— Потому что тот мир, который есть, нам не нравится, — заявил Фенрир. — Вот если б вы, бабуля, выбрались из своего болота, да заявились в Асгард…
— И? — подбодрила его бойкая старушка. — Что мне там делать, в золотостенном граде Асгарде? Петь-плясать, как в былые времена, али на Торжище гадать по рунам всем желающим?
— Вы могли бы сделать предсказание, — медленно, тщательно подбирая слова, произнес Слейпнир. — Такое, к которому прислушались бы Один и Фригг. Предсказание о том, что Бальдру и Хель предрешено быть вместе. Если он не может попасть к ней, может, Один выпустит ее оттуда? — он зажмурился, словно устрашившись собственных дерзких слов, и зачастил: — Разумеется, выпустит не навсегда, и с определенными условиями. Вот Персефона, супруга Аида Греческого, владыки мира погибших душ, живет полгода на земле, а полгода под землей, и такой расклад всех устраивает!
— Ты вертихвостку греческую с моей девочкой не ровняй, — погрозила узловатым пальцем Гюльва. — Ишь, чего удумал, конь с копытами! Фальшивое предсказание им вынь да положь! Да ты знаешь, как судьба-доля карает тех, кто вздумает ее обманывать?
— Это не обман, а чистейшей воды правда, — вступилась Рататоск. — Уж я-то знаю.
— Да что ты можешь знать, поскакунья рыжая, — отмахнулась от нее вёльва. — У самой ветер в голове, все только болтовня на уме. Зря вы это затеяли, детишки, зря, говорю я вам…
— А я говорю, что слово вёльвы порой бывает сильнее самой судьбы, — Фенрир не собирался отступать. И даже когда старая Гюльва пристально уставилась на него выцветшими, равнодушно-знающими глазами, волкодлак не склонил головы и не отвел взгляда. — Бабуля, вы ведь знаете Хель. То, чем она была. То, чем она стала. И то, какая судьба ей якобы предначертана. Рагнарёк, корабль мертвецов и все остальное. Матушка всегда повторяла — нет судьбы, кроме той, которую мы творим сами. Хель сейчас на развилке. Если мы ей поможем, она может избрать другой путь, — его голос в кои веки стал умоляющим. — Нас всегда звали чудовищами. Хорошо, согласен, Ёрм чудовище, и я тоже, но Хель-то чем провинилась? Только тем, что она — дочь своего отца?
— Тем, что она есть тьма, — вёльва ушаркала в дальний угол пещеры и надолго замолчала. Рататоск потянулась было к стоящему посреди стола пузатому бочонку, дотронулась до крана… и опасливо отдернула руку. Гюльва размышляла. Гости сидели, затаив дыхание, и, кажется, даже не шевелясь. Было слышно, как шелестят крылья повисших на потолке летучих мышей, как скребется в ножке стола жук-точильщик, как устало покряхтывают старые бревна, удерживающие свод над входом в обиталище ведьмы-пророчицы.
— Законы чародейства не возбраняют брать плату за предсказание, — проскрипела бабуля Гюльва. — Говоря с Одином, я никогда не пользовалась этим правом. Но то, о чем просите вы, должно быть выкуплено и оплачено. Достойно оплачено. Тем, что может на старости лет удивить и поразить меня. Тем, чего я никогда не видела и не знала прежде.
— А… а что это? — опешил Слейпнир.
— Откуда мне знать? — огрызнулась вёльва. — Добудете и принесете, тогда узнаю. Слово сказано, и слово мое крепко! — затихший было огонь в очаге под котлом полыхнул багровой волной в оторочке золотых искр, а старая согбенная предсказательница, казалось, распрямилась и стала выше ростом. — Вы искали моей помощи. Я отправлюсь в Асгард и заговорю перед царем асов, когда получу желаемое. А теперь — ступайте, — она раздраженно замахала на внучка и его спутников. — Подите, куда себе шли! У меня тут от вашей болтовни зелье выкипело, вари его теперь наново! Пшли вон!
Рататоск могла поклясться чем угодно, что совершенно не помнила, как именно они оказались сидящими в бурьяне на склоне холма. У Слейпнира глаза были, как плошки, Фенрир обеими руками теребил буйную шевелюру, растерянно повторяя:
— Вот это влипли… Влипли, так влипли… Это ты во все виноват! — неожиданно напустился он на старшего брата. — Ты почему меня не удержал?
— Я еще в Асгарде твердил, эта затея плохо кончится, — сдержанно напомнил Слейпнир. — Но ты не желал никого слушать и рванул сюда. Я тебе что, нянька?
— Сторож ли ты брату своему? — устало съязвила Рататоск.
Фенрир в очередной раз безжалостно взъерошил черные пряди:
— Ладно, что теперь толку скулить да плакаться. Что сделано, то сделано. Пути назад все равно нет. Давайте соображать. Чего может недоставать всезнающей вёльве?
— Бессмертия? — предположила Рататоск. — Давайте добудем для нее золотое яблочко Идунн!
— Ага, папаша уже как-то попался на краже яблочек. До сих пор морщится, как разговор заходит о прогулках в яблоневых садах, — хмыкнул Фенрир.
— К тому же по повелению Одина каждой из живущих ныне вёльв в положенный срок преподносится в дар молодильное яблоко, — сообщил Слейпнир.
— А я об этом никогда не слышал! — возмутился волкодлак.
— Потому что не про тебя секрет, — с достоинством ответствовал Слейпнир, безнадежно пытаясь оттереть пучком сухой травы засохшую грязь с сапог. — Знаете, в Мидгарде — ну, в Мидгарде будущих времен — есть магические хрустальные шары, которые показывают истории о небывалом и все чудеса Девяти Миров. Может, принести ей один такой?
— Между прочим, мидгардские ученые мужи утверждают, мол, от чрезмерно долгого глядения в такой шар мозг скисает и вытекает через уши, — щедро поделилась знаниями Рататоск.
— Только спятившей на старости лет вёльвы нам не хватало, — согласился с подружкой Фенрир. — Как начнет пророчить сплошные беды и горести, хоть сразу в петлю головой. Сыщется еще у кого мудрых мыслей?
— Э-э… — протянул Слейпнир. Рататоск отмолчалась. Сводные братцы взаимно обвиняли друг друга в непредусмотрительности и глупости, а белка-оборотень сидела, обхватив колени руками. Как опытный рыбак, она осторожно пыталась вывести на мелководье крупную рыбу, мелькнувшую в бездонных глубинах ее воспоминаний. От кого-то она слышала… или прочла… или ей рассказали между делом, якобы кто-то обмолвился… что-то насчет глупости и мудрости, и о недосягаемости горизонта… «Самый утонченный и коварный из обманов — правда», — вот это точно сказал Локи, разъясняя внимательной слушательнице природу лжи и тонкую разницу между правдой, истиной и тем, чего на самом деле хотят услышать от предсказателя люди и боги.
— Я считаю, нам нужно посетить Мимира, — заявила девица, прервав очередное выяснение братских отношений. Разом заткнувшиеся Фенрир и Слейпнир недоуменно уставились на нее.
— И что мы там забыли? — первым обрел дар речи Фенрир. Белочка затрясла головой, зазвенели вплетенные в множество косичек колокольцы:
— Не хочу говорить здесь. Тут владения Гюльвы, вдруг она услышит. И, когда мы вернемся с трофеем, скажет — это совсем не то, что она хотела. Она не должна знать, что мы задумали.
— Дева верно говорит, — согласился Слейпнир, недовольно покосившись на старый курган и дремлющие на его вершине камни. — Пойдем-ка куда подальше.
Выбравшись из долины вёльвы, троица поднялась на соседний холм, перевалила его
