— Пропади ты пропадом! — прошептала, вытирая колючей рукавицей слезы. — Знала бы, какая это мука, лучше бы у того дерева осталась. Не пойду к тебе, ни за что не пойду.
А перед глазами купец привороженный и понимание, что дар мой не только для тепла годится. И если не знать, как владеть, то проклятием взаправду стать может. Ради Снежки нелегкий выбор сделала и повторила бы, коли пришлось, но сила эта непонятная теперь и саму меня пугала. Слухи слухами, а сработала она и жар в сердце сумела зажечь. Научил бы кто, помог. Ведь Он может.
И откуда такое знание в душе, откуда уверенность? Почему среди всех звезд на свет одной лишь пошла? Никак не могла объяснить, только чувствовала.
— Красавец! До чего же хорош! Ну, подари хотя бы этого, Бренн. У тебя снежных волков в услужении столько, сколько не у каждого конника лошадей в конюшнях.
— Подарить? — Сидевший на спине мощного зверя мужчина усмехнулся и мягко спрыгнул на землю. Ростом волк был по грудь взрослому человеку и скалился просто жутко, но мигом склонил голову, когда Бренн потянулся потрепать его между ушами. — Разве они вещи, чтобы я их дарил? Сперва укроти.
— И рад бы, но они, кроме тебя, никому не даются!
Раздосадованный Сизар наблюдал, как его войд[2] проводит широкой ладонью по искрящейся серебристой шкуре, густой и пушистой. Очень уж хотел князь заполучить себе вместо коня такого зверя, а Бренн заладил: «Приручи». Как их подчинить, если сама Стужа с опаской поглядывала на любимцев своего фаворита. Говорила, будто они намного хуже ледяных духов, дикие, и не предсказать, что у зверей на уме. Так и норовят то новое платье когтями порвать, то в роскошный богатый плащ зубами вцепиться.
— Вот не зря тебе чародеи прозвище дали, когда ты в последний раз к ним на своем Эрхане выехал, — произнес Сизар.
— Что за прозвище? — Севрен подошел ближе, держа снежное копье наперевес под мышкой. Оно было учебное и потому не слишком длинное, в самый раз для мальчишек, маленьких магов. — Как еще одарили?
— Снежным волком прозвали.
— А подходит. Слышишь, Бренн, у вас по цвету даже шкура схожа.
— Шкура? — Войд рассмеялся. — Вас послушать, так у меня скоро вместо рук лапы вырастут с когтями.
— Если и дальше будешь на девок равнодушно смотреть, вконец оволчишься, — поддел его Сизар.
— А ты мне на что? — вернул насмешку Бренн. — За двоих справляешься.
— А где и за троих, — со смехом вторил ему Севрен.
— Справляться-то дело нехитрое, хуже, когда девка весь разум выедает. Мне вон Северина уже прохода не дает. И если бы по мою душу, так из-за тебя она мучается, Бренн. К магии устойчива, в крепости прижилась, что тебе стоит ее поближе держать? Девка не против.
Войд сложил на груди руки, окинул нахально улыбающегося князя насмешливым взглядом и ответил:
— Не против, говоришь?
— А то! Будто сам не знаешь, из-за тебя в крепости остается.
— Смотрю, советчик из тебя больно хороший, а свечку в другой раз не подержишь?
Севрен покатился от хохота, а Сизар еще шире ухмыльнулся.
— Я и там не удержусь, советы начну давать, а оно тебе надо?
— Надо мне, чтобы нос везде не совал, больше времени воспитаннику своему уделял, не все на девок тратил.
— Неужто не справляюсь? Малец уже научился вихри закручивать.
— Вихри твои только Стуже на потеху, а вот севреновский крепыш твоего пару дней назад на обе лопатки уложил. Ты в ту пору как раз отлучился, красу одну заплутавшую отправился из зачарованного леса выводить.
Князь неожиданно смутился и опустил голову, а Бренн хлопнул по боку снежного волка, отпуская. Тот мигом взрыл мощными лапами снег и умчался в лес.
— Эх! — досадливо молвил расстроенный Сизар. — Ловкости, стало быть, не хватает. Прослежу, войд. Он у меня снежную науку крепко освоит, после будет от зубов отскакивать, и схватке поучим.
— Поучи, но без бахвальства. А то больно он твою манеру перенимает.
— Исправлюсь. — Сизар с покаянным видом пригладил растрепавшиеся кудри и повторил: — Прослежу, войд.
Бренн посмотрел на князя, который и правда расстроился из-за воспитанника, хотел добавить, что за собой бы еще последил, но неслышный иным вой снежных волков в самой чаще отвлек его внимание.
Повернув голову к лесу, мужчина всмотрелся в мерцание лунного снега, серебристого и волшебного, который подобно утолщенному стеклу играл изменчивым расстоянием, приближая, удаляя его по воле хозяина.
А в следующий миг Сизара морозным дуновением до костей пробрало. Только и успел ладони выставить, от льдистого гнева закрываясь.
— Ты приманил? — хоть и спокойно, но очень уж жутко прозвучал вопрос предводителя.
— Кого приманил? — В первый миг князь растерялся.
— Дурень ты, Сизар! Огню путь в ледяную крепость указал? — От особой интонации в словах войда стало князю совсем не по себе. Еще и стыд в душе заворочался.
— Так я ничего не говорил… — А столкнувшись с прямым проницательным взглядом, добавил: — Напрямик. Разве только услышала ненароком.
— Волки ее почуяли, — разволновался Севрен, — не будет вреда?
— Без моего слова не тронут, — негромко ответил Бренн, — и на глаза не покажутся. Увести попробуют.
— Как увести? Путь неблизкий выдержала, неужто… — Сизар проглотил оставшиеся слова и принялся внимательно разглядывать снег под ногами.
— А ты здесь стоять будешь. Если на уловки не поддастся и мимо не пройдет, встретишь.
Снежный вихрь опал на лицо холодными снежинками, Севрен и Бренн исчезли, а Сизар попробовал было двинуться к чаще поближе, но ноги словно к земле приросли.
— Вот же бездна огня! Приморозил! Да и ладно. Тут так тут встречать, не замерзну. А вообще, я и не думал помогать и путь указывать. Так ведь не засчитается.
Лес темный, холодный, неприветливый. Свет месяца сквозь ветви уже не пробивается, и даже звезда из виду скрылась, а потому вовсе сумрачно в чаще. Казалось, будто впереди и позади мерцают злые зеленые огни, точно глаза невиданных чудовищ. И не передать, какой
