Вот, посмотри. Она не плачет, думала Кадри. Она не плачет. Значит, сегодня она стала взрослой.
– Давай пойдем погуляем! Совсем спать не хочется. Андрюша, давай, давай!
Они вышли на улицу, в штиль и высокое ясное небо.
– Андрюш, как жить будем?
– Будем. Счастливо. Долго.
– Ты уверен в себе?
– Я уверен в тебе.
Доктор Сепп. Что вы делаете в моей жизни? «Вам не следовало делать того, что вы сделали. Я сожалею, что вынужден вам это говорить». Что вы делаете с моей жизнью? Сегодня Рождество. Я… я не ждала вас. Уйдите, прошу! Нет, не так. Сегодня Рождество. Особая ночь. Вы правы, доктор. Вы во всем правы.
– Андрей.
– Что?
– Я бесплодна.
– Не понял.
– Я не могу иметь детей.
– Как?
– Вообще. Не могу. И никогда не смогу.
Небо покачнулось? Да. Это он взял меня на руки.
– Андрюша.
– Да.
– Ты понял, что я сказала?
– Я слышал.
– Но ты понял?
– Нет.
– Почему?
– Потому что никогда не говори «никогда».
Глава 29
Андрей ехал в Пейю. Вечерело, предзакатное небо горело бордовым. Будет ветрено, не иначе. Вчера Андрей позвонил Доку – договориться о встрече.
– Что-то произошло, Андрей?
– Вам как сказать – дипломатично или по правде?
– Я не дипломат, Андрей. Вы тоже. Говорите как есть.
– Док, мне нужна ваша консультация.
Дверь открыла пожилая женщина в белом переднике. Улыбнулась, немного отступила назад и в сторону:
– Вы, должно быть, Андрей?
– Да, мэм, вы правы. Я Андрей.
– Хозяин немного задерживается. Просил принять вас в кабинете до его прихода.
– Спасибо, мэм.
– Чай, кофе?
– Пожалуй, ничего. Разве что стакан воды.
Странный дом. Совершенно невзрачный снаружи и непростой внутри. Такое впечатление, подумал Андрей, что в доме нет мебели. На самом деле, мебель, конечно, была. Но не ощущалась – светлое дерево, стекло и матовый металл. Скругленные углы, длинные монотонные горизонтальные поверхности, угадываемые разве что по неслучайным образом расставленным неброским вазам и со вкусом разложенным безделушкам. Едва заметные встроенные шкафы. Строгие пастельные гобелены в стеновых промежутках. Обстановка гостиной создавала впечатление, будто перед тобой огромный трансформер, а его полный функционал доступен и понятен только хозяину.
Женщина открыла кабинет, пригласила Андрея войти и затворила за ним дверь. Горел мягкий нижний свет. На ворсистом ковре в центре стоял небольшой не то журнальный, не то кофейный столик. Вокруг него – три бесформенных мешковатых кресла с мягким наполнителем, какие любят ставить в неформальных офисных пространствах дорогих интернет-компаний. Окно от пола до потолка, за ним угадывается небольшая веранда с видом на море. В одном из углов – небольшой рабочий стол, на нем лишь клавиатура и ничего больше. Три монитора над столом, подвешенные к потолку, – их можно двигать и как угодно поворачивать. У другой стены – модульный звуковой аппарат и напольная акустика.
Андрей утонул в кресле. Отхлебнул принесенную домработницей воду, нажал «плей» на пульте. Аппарат ожил, мягко засветился синим. Голос Фред-ди, казалось, повис в воздухе.
There’s no time for usThere’s no place for usWhat is this thing that builds our dreamsYet slips away from us?Who wants to live forever?Who wants to live forever?[56]– Андрей, простите великодушно, опоздал! – Док вошел в кабинет, на ходу снимая пиджак и вешая на спинку кресла. – Я весь внимание!
Как он сказал – «опоздал», так просто и без выкрутасов. Теперь ведь никто не опаздывает, все задерживаются, словно сплошные особы королевской крови кругом, усмехнулся Андрей.
– Док, во-первых, куда мне тут спешить, а во-вторых, в прошлый раз мы расстались, перейдя на «ты».
– Точно, причем первым на «ты» перешел я. Так и оставим? Не возражаете, прости, не возражаешь?
– Какие возражения! Тем более я сам напросился на встречу. Док, у меня большие перемены в жизни. И не знаю, чего в них больше, хорошего или плохого…
Андрей говорил минут десять. Док слушал молча. Набил трубку, хотел было раскурить, но просто положил рядом.
– Андрей, вот смотри. Есть такая штука – устное народное творчество. Только не очень разумные люди пренебрегают мудростью, сквозящей из каждой его щели.
– Ты о чем, Док?
– Летел воробей, да так замерз, что упал на землю. Окоченел уже, концы отдает. Вдруг из проходящей мимо коровы вывалилась куча говна – прямо на него. Отогрелся воробей, высунул башку наружу и от счастья зачирикал. Услышала его кошка, подошла, разгребла говно лапами, вытащила воробья и сожрала. Мораль: не всяк тот враг, кто насрал на тебя, не всяк тот друг, кто тебя из говна вытащил. А если уж попал в говно – сиди и не чирикай!
Док, наконец, раскурил трубку. Кабинет наполнился изысканным терпким запахом.
– Нравится? – спросил Док.
– Что? Табак?
– Притча.
– Не знаю.
– А если подумать, Андрюша?
Андрей поднялся из обволакивающего его низкого бесформенного кресла.
– Не нравится.
– Почему?
– Вывод мерзкий.
– Ты прав. Все справедливо и все хорошо, за исключением вывода. Как раз если уж попал в дерьмо, то чирикать нужно обязательно. Другое дело, что следует отличать ситуации, когда чирикать, а когда нет. А теперь предельно честно ответь на три моих вопроса. Но только честно. Можно грубо – но обязательно честно.
– Я готов.
– Вопрос первый. Кто она для тебя?
– Она лучшее, что было и есть в моей жизни.
– Я понял, Андрей. Вопрос второй. Ты можешь отказаться от нее?
– Нет. Не могу.
– Третий вопрос. Он же последний. Чем ты можешь пожертвовать ради нее?
– Собой.
Док встал, вышел из кабинета. Вскоре вернулся. В руке нес чемоданчик странного вида – деревянный, лакированный, обшарпанный. Было видно, что вещь старая и, судя по всему, видавшая виды. Док положил чемоданчик на пол рядом со своим креслом.
– Что я тебе скажу, Андрюша. У тебя есть два выхода. Вернуться назад и выйти через вход. Или пойти вперед. Назад ты не пойдешь. Так?
Андрей кивнул.
– Тогда придется вперед. Но помни, что вернуться уже не получится. Посмотри вокруг себя. По стенам посмотри. Что ты видишь?
В кабинете стоял полумрак.
– Ничего не вижу. Темно.
– Не беда. Сейчас будет ярко.
Док хлопнул в ладоши – раз, другой. Зажглись два яруса освещения. Стало светло, как днем. Андрей осмотрелся. На одной из стен висел старый советский плакат «Не болтай!» – женщина в завязанной косынке, прижимающая палец к губам. На противоположной – «Спички детям не игрушка!» с испуганным малышом, глядящим на зрителя через яркие языки пламени.
– Вижу классику советского агитплаката.
– Как думаешь, Андрей, зачем они здесь?
– Наверное, потому, что обладают скрытым смыслом.
– Именно. Знаки и символы правят миром, а не слова и не закон.
Док открыл перед Андреем принесенный странный чемоданчик.
* * *– Андрюшка, как сегодня отмечать будем?
– Давай просто зайдем к ним, пригубим, поздравим, а потом будем вдвоем.
– Какой ты молодец, я тоже так хотела!
Без десяти двенадцать Кадри и Андрей вошли в гостиную дома Маруллы и Костаса. Дрова потрескивали в старом закопченном камине, искорки то взвивались вихрем, вылетая в дымоход, то ударялись о стеклянный экран, отделявший внутренность камина от комнаты. Выпили вчетвером по бокалу брюта, расцеловались, пожали руки.
