Ииии-гоооорь.
Ииии-го тьфу, привязалось.
Завтра выходной.
От раздумий по поводу интервью с рыжей стервой, прокручиваемых в моём мыслеприёмнике на реплее, я протянул тооненький мостик к воспоминанию о полицейской облаве и симпатичной журналистке Ольге.
— Алло, это телеканал ОТС? Меня зовут Перилов Михаил, я сотрудник волнового подразделения Нацгвардии РФ. Да. На прошлой неделе мы принимали участие в облаве на Расточке, от вашего телеканала присутствовала съёмочная группа, там была журналистка Ольга… я, к сожалению, не запомнил её фамилии. Как? Городецкая? Мне нужно с ней связаться. Да. По личному вопросу. Хорошо, записываю.
Надо же, прокатило. Номер мобильного записан в блокноте с котёнком. Можно звонить, но я не готов отказать себе в удовольствии вдоволь пострематься. Была бы у меня ромашка, бегал бы по комнате, подпрыгивал, подкидывая коленку вверх, дёргал лепесток и вскрикивал “Пошлёт”, “Не пошлёт”, “Пошлёт”… Но ромашки не имею, потому сижу на кровати, еложу. Ну, знаете, ширк влево, ширк вправо, а там уже и кровать медленно задирает простынку, бесстыже оголяет матрас. Всласть наелозившись, поднимаю тяжёлый телефон, набираю номер.
— Алло, — приятный женский голос.
— Алло, — я эхо.
— Я вас слушаю.
— Здравствуйте, Ольга! — уверенное начало, ещё бы, я продумал, что мне говорить, трижды продекламировал “рыбу” вслух, — Меня зовут Михаил, мы с вами встречались на прошлой неделе. Это было во время полицейской облавы, на улице Мира, я был одним из волновиков, ну, в придурошных красных плащах.
— Здравствуйте, Михаил! — голос девушки теплеет, есть узнавание! — Вот только по поводу плащей я с вами решительно не согласна, они смотрелись очень стильно.
— Вам, со стороны, виднее, — улыбаюсь.
— Несомненно, — усмешка в голосе.
— Я вам почему звоню… — пауза, потею, вспоминаю “рыбу”. Вобла, точно вобла, — Я узнал, что в кофейне на Карла Маркса подают лучший в мире кофе. Но вот беда — туда пускают только парами…
— Что вы говорите! — улыбается, йес!
— Я и сам был в шоке! Могли бы вы… составить мне компанию в дегустации кофейного напитка?
— Сегодня вечером я занята, — после непродолжительного молчания.
— Я и не рассчитывал, что вы сможете именно сегодня выкроить толику вашего драгоценного времени. Как насчёт того, чтобы встретиться завтра, в 17–00?
Пауза короткая, томительная.
— Я согласна, —
два долгожданных слова, ждал 2.43 сотых секунды. Рекорд!
Медленно тяну в себя цитрусовый раф. Тот покорно вливается. Довольный рот Оли неспешно поглощает бейгл с лососем.
Отличный день начался и закончился в кафе.
Мы встретились на Карла Маркса 47, девушка шагала мне навстречу, по-детски раскачивала длинную ручку-цепочку женской сумочки. Как она выглядела? Превосходно, разве может быть иначе!? Хи-хикс. Кеды, длинные ноги спрятаны в джинсы, белая просвечивающая блузка, огромный тёмно-синий шарф-бант в том месте, где у мужчин расположена шея. Светло-коричневые, распущенные до лопаток волосы и глаза, то ли синие, то ли зелёные. Меня так заинтересовал их цвет, что я вместо того, чтобы сказать: “Привет”, спросил: “У тебя глаза синие?” В ответ — улыбка и провокационное предложение: “А ты вглядись получше. Ну, какие они?” Я вгляделся. Глаза были смеющимися и очень-очень красивыми.
Мы сидели в кафе, болтали о погоде, кино, музыкальных пристрастиях. “Забытый ковчег, всплывает со дна, и вечно жить нам, и вечно плыть нам, искать счастья там, где плачут даже, иконы страшных пятиэтажек.” Монеточка, рэп-звезда; или не рэп, сама себе стиль. Этот текст, выше, она сама мне напела. Не Монеточка, Оля. Мы прошли через Обь по метромосту, лёгкий ветер нёс прохладу и влагу, если бы не он — было бы жарко, а так — найс. У меня всё, гайз, ххе. Когда я был студентом, я пару раз заходил в это кафе.
Когда я был студентом, даа, как я заговорил. Я всё ещё студент, или нет? Уже август, лето пройдёт, все мои однокурсники вернутся в универ, ну кроме залетевших и вылетевших. А я не вернусь, наверно. Наверняка. Или постараться, найти время, совмещать? Нужен ли мне теперь, когда я волновик, диплом? Я получаю в месяц больше, чем отец, шеф томского кафе “Панда”. Хорошенько потоптали улицы, дошли до площади Ленина.
Вернулись в “Академию”. Обратно, собственно, на метро. Мне то что, я волновик с десяткой в выносливости, ххе. А вот у Оли ноги наверняка гудят. Она, правда, говорит, что бегает по утрам, может они и не гудят, отсюда не слышно, надо ухо приложить. Но мы ещё не дошли до этой стадии. Ра-но. За десятку в выносливости я получил пассивку “Крепкие рёбра”, судя по её представлению, рёбра у меня теперь крепкие, остальные кости тоже чуть твёрже.
Проверять, правда ли, и на сколько правда — я не стал, я ещё не совсем атата.
Я понимаю, что надо было РАНЬШЕ догадаться, сломать себе пару рёбер и замерить потраченное усилие.
А теперь поздняк метаться. Хотяя, если сломать рёбра контрольной группе, подобранной с учётом моих физических данных до получения пассивки… Испугались моей расшатанной психики? Испугааались. А я шучу. Саечку за испуг! Что такое саечка? Опять гуглить.
Как там говорила рыжая стерва — мы тренируемся, чтобы обычные люди могли спокойно жить? Ходить на работу, учёбу, влюбляться, расставаться, рожать детей и хоронить родителей. Последний пункт надо бы вычеркнуть, но как?
Вычеркните, я не возражаю. Я теперь не обычный человек. Я теперь не могу просто жить? Или могу. Уйти и жить как все из-за портала не получится. А саечка — это щипок за подбородок. Я прислушался к себе.
Да я и не хочу жить как все. Это ведь так клёво, быть иным. Как там поёт Наутилус, “Я отдал бы немало за пару крыльев, я отдал бы немало за третий глаз, за руку на которой четырнадцать пальцев…”.
— Миш, о чём ты думаешь?
Об интервью с рыжей стервой. Но об этом я тебе, Оль, не скажу. А скажу я:
— О тебе, — и улыбка такая… милая. У меня, в смысле. У меня же милая улыбка? Да я вообще милашка, какие могут быть вопросы! Только риторические.
— Что ты обо мне думаешь? — провоцирует, однако ж.
— Я думаю, что провёл с тобой очень хороший вечер. Ты клёвая.
— Спасибо, Миш, — она покраснела? Или пора креститься? — Миш, расскажи о том, как ты стал волновиком? Я понимаю, тебя, наверное, все спрашивают об этом, — пауза, — Если тебе неприятно об этом говорить, то не надо.
— Да нет, почему, —
я не хотел рассказывать, но под гипнозом глаз непонятного цвета захотел. Начал, разогнался, вошёл во вкус. А ещё саечка — это булочка и рыба семейства тресковых. Которые трещат при разжёвывании, я так думаю. А она сидела, слушала, кивала и ахала там, где это было уместно. Задавала вопросы там, где я выдыхался или съезжал с темы, не соблюдал маршрутный лист.
Сториз от Оли я послушал тоже, но уже
