— Молчать! — надтреснуто воззвал отчасти позабытый в общей суматохе Тит Мид. — Стража! Лофт, какого демона?! Рехнулся или вздумал предать меня? Знай, ты жестоко поплатишься за свое вероломство, и я...
Тор отбросил Лофта, развернулся, сверху вниз мрачно взирая на императора. Крупный кадык на горле нордлинга судорожно заходил вверх-вниз. Тор с хриплым присвистом втянул воздух, словно бы раздувшись вдвое, побагровел и широко открыл рот. Тони мысленно приготовился к тому, что норд сейчас пошлет императора всея Тамриэля туда, где под мертвым солнцем бесконечно сражаются друг с другом проклЯтые демоны.
Лофт закричал. Его голос бесследно канул в протяжном, низком рыке, нараставшем с каждым ударом сердца. Звук поглощал все остальные, заставляя в ужасе содрогаться древние камни, из которых были сложены стены замка. Стекла жалобно дрожали в свинцовых переплетах, уши закладывало. Хотелось согнуться пополам и засунуть голову между коленями, лишь бы не слышать этого всепроникающего вопля. Складывающегося в неразборчивое, чудовищно растянутое слово.
Тони упал, зажимая уши ладонями и чувствуя, как из носа потекла теплая липкая кровь. Орк, мотая головой, точно оглушенный бык на бойне, бросился к выходу, но врезался лбом в косяк и закружился на месте. Тита, нелепо раскинувшего руки, неумолимо повлекло назад, как соломенное пугало под сильнейшим ветром. Он пытался упираться, но утробный вопль Тора был сильнее. Человеческая глотка не могла так долго испускать крик такой мощности, но Тор кричал, кричал, кричал. Вдребезги разлетелись керамические вазы на полках, раскололся надвое огромный стол из мореного бука, с обрушившихся полок посыпались книги. Под потолком на толстой цепи устрашающе закачалась огромная люстра-колесо, уставленная множеством толстых, оплывших свечей.
Мид, склонив голову, попытался идти навстречу звуку, но тот оказался сильнее — его отбросило назад и буквально размазало по стене.
Роза Сангвина взорвалась изнутри, рассыпавшись облаком мельчайших осколков. Бронзовый стебель изъела зеленая плесень, превратив в бесформенно перекрученную гнилую ветвь. Окна в зале вылетели со звоном, неразличимым за устрашающим рыком Тора. Лофт размашисто качнулся назад и, криво улыбнувшись, вывалился спиной вперед в темный оконный проем, перечеркнутый косо падающим снегом. Тони показалось, он заметил промельк черно-белых крыльев. А может, это ему померещилось. Как и выпученные глаза императора Тамриэля, и его голова, лопнувшая подобно перезревшему на солнце арбузу, забрызгав белесой мерзостью стену и старинный гобелен.
Стало темно. Тони упал в объятия темноты с облегчением — там было прохладно и тихо. Может, там и скрывались кошмары, но это были его кошмары. Знакомые и привычные, а не чужое кричащее безумие.
Глава 14. Солитьюд, город-у-моря.
Возвращаться в сознание в незнакомом месте и за решеткой постепенно начало входить у Тони в привычку. Вот и на сей раз, с трудом разлепив глаза, он увидел над собой низкий побеленный потолок. Повертев головой влево-вправо и разглядев свое новое обиталище, охотник за сокровищами скривился. Судьба опять не проявила к нему снисхождения и понимания. Ни дворца с прекрасными девами, ни хотя бы двемерской лаборатории, до отказа забитой хитроумными механизмами. Маленькая камера, одна из стен которой представляла собой решетку, тусклый свет масляных фонарей, кривоногий топчан и жестяное ведро по соседству. Для разнообразия на топчане лежал набитый соломой матрас, а под потолком камеры имелось полукруглое окно, забранное прутьями. Судя по косым солнечным лучам, пробивавшимся в камеру, снаружи вечерело, а само узилище располагалось в где-то подвальном помещении.
Тони медленно уселся, держась обеими руками за голову, трещавшую, как после сильнейшего похмелья. Устало задумался над вопросом: если Роза погибла, то какова участь тех лепестков, что скрывались у него в груди? Тоже раскололись и сейчас с пугающей медлительностью кромсают его внутренности изнутри? Он прислушался к собственным ощущениям: сердце билось, но как-то неровно, рот заполняла медная горечь. Пожевав губами, Тони сплюнул на каменный пол. Плевок растекся темной кляксой. Передние зубы слегка покачивались и кровоточили. В сердце угнездилась ноющая боль, и каждый вздох давался с большим трудом. Тони кинуло в жар, и почти сразу же — в сильный озноб, от которого застучали зубы. Койка была застелена тонким одеялом, и Тони поспешно закутался в него. Что ж, дела проясняются. Он пойман, он в заточении и вдобавок ко всем прочим неприятностям еще и заболел. Впервые за последний десяток лет. Только он такой счастливчик, или остальные составляют ему компанию?
Пошатываясь, кряхтя и давясь кашлем, Тони добрался до решетки. Вцепился в прутья. Извернувшись, смог разглядеть короткий сводчатый коридор с темными провалами зарешеченных камер. До его ушей долетали невнятные звуки — сдавленный плач, захлебывающийся шепот, скрип и скрежет, озлобленное ворчание...
— Эй! — позвал Тони. — Есть кто живой? Рингилл? Халаг? Тор? Кто-нибудь?
Голоса затихли. В камере напротив зашевелилось что-то большое. Словно из темной воды, из глубины вынырнул орсимер. Левая сторона его лица перекосилась, под глазом налился огромный синяк, угол рта изогнулся вниз. Когда он заговорил, стало видно, что Халаг лишился массивного левого клыка.
— Оклемался, — буркнул он вместо приветствия. — Ты так хрипел и булькал, что мы уж обрадовались, наконец-то ты концы отдал. Видок у тебя был не ахти какой. Рингилл, слышь, я выиграл — он живой!
В камере слева звякнуло железо. Скованному альтмеру оставили некоторую свободу передвижений и он сумел подойти к решетке.
— Значит, за мной должок, — с невеселым смешком признал Рингилл. — Как ты, Тони?
— Жить буду, — кашлянул в кулак охотник за сокровищами. — Но, похоже, этой жизни мне осталось не очень много... А где Тор?
— Мы не знаем, — развел руками гро-Харр. — Как Тор закончил блажить, ворвалась стража и скрутила нас. А я даже не смог никому в морду дать, — печально признал он свое поражение, — у меня в голове мельничные жернова катались туда-сюда. Остроухий твердит, якобы я ползал по полу и завывал, как волкодлак по осени, но ты ему не верь. Не было этого. В общем, Тору врезали по загривку и уволокли. Больше мы его не видели.
— Эй, быстро все заткнулись! — пролетело между камерами. — Орк, кому говорю! — по коридору прошел дозорный со значком городской стражи Солитьюда, усердно молотя дубинкой по решеткам.
— Викель, не хрюкай попусту, — пренебрежительно отмахнулся Халаг. — Вон, Тони правду говорит. Сколько нам еще той жизни отмерено? Сторожишь себе и сторожи, — он оскалился во все уцелевшие зубы.
— Ты это... — стражник не сразу нашелся с достойным ответом, — помалкивай, зверюга! — он не рискнул приблизиться к камере орсимера и боязливо обогнул ее
