– Это электростанция? – спросил Кайцзун, показывая на два гигантских куполообразных сооружения неподалеку. Рядом с ними возвышалась большая дымовая труба, окрашенная в красные и белые полосы, будто фаллический монумент какого-нибудь дикого племени.
Мими не успела ответить, ее опередил лодочник.
– Точно! Посмотрите, какого цвета море рядом, совсем черное. Каждый день сточные воды в море сбрасывали, пока вся рыба не сдохла. Я раньше рыбаком был, а теперь вот могу только крохи собирать, туристов катая…
Он внезапно умолк. Уже темнело, и разглядеть выражение его темнокожего лица было невозможно.
– Слышите, насос работает. Каждый день берут воду из моря, для системы охлаждения, и вместе с водой пару грузовиков рыбы и креветок всасывают. А потом токсичную еду на рынке продают. Грех, да и только!
– Дядя… – тихо прервала его Мими. – Мы сюда приплыли, чтобы морские огни посмотреть.
Лодочник счел за лучшее перестать жаловаться. Повернулся к рулю и повел сампан к другому краю берега. Здесь морская вода пахла резче, и от нее шло тепло. Видимо, где-то поблизости выходила вода из системы охлаждения.
– Гляди! – сказала Мими, хватая Кайцзуна за руку и показывая на темную поверхность моря.
Кайцзун посмотрел туда, куда она показала. Глаза уже привыкли к темноте, и в глубинах темно-зеленой, будто агатовой воды он увидел сине-зеленые светящиеся точки. Сначала их было немного, но их становилось все больше, они начали образовывать линии и пятна, будто постепенно поднимаясь из глубины, пока не стали отчетливо видны их очертания. Сотни тысяч маленьких прозрачных колокольчиков. Они ритмично пульсировали, сокращаясь и расширяясь, мягко и изящно, как в танце, будто бесчисленные светодиодные лампы, мерцающие в море, будто колеблющийся вихрь звездного неба, вышедший из-под кисти Ван Гога. Казалось, что сампан плывет в море звезд, что его пассажиры видят сон, а их эмоции колышутся в такт волнам, до головокружения.
– Так мило, – сказала Мими. Ее лицо, залитое исходящим от моря светом, было будто слегка пьяное.
– Никогда столько медуз не видел, – ответил Кайцзун, вспоминая «Аквариум» в Сан-Франциско, где он однажды побывал. – Почему они здесь собираются? Я думал, здесь вода токсичная.
– Слышал по телевизору, что свечение медуз вызвано реакцией между какими-то их белками и ионами кальция в сточных водах, – сказал лодочник. – Те, что вы видите, – уже второе поколение.
– В каком смысле? – спросила Мими.
– Сбросы с электростанции разогревают воду, искусственный берег снижает силу прибоя; поэтому каждую зиму медузы здесь плодятся. Малыши вырастают в небольшие стебельки со щупальцами для питания и растут до лета, а потом делятся на несколько взрослых медуз, дисковидных. Сейчас вы видите уже взрослых медуз.
– Все равно не понимаю, – сказал Кайцзун, показывая на светящийся синим поток в глубине. – Их же обратно всасывает.
Подводное течение шло к какому-то водозабору, было видно, как прозрачные колокольчики медленно кружатся водоворотом, ускоряющим свое вращение по мере приближения к заборному отверстию. Затем их светящиеся тела деформировались и разрывались на части, пропадая внутри. Их жизненный путь заканчивался, едва начавшись.
– Им каждый год приходится тратить много денег на забившиеся трубы, – сказал лодочник. – Но медузы плодятся быстрее.
Мими смотрела на происходящее, постепенно осознавая его.
– Что же это за родители, которые бросают своих детей в таком опасном и ядовитом месте? – выпалила она. – Их совсем собственные дети не заботят?
Кайцзун тихо усмехнулся. Такая наивная, но от этого он ощутил лишь новый прилив нежности по отношению к ней.
– Мисс, если бы они не здесь родились, их бы еще меньше выжило, – сказал лодочник.
– Я просто не понимаю. Почему люди не могут проявить сострадание, не подождать, пока эти малыши отсюда уплывут, и закачать воду потом? Желание денег не оправдывает убийство.
– Они не могут себе позволить даже о человеческих жизнях заботиться, не то что о медузах.
Прежний Кайцзун, наверное, в ответ разразился бы лекцией о том, что выживают сильнейшие, закончив тем, что постройка электростанции придала импульс эволюции этого вида медуз, что выжившие потомки будут лучше приспособлены к окружающим условиям, быстрее реагировать на перемены и станут более плодовитыми. Но Кайцзун нынешний погрузился в молчание. Стоящая перед ним девушка была живым примером и жертвой именно такого подхода – она и такие, как она, покинувшие свои дома и приехавшие сюда под лозунгами «экономического развития», чтобы зарабатывать себе на жизнь среди грязи и ядов, терпя высокомерие и эксплуатацию со стороны местных и рискуя умереть здесь, вдали от дома и родных. Не мог сказать, что «все это лишь для того, чтобы ваши дети и их дети жили лучше, чем вы», даже если это и было бы правдой.
– Вы правы, – сказал он, сам себе удивляясь. – Рано или поздно карма настигнет всякого.
– Рано или поздно, – отозвался лодочник.
Мерцающее сине-зеленое сияние на лице Мими постепенно угасало, пока в темноте не остались видимыми лишь ее глаза, отражающие слабый свет моря, будто две тусклые звезды, не входящие ни в одно из созвездий, мерно вздымающиеся и опускающиеся в такт морским волнам. Кайцзун видел лишь смутные очертания ее тела, но не мог оторвать взгляд. Будто пространство вокруг нее искривилось, и все звезды вокруг померкли на ее фоне.
Мими подняла руку и показала в темноту.
– Смотри.
Кайцзун прищурился, но не увидел, на что она показывает.
– Я‐то думала, у вас, иностранцев, у всех контактные линзы с дополненной реальностью, – сказала Мими, разворачиваясь и глядя на него. – Странный ты, Поддельный Иностранец.
– Не у всех, – ответил Кайцзун, неуклюже пытаясь пригладить волосы, растрепанные морским ветром. – Мои родители перешли в христианство уже взрослыми, и в их фундаменталистской церкви считается, что людям дозволено взирать на мир лишь теми глазами, которыми их Бог наградил. Любое протезирование для усовершенствования тела рассматривается как нарушение воли Божией, поскольку мир должен быть прожит и осознан природным способом, таким, каким сотворил его Бог.
– Ой… – сказала Мими, пытаясь осознать его тираду. – Так ты… тоже в Бога веришь?
– Я атеист, но поскольку я китаец, то сыновняя почтительность – мой первейший долг; я стараюсь уважать их веру.
Мими молчала, будто что-то вспоминая. Повернулась, глядя на море, над которым начали проступать темные тени, будто хребты странных животных.
– Вон там – Павильон Созерцания Прибоя.
Она повернулась к лодочнику.
– Дядя, не отвезете нас к Пляжу Созерцания Прибоя?
– Мисс, уже поздно. Зачем вам это несчастливое место?
Кайцзун уловил в голосе лодочника тревогу.
– Просто посмотреть, – тихо, но настойчиво ответила Мими.
Пляж Созерцания Прибоя находился не совсем в том месте, где Павильон. Здесь Кремниевый Остров выставил в море длинный изогнутый плес, будто щупальце, огибающее лагуну площадью в
