— Благодарность наша безмерна, матрона бона, — поняв, что ничего нового от Роксуни не услышать, Гай потихоньку начал сворачивать беседу к намекам на мучительную, разбивающую ему сердце печальную необходимость распроститься с прелестнейшей из дам.
— Э-э, нет, — оказывается, Роксуня еще не утратила способности понимать недоговоренное. — Так дело не пойдет, господа хорошие. Долг платежом красен.
Она воздвиглась во весь немалый рост, выкатив грудь, размашистым жестом отбросила с плеч волосы с вплетенными нитками водорослей, колокольно звякнула оберегами.
— Сколько я тут с вами сидела, лясы точила? Значит, теперь один из вас отправится со мной.
По спине Пересвета ссыпались обжигающе-ледяные крошки битого льда. Холодея, он бросил отчаянный взгляд на домовника — мол, дядюшка Доможирыч, ни о чем подобном речи не шло, выручай!
Должно быть, на лицах молодых людей отразился такой непомерный ужас пополам с желанием удрать поскорее, что Водяница громко и обидно расхохоталась:
— Да не навсегда, глупые! В гости зову, не на вечный постой!
«Благородному мужу надлежит первому принять на себя бремя тяжких испытаний», — вспомнил наставления нихонского принца Пересвет и поневоле зажмурился. Ой, никак не выходит у него стать истинно благородным мужем, не ведающим страха, да что поделать. Роксуня-Водяница вроде не такая кровожадная и свирепая, как по первости да с перепугу примерещилось…
— Конечно, я с удовольствием принимаю ваше предложение.
Царевич не поверил своим глазам, когда Гардиано, бережно придерживая Водяницу за кончики пальцев, сошел в темную озерную воду. Держась за руки, человек и речная царица сделали несколько шагов — и беззвучно сгинули. Ни всплеска, ни кругов по воде, только закачались потревоженные обломки льдин.
— Челюсть подбери, — ехидно посоветовал Малуш Доможирыч. — Кафтан слюной закапаешь.
— Надолго они? — хмуро спросил Кириамэ.
— А кто ее знает? — философски отозвался маленький домовой. — Покамест благоверный храпака в тине задает, Роксуня решила весну спраздновать. Натешится, так отпустит. Но отпустит точно. Роксуня баба честная, слово держит… — он кхекнул в кудлатую бороду. — Давайте костерок спроворим, что ли? Чего в холоде да голоде маяться. Я как чуял, закусок разных из терема прихватил, да меду кувшинчик. Хочет кто?
Никто, что удивительно, не захотел.
Бездельно торчать у костра, гадать о судьбе исчезнувшего под водой Гардиано и выжидательно таращиться на поблескивающую под солнцем заводь Пересвету вскоре приелось хуже горькой редьки. Хоть все глаза прогляди, ничего не изменится. Остается надеяться, Водянице не взбредет на ум злобных пакостей, и Гай сумеет как-нибудь улестить речную хозяйку не оставлять его погостить на месяц-другой.
— Так! — царевич решительно поднялся. — Вы как хотите, а я прогуляюсь на мыс. Гляну, правду ли молвила прекрасная Роксуня. Может, у нее от долгого житья под водой ум за разум зашел, а тамошний покойничек гниет там уже лет сто, с набега Тохмурмышевой орды.
Пересвет ожидал, Ёширо рьяно заспорит, доказывая, что под осенней листвой и сугробами хрен сыщешь запрятанного мертвеца. Но принц согласно кивнул, с сожалением признав: в поход они снарядились из рук вон скверно. Сейчас им бы очень пригодилась малая лопатка, а лучше — обычнейшая крестьянская мотыга.
— А я взял, — невиннейшим голоском мяукнул домовой и довольно заухмылялся. — В подседельники сунул. Вдруг, мыслю, добры молодцы замыслят мертвяков откапывать.
— Вот спасибо, дядюшка, — в тон ему откликнулся царевич. — Ты ж наша нянька заботливая. Чтоб мы без тебя делали, наверное, сели на берегу и заплакали в горестях. Ёжик, настало время потревожить покой мертвых и это, как его, учинить полный Рагнарок!
Вооружившись раскладными лопатами и увесистыми киркомотыгами, Пересвет и Кириамэ отправились на поиски якобы захороненной на долгом мысу невинноубиенной жертвы. Малуш идти третьим отказался, заявив, что лучше доглядит за конями и костром.
Проваливаясь в рыхлые сугробы и путаясь в засохших черничных кустах, будущие разорители могил выбрались на каменную губу. Огромные валуны стояли, затянутые коркой прозрачно-стеклянного льда. Рванувший вперед Пересвет немедля оступился и чуть не въехал лицом прямо в острый каменный уступ. Ёширо перемещался осторожно, тщательно выбирая место, куда поставить ногу и пристально озираясь по сторонам. Вряд ли убийца станет возиться и копать посреди леса настоящую могильную яму. Укрыл тело промеж камней, забросав листвой, ветками и мхом, да и успокоился на этом. Место глухое, зимой никто сюда не забредет, а к лету от покойника мало что останется.
Разметав лопатами снег над подозрительно выглядевшим холмиком и пустив в ход мотыги, они сыскали гнездовье мирно дрыхнущих водяных ужей. Пришлось спешно сошвыривать прелую листву обратно, пока сплетшиеся чешуйчатыми телами змеи не окоченели в ледышку. Перебрались на другое место. Поплевали на ладони, начали копать. Вернее сказать, усердно ковырялся в мерзлой и каменно-твердой земле царевич Пересвет. Сердечный друг Ёширо, сложив руки в широких рукавах, созерцал наискось рассекающую заводь полосу открытой черно-серебряной воды.
— Местная Исси-онна — просто ужасная женщина, — наконец высказался он.
— Ничего-то ты не разумеешь, — пропыхтел царевич. — Явись эдакая красотка в Столь-град да пройдись в праздничный денек по улице, девки от зависти бы изошли, а мужики под белы ноженьки Роксуне сами стелились. Все при ней, и всего с избытком. Не женщина, мечта во плоти.
— Из виршей Гардиано у меня сложилось благоприятное ощущение, что его вкус намного лучше, чем у тебя, — задумчиво протянул Кириамэ. — И что он предпочитает более уточенных и, как бы это выразиться попроще, не столь вульгарных подруг.
— Роксуня не вульгарная, вот не надо грязи! — оскорбился Пересвет, с силой заехав острием взвизгнувшей кирки по некстати подвернувшемуся камню. — Что касаемо до предпочтений Гардиано, много ты о них знаешь. Никто ж не станет писать в виршах: мол, денно и нощно сердечно томлюсь по мужам с дурным нравом и тяжкой рукой. Чтоб, значит, валяли по постели с вечера до утра, а потом охаживали вожжами с утра до
