– Никто не может. Вера лишь заявляет…
– Теория узлов, – сказала Лианна. – Изобретена чисто ради красоты построения. У нас тогда не было ускорителей частиц и никаких доказательств, что она станет описывать субатомную физику, спустя век или два. Досократические греки с помощью голой интуиции вывели атомную теорию в 200 году до нашей эры. Буддисты веками говорили, что чувства нам лгут, а ощущение само по себе – акт веры. Индуизм предсказал, что концепция «я» – иллюзия, хотя тысячи лет назад не было ядерно-магнитных резонансов и считывателей вокселей. Никаких доказательств. Неверие в собственное существование навряд ли имеет хоть какое-то адаптивное преимущество, но нейрологически это, как оказалось, правда.
Лианна озарила Дэна блаженной улыбкой новообращенного:
– Вот что такое интуиция, Дэн. Она капризна, ненадежна и подвержена порче. Однако, когда работает, обладает невероятным могуществом, и тот факт, что она связывает те же самые части мозга, которые дают людям чувство религиозного экстаза, – не совпадение. Двухпалатники ее укротили: усилили височную долю, перепаяли теменную…
– Ты имела в виду, вырвали теменную долю с корнем.
– …им пришлось отбросить привычный язык, но они с этим справились. Их религия, за неимением лучшего слова, может достичь таких высот, куда науке вход заказан. И наука поддерживает ее, пока может идти рядом, но, оказавшись в одиночестве, религия Двухпалатников по-прежнему работает, и у нас нет причин верить в обратное.
– В смысле, это ты веришь, что она работает правильно, – сухо заметил Брюкс.
– А ты замеряешь гравитацию Земли всякий раз, выходя на улицу? Изобретаешь заново квантовые цепи, когда загружаешься в КонСенсус, просто так, на всякий случай, авось другие чего пропустили? – Лианна дала ему несколько секунд на размышление и продолжила, поскольку Дэн ничего не ответил:
– Наука зависит от веры. Веры в то, что правила не изменились, что до тебя всё измерили правильно. Все, что наука сделала за время своего существования, – изучила крохотный осколок Вселенной и предположила, что остальная ее часть ведет себя так же. Но теория разваливается, когда законы Вселенной не последовательны. И если это правда, то как ставить опыты?
– Если два эксперимента дают разные результаты…
– И так происходит постоянно, друг мой. Когда такое случается, любой хороший ученый отметает результаты, если они не реплицируются. Значит, в один из экспериментов вкралась ошибка. Или в оба. Либо есть неизвестная переменная, которая восстановит равновесие, как только мы поймем, что она из себя представляет. Просто представь себе идею, что физика непоследовательна. Даже если ты просто вообразишь такую возможность, как ее проверить, когда научный метод работает лишь в непротиворечивой Вселенной?
Брюкс попытался придумать ответ.
– Мы всегда думали, что скорость света и ее друзья правят безраздельно, отсюда до квазаров, а может, и дальше, – пустилась в размышления Лианна. – А что если мы имеем дело… лишь с местными постановлениями? Или с глюками. Но мне, – она скормила тарелку рециркулятору, – пора идти. У нас сегодня контрольный запуск камеры.
– Послушай, наука… – Брюкс быстро отсортировал мысли, не желая заканчивать спор так. – Дело не в том, работает она или нет. Дело в том, что мы знаем, как она работает: в ней нет секретов, и она имеет смысл.
Лианна смотрела не на него, а на трансляцию из трюма. Двухпалатники уже более-менее подлечились, хотя давление пока держало их в плену. Чайндам, Амрату, кучка других полубогов, которые для Дэна были лишь именами да шифрами.
– Эти парни смысла не имеют, – продолжил он. – Они катаются по полу и завывают, а ты оформляешь заявки на патенты. Мы не знаем, как это работает, и не знаем, будет ли работать дальше, так как процесс может остановиться в любой момент. Наука же – больше, чем магия и ритуалы…
Дэн замолчал.
Завывания. Заклинания. Гармония роя.
Ритуалы.
«А у этих камер есть датчики для захвата движения», – вспомнил он.
* * *Мур скорчился на стене камбуза, как чудовищный кузнечик: ноги сложены в коленях и напоминают пружины, готовые распрямиться в любой момент; грудная клетка над ними подобна защитному панцирю; одна рука танцует на невидимом интерфейсе КонСенсуса, а другая, обхватившая грузоподъемный строп, удерживает тело у переборки. Его глаза под закрытыми веками дергались и плясали; он не видел убогую скорлупу мира и жил в иной реальности, куда у Брюкса доступа не было.
Кузнечик открыл глаза: поначалу тусклые, они прояснялись с каждой секундой.
– Дэниэл, – глухо произнес Мур.
– Ты ужасно выглядишь.
– Перед запуском я попросил, чтобы на борту установили косметический СПА-салон, но они предпочли взять лабораторию.
– Когда ты в последний раз ел?
Мур нахмурился.
– Все, хватит! Я покупаю, ты ешь, – Брюкс направился к камбузу.
– Но…
– Если только ты не считаешь анорексию лучшим способом подготовиться к длительной операции.
Мур засомневался.
– Да ладно тебе, – Брюкс вбил заказ на лососевый стейк (он до сих пор удивлялся столь обширному меню из вымерших видов мяса и рыбы). – Лианна опять в трюме, Ракши – как Ракши. Хочешь, чтобы я обедал с Валери?
– Значит, это спасательная операция, – Мур спустился на палубу, смилостивившись.
– Вот это по-нашему! Чего хочешь?
– Кофе.
Брюкс гневно уставился на него.
– Хорошо, хорошо. Все, что считаешь нужным. – Полковник махнул рукой, сдаваясь. – Круггеты с соусом тандури.
Дэн поморщился и передал заказ, кинул одну «грушу» с кофе через отсек (От Кориолиса бросок вышел закрученным, но Мур все равно поймал ее, даже не удостоив взглядом), вторую взял себе и по пути повернул кнопку нагревателя. Поставил трясущуюся теплую сферу на стол и вернулся за едой.
– Все еще копаешься в информации с «Тезея»? – Он толкнул Муру его светящийся криль, а сам сел напротив.
– А я думал, ты хочешь отвлечь меня от дел.
– Я хочу прервать твою голодовку. И найти собеседника, а то приходится говорить со стенами.
Мур пожевал, сглотнул:
– Не говори, что я тебя не предупреждал.
– О чем?
– Я смутно помню, как ты говорил, что возможно – и даже вероятно – в следующие двенадцать дней от тоски полезешь на стены.
– Поверь, я не жалуюсь.
– Нет, жалуешься.
– Ну, чуть-чуть. – «И почему на камбузе все на вкус, как машинное масло?» – Но все не так плохо. У меня есть КонСенсус и Ли, я даже питаю надежду ее депрограммировать. А по сравнению с перспективой проваляться с грузом следующие шесть месяцев небольшая раздражительность и одиночество – это такой пустяк…
– Поверь мне, – еле заметно улыбнулся Мур, – есть вещи гораздо хуже долгого беспамятства.
– Например?
Мур не ответил.
Зато ответил «Венец». Он за секунду превратил половину переборки в кровавую стену, усыпав ее сигналами тревоги.
И все они кричали: «СЕНГУПТА».
* * *Мур связался с Центральным узлом, пока Брюкс отклеивался от потолка.
– Ракши. Что…
Ее слова обрушились на них каскадом, от паники она чуть не визжала:
– Она идет сюда черт она поднимается она знает…
В желудке у Брюкса заныло.
– Я к ней подобралась и она знает разумеется она знает она же вампирша
