— Приполз к вечеру. Грязный и злой, как черт. Отсыпается в своем фургоне. Вы с Ленкой так увлеклись друг другом, что его появления даже не заметили.
— Ну так, — Геральт развел руками. — Ленуся разнервничалась. Нужно было успокоить девушку.
— Слушай, Геральт, насколько я помню, все девушки в непосредственной близости от тебя, всегда начинают нервничать. Почему бы? Я думаю, дело тут не в девушках, а в тебе, точнее в твоем к ним отношении.
— Ну ты мне еще лекцию о морали и нравственности прочти, — недовольно скривился Геральт. — Мне достаточно нотаций папочки Весемира и мамочки Нэннеке, а также нытья Ламберта и порицаний Эскеля. И, кстати, у тебя клюет.
— Ёпт! — Йорвет потянул, леска натянулась в струну, удилище выгнулось дугой. — Ух ты, не рыбина — а зверь!
— Что-то мне это не…
В мутноватой воде мелькнул красноватый гребень-плавник на чьей-то темно-синей спине.
— Утопец, — определил Геральт. — А может даже и плавун.
Йорвет вскочил на ноги, продолжая держать удочку. Вода взбурлила, и на поверхности показалась голова с мутными глазами-бельмами и пастью от уха до уха с двумя рядами острых зубов-клиньев. Эльф потянул удочку на себя. Утопец подался следом, выползая на берег.
— Бросай удочку! — крикнул Геральт.
Эльф ткнул концом удилища в глаз монстру. Тот издал какой-то сипящий звук, так как рот у него был набит заглоченной наживкой. Геральт же, увернувшись от удара перепончатой лапы, подскочил к утопцу почти вплотную и чиркнул по его горлу бритвой, которая на данный момент была его единственным оружием. Из глубокого разреза хлынула кровь, темная и густая. В этот момент не растерявшийся Йорвет выхватил из-за голенища нож и полоснул чудище наискось от плеча до паха, рассекая кожу и ломая непрочные кости грудины и ребер. Утопец грохнулся под ноги эльфу, забрызгав тому сапоги кровью и слизью.
— Ну и вонь! — Йорвет запоздало отпрянул от утопца. — Все сапоги мне изгваздал, — он злобно пнул под ребра теперь уже дохлого монстра.
— Ты что в качестве наживки-то использовал? — спросил Геральт.
— Да тухлятину какую-то. Нашел на берегу ошметок, насадил на крючок. А что, почти на живца, рыбы такое любят.
— Как видишь, утопцы тоже.
— А где твои мечи? Тоже мне, убийца чудовищ!
— Вообще-то дома. Я собирался умыться и побриться, поэтому взял мыльно-рыльные принадлежности, а не меч, который мне для этого дела абсолютно без надобности. Кто ж знал, что у тебя на утро запланирована экстремальная рыбалка.
— Кто ж знал, что в этой речке утопцев больше, чем рыбы, — парировал эльф.
— А все тупые охотники. Тюряга забита под завязку, мрут заключенные, как мухи, под пытками или просто от ран, болезней и антисанитарии, еще казни каждый день, а эти уроды пачками скидывают трупы в речку, соответственно утопцы расплодились, разжирели и обнаглели. Еще немного, и они на улицы Оксенфурта выйдут, попробуют освоить, так сказать, новую нишу, — дал профессиональную оценку случившемуся Геральт.
— И что?
— Да придется мне на общественных началах взять меч и обойти окрестности, почистить за этими дебилами. То есть мне-то, разумеется, плевать, хоть бы и всех их утопцы сожрали, но когда я сам лично монстрятину из реки вместо рыбы начинаю вылавливать, это уже не дело.
— Неужели бесплатно пойдешь монстров истреблять, альтруист ты наш? — подначил ведьмака Йорвет.
— Я же сказал, что — да. Не из альтруизма, а из собственного шкурного интереса.
— А-а, так вот кто моему старому сети порвал!
Йорвет и Геральт дружно повернули головы и увидели бабульку, стоящую на крыльце дома по соседству и строго взирающую на мужчин.
— Думаете, мы, что ли? — тут же возмутился в ответ на несправедливое обвинение Йорвет.
— Бабуль, это не мы, это — он, — Геральт слегка пихнул пяткой валяющийся на песке труп утопца.
— Ну-кось, дай-кось я сама разгляжу, — бабка сошла с крыльца и неспешно направилась к мужчинам. — Ельф, — сказала она, переводя полный недоверия взгляд с Йорвета и Геральта на дохлого монстра и обратно.
— Может, при жизни оно и было эльфом, — не стал спорить с бабкой Геральт, имея в виду утопца. — Но теперь это просто дохлая нежить.
— Енто — ельф, — бабка ткнула пальцем в Йорвета. — А енто — топляк. Я хоть и вижу плохо, но разницу разглядеть пока еще могу. А ты, нахал, сперва доживи до моих лет, а потом посмотрим, останется ли у тебя охота издеваться над старыми людьми. Еще неизвестно, как ты в мои годы будешь видеть.
— Извини, бабуль, — решил повиниться Геральт (который, к слову, по годам-то был вполне ровесником бабке, но выглядел, конечно, моложе ее примерно вдвое).
— Топляк, сталбыть, — бабка вперила в усопшего монстра взгляд своих выцветших глаз. — А я так и знала. И рыбаки не зря гово́рють, что выйдуть нам эти мажьи чистки боком. Наколдують они все ж таки на нашу голову напасть какую-нить. А главное, как обычно, этих дармоедов охотницких не коснется, а расхлебывать нам, простым людя́м. Вот и началося, заместо рыбы, топляки по реке поплыли.
— Ага, прям все, Tedd Deireadh наступает, — ехидно хмыкнул Йорвет. — Час Конца, Белого Хлада и Волчьей пурги. И начинается он, оказывается, с плавающих в реке топляков.
— А как жа ж ты думал. Яны рыбу жгруть, сети рвуть, лодки портють. А как всю рыбу сведуть, за рыбаков примутся. Тут и придеть нам час конца.
— Бабуль, ты не волнуйся. Я вот сейчас возьму меч и пойду час конца предотвращать, — попробовал успокоить разошедшуюся бабку Геральт.
— Да? — бабка недоверчиво воззрилась на Геральта. — Тебе-то это на кой.
— Дык, пожить еще хочу.
— Ну-у, если так, то да, — несколько успокоилась бабка.
— Геральт!
Из дома выглянула Лена, как назло одетая в свою длинную футболку и с накинутой на плечи Геральтовой курткой. Явление молодой дамы в таком вызывающем наряде вновь спровоцировало волну негатива в унявшейся было бабкиной душе.
— И бордель мне еще тут по суседству решили устроить. Ну так знайте, разврата я не потерплю.
— Да не будет никакого разврата, — вновь попытался успокоить бабку Геральт, в то время, как Лена выглядывала из-за приоткрытой двери, не решаясь выйти на крыльцо дабы еще больше не нервировать строгую соседку. — Эта женщина — вдова. Прибыла из Велена. Ее дом там разорили, муж умер.
— Женщина-то, может, и вдова. А ты что в ейном доме делаешь?
— Я ее опекун. По завещанию и просьбе ее покойного супруга.
— Ой, гляньте, пекун! Знаю я, каким местом ты об ей пекёшься.
— Бабуль, чё ты сразу…
— Да только на твою морду наглую глядя, сразу все понятно.
— Вообще-то я ведьмак, — решил признаться Геральт.
— Так тем более, — бабка была непреклонна. — Я слыхала, что ведьмаки дюже до баб охочие, поэтому всех девок от их надо прятать.
— Это только если чудищ поблизости нет, — пробовал оправдаться Геральт.
— Так в Велене тех чудищ — целые стада, — не сдавалась бабка. — Гово́рють, что так и шастають по лесам да болотам. А только
