Сергей Борисович опомнился, поставил кружку, начал медленно воздвигаться над столом, неуверенно заулыбался.
— Подожди… — Внутри Варвары включились процессы, она стала яростно растирать лоб. — Но ты же умер… Я дважды за эту ночь видела твой труп.
— Это был не труп, — уверил я.
— Нет, труп… — Даже в этой абсурдной ситуации она проявляла ослиное упрямство. — Сергей Борисович… — Она передернула плечами, жалобно глянула на Якушина, — может, это не он? Ведь бывают же случаи…
— Может, мне уехать обратно? — вздохнул я. — Чтобы вам спокойнее было? Только денег на такси дайте.
— Мертвые шутят, называется… — Сергей Борисович шумно выдохнул и улыбнулся во весь рот. — Это он, Варюша, успокойся, меня не обманешь. Никто не вселялся в тело Никиты Андреевича — это он и есть, во плоти, так сказать. И как-то нелогично, согласись, вселяются в живые тела, а не в мертвые. Просто произошла редчайшая в медицине вещь…
Варвара подошла на цыпочках, недоверчиво вглядываясь в мое непростое лицо, стала ощупывать, сменила мину. Потом с воплем «Никитушка, прости!» прыгнула на шею, стала целовать во все доступные места, что-то бормотала, выла, урчала. Я чуть не упал — пришлось расставить ноги.
Подошел Якушин с улыбкой до ушей, тоже потрогал меня, засмеялся, смахнул что-то с глаза — разумеется, соринку. Потом махнул рукой — доведете когда-нибудь до инфаркта — и на подгибающихся ногах побрел обратно за стол.
В дверь сунулась Лариса, поморгала, вопросительно уставилась на Якушина. Тот кивнул с улыбкой: так надо. Лариса сглотнула, осторожно прикрыла дверь.
Варвара спустилась с небес на землю, довела меня до стула, усадила, сама пристроилась рядом. Девушка все еще всхлипывала, хваталась за сердце. Однако профессиональное самолюбие вернулось на место, и мне по-прежнему стало суждено умереть в падающем самолете. Сергей Борисович подтолкнул ко мне пачку моих же сигарет.
— Курите, Никита Андреевич, сегодня можно. Только смотрите, чтобы в привычку не вошло.
Я с жадностью схватился за свой «Уинстон», стал окуривать дымом служебное помещение. Они не роптали, терпели. Варвара сбегала за баночкой с водой, где я и утопил высосанную в несколько затяжек сигарету.
— Как вы себя чувствуете, Никита Андреевич? — осторожно осведомился Якушин. — С головой все в порядке?
— Нет головы, — проворчал я, — черепная коробка — есть, а головы — нет.
— Главное, что чувство юмора осталось. Хотя в вашем случае, полагаю, оно должно умереть последним.
— Голоса, музыка, хоровое пение, навязчивые мысли? — срывая голос, бормотала Варвара. — Ты извини, Никитушка, что спрашиваю, но все это так необычно…
— Внутренний голос требует убивать, — признался я.
— Понятно… — Она ласково гладила меня по руке. — Это ничего, родной, скоро пройдет…
— Полагаю, Никита Андреевич, мне придется увеличить ваш гонорар, — вкрадчиво сказал Якушин.
— Конечно, — кивнул я, — на достойные похороны.
— Фу… — выдохнула Варвара и расслабилась. — Отпустило, твою-то мать…
— Кстати, насчет моей матери, — вспомнил я. — Надеюсь, вы ей не сообщали о моей безвременной кончине?
— Нет, твоей маме не сообщали, — замотала головой Варвара. — Непросто это, Никита, решили подождать до утра.
— Вот и славно, и не сообщайте.
— Хорошо, не будем.
— Да, Никита Андреевич, — сказал Якушин, — до вашей мамы печальная весть не дошла — и слава богу. Но вашей помощнице Римме Казаченко Варвара позвонила незадолго до вашего эффектного появления, и, полагаю, эта новость ее не обрадовала.
Вот черт! Я вскочил со стула, схватил свой телефон. Разрядился! Некому воткнуть в розетку. Я требовательно уставился на Варвару. Она смутилась, суетливо полезла в сумочку за своим смартфоном.
— До утра не могла подождать?
— Прости, но мы же не думали, что к утру ты оживешь. Да, наверное, ты прав, надо было подождать, дать человеку выспаться. Но я не смогла, а Сергей Борисович не успел меня остановить. Она плакала, Никита…
Надеюсь, не от радости. Я набирал номер по памяти.
— Да, Варвара, слушаю… — голос моей помощницы звучал глухо, но уже не сонно.
— Это не Варвара, — отрезал я. — Римма, ради бога, прости всех нас, произошла чудовищная ошибка. Все в порядке, новость о моей смерти можно отозвать, она не соответствует действительности, это нелепое недоразумение…
Римма помолчала и задала убийственный в своей простоте вопрос:
— Это кто?
— Это твой работодатель Никита Ветров, — терпеливо завел я старую шарманку. — Все в порядке, я жив. Считай, что эта неприятность произошла с моим однофамильцем, а в морге все перепутали. Варвара поспешила, погорячилась, понимаешь?
— Но это не твой голос… — она все еще сомневалась.
— Как это не мой? — возмутился я. — А чей, позвольте спросить? Римма, кончай выделываться, это я!
— Вот теперь, кажется, узнаю… Подожди, это точно?
— Да! — рявкнул я. — Можешь не сомневаться.
— А кому претензии предъявлять? Ну, сам понимаешь, за моральный ущерб и все такое…
— Я позднее предоставлю подробный список. Ты не звонила моей маме?
— Никита, я незнакома с твоей мамой.
— Вот и отлично, не звони. Не забудь, что утром на работу. Разрешаю опоздать на два часа. Все, спи… если сможешь.
Я отключился, перевел дыхание. Варвара с Сергеем Борисовичем выразительно переглянулись — да, это точно он. Пациент скорее жив, чем мертв.
— Никита Андреевич, если не возражаете, я позвоню медикам, мы должны им сообщить о вашем чудесном исцелении, вы понимаете… — Якушин помялся, — такое не каждый день случается. Нужно провести полное обследование, сделать ЭКГ, ЭЭГ…
— Давайте не сейчас, — взмолился я. — Позднее. Клянусь, Сергей Борисович, я не сбегу.
— Хорошо. — Якушин помедлил. — Я распоряжусь об отмене мероприятий… вы понимаете каких. Хотя, подозреваю, что Лариса уже всех обзвонила и дала соответствующие распоряжения, м-да… — Сергей Борисович не сдержался, прыснул. — Ладно, медиков вызовем позднее. Рассказывайте, что с вами приключилось. Кофе хотите? Есть булочки — на предмет пожевать…
— А у меня есть желудок, — вздохнул я. — На предмет вывернуть его наизнанку.
Я снова курил, повествовал о своих злоключениях. Они уже тихо зеленели от моего дыма, но пока что терпели.
— Это полная версия? — спросила Варвара.
