для четырнадцатилетнего подростка это норма.
– Наверное. В общем, едем мы в школу, и всю дорогу в машине стоит гробовая тишина. Обычно первым шаг навстречу делал отец: спрашивал меня о чем-нибудь, и в итоге все заканчивалось веселой болтовней. Но только не в этот раз. Приехали. Я открываю дверь, собираясь выйти, а он смотрит на меня и говорит: «Знаешь, почему сегодня я торопился больше обычного?» Я мотаю головой: не знаю, мол, и знать не хочу. «Потому что сегодня у меня важная встреча, – продолжает он. – Очень важная. И я надеялся сначала заскочить в кафе, чтобы спокойно выпить кофе и морально подготовиться к этой встрече. Но теперь у меня нет на это времени». А я уставилась на него и думаю: «Что? Серьезно? Ты хочешь сказать, что раздул из мухи слона (точнее, не совсем так. То есть совсем не так – он-то как раз ничего не раздувал) просто потому, что ты кофе попить не успеваешь?» И я все это ему высказала. И не только это. Я накинулась на него, обвиняя их с мамой в том, что они заботятся только о себе, а на меня им плевать, и прочее в том же духе.
– А он что?
– А отец выслушал и кивнул: «Что ж, я тебя понял». Потом сказал, что любит меня и пожелал хорошего дня, а я хлопнула дверью и понеслась в школу, пылая праведным гневом.
Джемма замолчала, глядя куда-то в сторону.
– Оказывается, у папы был рак, – произнесла она наконец. – Он умер через десять месяцев. «Важная встреча» означала прием у врача, на котором ему должны были сообщить результаты анализов. Отец хорошо представлял себе, что его ждет.
– Вот черт!
– Ага. Но все закончилось благополучно, если можно так выразиться. У нас ведь еще оставалось время. Я умнела прямо на глазах. Увидела вдруг, что всегда зацикливалась лишь на его недостатках: дескать, папа ничего не замечает, кроме своей работы, часто бывает отстраненным, нетерпеливым и так далее, до бесконечности. К счастью, за оставшееся время я успела понять: он никогда не бросал меня, когда действительно был мне нужен. И любил меня, по-настоящему любил. Мы расстались добрыми друзьями.
– А как же?..
– Не факт, что именно в тот день он и узнал диагноз. Он просто хотел выпить этот дурацкий кофе. Провести каких-то лишних полчаса, надеясь, что все это ошибка и он будет жить долго и счастливо. А я их у него украла. И этого уже не исправить.
– Все мы иногда ведем себя как сволочи, – сказал я. – Время от времени слетаем с катушек и в конечном итоге, наломав кучи дров, оставляем на поверхности этого мира следы, которые уже ничем не свести. Они-то и делают тебя тем, кто ты есть.
– В точку. Угадай, кем был мой отец? Правильно, журналистом. И хорошим. Писал глубокие статьи о воротилах в фармацевтике, о СПИДе. Он из кожи вон лез, чтобы изменить мир к лучшему. Боролся за правду. Уж он-то точно оставил после себя след.
– Вот как.
– Ну что, я ответила на твои вопросы? Включая и тот, который ты не задал вслух: почему меня интересуют только факты, а не выдумки на пустом месте?
– Думаю, да. А с матерью вы ладите?
Она налила себе еще водки.
– Уже нет. После смерти отца я узнала о нем еще кое-что: он умел превосходно хранить секреты. Например, я даже не подозревала, что мама пьет. Неудивительно, что наши с ней отношения разладились. Когда мне было двадцать, она погибла в автокатастрофе.
– Проклятье, ты серьезно?
– Нет, – ответила Джемма. – Они оба живы и здоровы, а я просто морочу тебе голову.
И ушла.
Кен смотрел ей вслед.
– Она тебя провоцирует, – заметил он, когда Джемма скрылась в своей палатке. – А ты и рад стараться.
Я вздохнул:
– Знаю.
– Эй! – окликнула нас Фезер.
Мы обернулись. Оказывается, все это время Фезер сидела на песке, чуть поодаль от нас. Она поднялась на ноги и приблизилась к костру. Вид у нее был неуверенный и даже застенчивый.
– Можно мне тоже посмотреть на эту Газетную скалу?
Я протянул ей телефон. Она неловко ткнула в экран.
– Ух ты! Да у тебя здесь целая библиотека. Ты не против, если…
– Не стесняйся.
Она принялась прокручивать изображения вверх-вниз, вчитываясь в текст под некоторыми из них.
– Когда я была маленькая, – вдруг сказала Фезер, – бабушка часто говорила мне: «Каждому из нас нужно во что-то верить». Именно этим вы и занимаетесь, Нолан, – даете людям то, во что они могут верить. Но я уже давно поняла, что не все такие, как мы с вами. Некоторые сомневаются во всем, что видят и слышат, и этим счастливы. – Она отдала мне телефон и заключила: – Мне жаль этих людей.
И снова я проснулся среди ночи.
Высунув голову из спальника, я подполз к стене каньона и уселся, опершись о нее спиной. Все остальные спали крепким сном. Вокруг
