Пересвет напомнил себе, что видит лишь избранное колдуньей обличье. Маску или наряд, скрывающий создание, явившееся на свет задолго до укладки первых камней в основание Царь-града и Ромуса.
— Прости, — повинился царевич. — Так, к слову пришлось. Как звать-величать тебя прикажешь?
— Ты ж вроде Елену Премудрую разыскивал? Вот я она и есть. Кащеевна по батюшке.
Она злорадно ухмыльнулась, когда Пересвет сделал неловкую попытку отодвинуться вместе с табуретом подальше. Лиса Лисавета вскинула голову и глухо затявкала, одобряя хозяйскую издевку над гостем.
— Эммм… — растерянно протянул царевич.
— Да шучу я, — блеснула рысьими очами Елена не-Кащеевна. — Страсть как забавно вы сразу ерзать начинаете. Словно горячих угольев в штаны вам сыпанули. Не отец он мне. Наставником был и полюбовником тоже, но и только. Я сама по себе и сама за себя. И имечко это мне прискучило. Сколько лет Елена, Марья да Василиса, словно других имен на свете не осталось. Хелла. Да, так мне больше нравится. Зови меня Хеллой, — она щелкнула пальцами. Кувшин плавно взмыл в воздух, склонился над кубками серебряной чеканки. Из носика пролилась струйка прозрачной жидкости с яблочным запахом. Новопоименованная Хелла отхлебнула из кружки. Угоститься гостю не предложила, хотя кружка сама собой придвинулась ближе к Пересвету.
— У варягов есть сказ про великаншу Хель, царицу мира мертвых душ, — осторожно заикнулся царевич.
— Миры — отражения, дробящиеся в капле росы. Может, они встречали одно из моих отражений, — надменно откликнулась Хелла. — В другом мире у меня шесть рук, черная кожа и я денно и нощно пляшу на поле битвы, усеянном поверженными демонами. А где-то еще другая я хранит миры от погибели. Или скачет на бледном коне впереди воинства призраков, неся смерь и разрушение. Много миров, много разных меня. Такой и сякой, всякой и разной, — она резко тряхнула головой, косицы метнулись из стороны в сторону. — Так, ясно. Как и сотни побывавших тут до тебя, ты ровным счетом ничего не понимаешь. Изъясняюсь понятно для заезжих царевичей, — звонкий девчачий голос вдруг обратился въедливым старушечьим скрипением: — Дела пытаешь али от дела латаешь, добрый молодец? С порога женихаться начнешь или, следуя дурной традиции, загадаешь пару загадок про золотое колечко и серебряную свайку?
— Вообще-то я женат, — с достоинством, как ему казалось, возразил Пересвет. Чародейка, которой так трепетала баба-Яга, на деле оказалась не пугающей, а раздражающей — как любая девка с непомерно острым языком и дурным нравом. — Извини великодушно, хозяйка, но со сватовством — не ко мне. Может, кому другому свезет больше. У меня же вопрос к тебе имеется, по колдовской части…
— Жена-ат? — недоверчиво переспросила Хелла. — Неужто? Тебе нужен ответ на вопрос — ну, так я сперва хочу взглянуть на твою жену. Что-то мне слабо верится. Женатые в такие дали не забредают. Они по домам сидят, пироги жуют.
Пересвет и рта разинуть не поспел, как чародейка выбросила длинную, гибкую руку. Мимолетно пробежалась холодными, как лягушачья лапка, пальцами по кисти царевича — и вот уже на указательном пальце, где столько лет плотно и надежно сидел обручальный перстень с нежно-васильковым сапфиром, ощущается непривычная пустота.
По-мужски коротко и резко замахнувшись, колдунья ударила похищенным кольцом о столешницу.
Взвыл царевич, да поздно. Синий яхонт разлетелся тысячами сияющих осколков. Посередь столешницы расплескалась прозрачно-голубая лужица шириной в пару ладоней, окаймленная тонкой золотой чертой. Жестом повелев возмущенному гостю умолкнуть, чародейка провела над ней прямой, окостеневшей дланью.
Гладкая поверхность затрепетала. Натянулась, словно тончайшая мокрая вуаль, плотно облепившая чье-то лицо. Запрокинутый к небесам лик с твердо очерченными, выступающими скулами и нежными губами, сложенными в едва уловимую улыбку. Тяжелые веки с чуть вытянутыми к вискам уголками сомкнуты. Однако длинные ресницы подрагивали, словно нихонский принц внимал чьим-то занимательным речам и едва удерживал смешинку за мелкими белыми зубами.
— О, — лживо восхитилась Хелла. — Надо же, для пущего разнообразия незваный гость и впрямь окольцован. Редкостной красоткой к тому же. Половчанка али дева с Кадайских земель, не разберу. Ну-ка, встань передо мной, как лист перед травой, явись в полном обличье!
Сотканный из сапфирной синевы лик рывком подался вверх, точно человек, выныривающий из глубины, одновременно уменьшаясь в размерах. Мгновение сморгнуло, и над столом зависла не вырубленная, но вылепленная из полупрозрачного камня статуэтка.
Пересвет сглотнул пересохшим до шероховатой наждачности горлом. Что ж, чего-то подобного и стоило ожидать. Он ведь сам перед отъездом просил Ёжика уделить внимание гостю. Мара давеча не зря насылала видения.
Там, в далеком Столь-граде, Кириамэ привольно откинулся на широком ложе. Длинные разметавшиеся пряди шелково стекали с края постели. Но здесь, в полуразрушенном замке, никакой опоры под принцем не было, и гибкая обнаженная фигура Ёширо чуть покачивалась в воздухе. Промеж широко и бесстыдно распяленных в стороны ног нихонца ничком устроился другой человек. Можно было не трудить глаза понапрасну, чтобы признать вечно взъерошенные кудряшки, длинную, сильную спину и поджарую задницу. Ни к чему задаваться вопросом, в чьих жадных устах сейчас пребывает стоящее торчком достоинство Кириамэ — и по душе ли полуночные забавы нихонскому принцу. Иначе с чего бы ему так рассеянно и мечтательно улыбаться?
— Сколь крепка верность твоей спутницы, — ядовито заметила Хелла. Указательным перстом она толкнула сотворенную чародейством статуэтку. Та неспешно завращалась, позволяя рассмотреть фигуры во всех откровенных подробностях. — И кто ж тут твоя супружница — та или эта, что берет или отдает? Или обе сразу? А может, все наоборот, это ты им женушка, а они тебе мужья?
— Верни кольцо, пожалуйста, — Пересвет не признал собственного голоса, устрашающе звякнувшего боевой сталью. — Спасибо за приют, добрая хозяюшка. Пойду я, пожалуй. Не о чем мне тебя вопрошать, не о чем с тобой толковать.
— Это еще почему? — вскинулась Хелла. На кончиках ее пальцев заплясали жгучие искорки, как на корабельных мачтах перед бурей. Почуявшее неладное лиса грозно заурчала, приподнимаясь на прямых лапах. — Правда глаза режет?
— Ошиблась баба-Яга, когда меня сюда посылала. Мёд в бочках порой выдыхается и скисает в отраву — и ты, видать, больше не та, какой ей запомнилась. Прощевай, Елена Премудрая, или как ты там теперь зовешься.
Срамная и прельстительная статуэтка осыпалась с тихим звоном растаявшего льда. Украденный перстень мягко
