Около мыса Успения есть небольшое озерко с топкими и болотистыми берегами. Орочи называют его Аку. Оно, отделенное от моря узкою косою, имеет не более одного километра в окружности. Две маленькие речки впадают в дальнем его углу.
В озере держится кета и кунжа; обилие морской птицы, убой морского зверя, соболевание и охота на лосей издавна привлекают сюда орочей с реки Хади.
На Аку мы застали одну семью орочей. Они тоже недавно прибыли с Копи и жили в палатке. Когда выяснилось, что дальше нам плыть не удастся, я позвал Савушку и вместе с ним отправился к орочскому жилищу. Привязанные на цепь собаки встретили нас злобным лаем. Из палатки поспешно выбежал человек. Это был пожилой мужчина с окладистой бородой. Узнав Савушку, он прикрикнул на собак и, приподняв полу палатки, предложил нам войти в нее. Я нагнулся и прошел вперед.
Посредине палатки горел огонь. Дым не успевал выйти через отверстие в крыше, ел глаза и принудил меня лечь на землю. В котле, подвешенном на сучковатой палке, варилась рыба. Вся семья ороча Игнатия (так звали нашего нового знакомого) состояла из него самого, его сына и двух женщин, из которых одна приходилась ему женою, а другая невесткой. У последней на руках была маленькая собачонка японской породы с уродливой головой. Она выходила из себя, лаяла, хрипела и старалась схватить зубами край моей одежды. От Савушки я узнал, что мыс Успения является южной границей распространения орочей на берегу моря и что дальше на юг живут Кяка, которые сами себя называют «удэхе».
В это время пришли стрелки и стали проситься на охоту. Ороч Игнатий не советовал им идти на речку, потому что там у него поставлены самострелы на медведей, которые каждую ночь выходят к озеру лакомиться «сненкой» (мертвой рыбой). Тогда стрелки решили заняться охотой на птицу. На озере держалось два табунка уток. Они все время перелетали с одного места на другое. То они уносились так далеко, что казалось, не возвратятся вовсе, то вдруг снова неожиданно появлялись откуда-нибудь сбоку и с шумом все разом опускались на воду. Это подзадоривало стрелков. Они взяли у орочей лодку и поехали на охоту, но утки не подпускали близко. Едва лодка подходила к ним на расстояние ружейного выстрела, как они снимались все разом и, отлетев в сторону, садились на воду у противоположного берега. Охотники выпускали заряды в воздух, и чем больше они горячились, тем меньше шансов имели на успех.
Все же одна из уток была ранена. Она поднялась было и хотела лететь к морю, но тотчас должна была опуститься вновь на воду. Бросив остальную стаю, стрелки поплыли за ней; тогда утка стала нырять. Неизвестно, долго ли продолжалась бы эта погоня за подранком, если бы на выручку не пришел Игнатий. Заметив, куда плывет утка, он схватил острогу и через кусты побежал к протоке. Как только утка ныряла, он подвигался вперед, как только она всплывала на поверхность воды, он припадал на одно колено, ждал и не шевелился. Раненая птица направлялась в протоку, намереваясь войти в море. Тут-то ее и ждал Игнатий. Заметив врага, утка нырнула в последний раз и быстро пошла по течению. Сверху с крутого берега сквозь чистую, прозрачную воду хорошо было видно, как она, вытянув шею и сложив крылья вдоль тела, торопилась проскочить опасное место. Она думала, что под водой ей удастся скрыться от человека. В это мгновение ороч поднял острогу и с силой бросил ее в воду. Мелкие пузыри вспенились на поверхности протоки. Через несколько минут острога всплыла, и на острие ее беспомощно билась птица. Моим спутникам пришлось довольствоваться рыбой, благо в ней не было недостатка.
Я думал, что на другой день мы рано поедем дальше. Однако Игнатий советовал обождать восхода солнца. Приметы были какие-то неопределенные: одни облака шли на восток, другие – им навстречу, иные казались неподвижными; по морю кое-где кружились вихри.
Ничего нет хуже, когда приготовишься к отъезду, снимешь палатки, уложишь вещи, и вдруг надо чего-то ждать. Время тянется удивительно долго. Мои спутники высказывали разные догадки и в десятый раз спрашивали орочей о причинах задержки. Поэтому можно себе представить, с какой радостью они приняли заявление, что к вечеру море будет тихое, но придется плыть ночью, потому что неизвестно, какая завтра будет погода.
Около пяти часов пополудни мы оставили Аку. Море было сравнительно спокойно, только короткие порывы ветра неожиданно набегали то спереди, то сзади и мешали грести. Здесь мы впервые встретили нерп. Выставив на поверхность воды свои мокрые блестящие головы, они с любопытством разглядывали лодки, плыли сзади, ныряли и вновь появлялись иногда очень близка.
Одна из нерп вынырнула так близко от лодки, что гребцы едва не задели ее веслом по голове. Она сильно испугалась и поспешно погрузилась в воду. Глегола схватил ружье и выстрелил в то место, где только что была голова животного. Пуля булькнула и вспенила воду. Через минуты две-три нерпа снова появилась, но уже дальше от лодки. Она с недоумением глядела в нашу сторону и, казалось, не понимала, в чем дело. Снова выстрел и снова промах. На этот раз нерпа исчезла совсем. Она поняла об угрожающей ей опасности.
Кстати, два слова об этом животном. Встречающаяся у берегов нерпа (по-орочски «хоота», причем первая буква «о» произносится с явственным оттенком буквы «ы») относится к семейству так называемых ушастых тюленей.
Пусть читатель не подумает, что нерпа имеет большие уши: наоборот, они маленькие и едва выдаются в виде двух кожных придатков. Взрослое животное весит от 50 до 80 килограммов и имеет длину 1,5–2 метра.
Тело молодых нерп покрыто густой мягкой шерстью серебристо-белого цвета. Через полгода после появления на свет детеныша под кожей его появляется жир, предохраняющий тело от холода. Тогда белая шерсть выпадает, и на месте ее вырастают грубые, жесткие и редкие волосы.
Обычно нерпы держатся около устьев рек. В погоне за рыбой они входят в большие реки и поднимаются по ним очень высоко.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную
