– В чем дело? – спросила Кори, когда вошедшая присела перед ней в почтительном книксене.
– Матушка послала меня за Ханной, – ответила послушница. – Ханна, приехал твой отец.
Ханна мгновенно съежилась, словно цветок, побитый морозом. Нина видела ее испуганной и сердитой, но это зрелище было для нее новым и весьма неприятным, как будто огонь, озарявший Ханну изнутри, вдруг резко потух.
Известие вызвало беспокойство даже у Кори.
– Что ж, иди, – отпустила она Ханну.
Та закрыла тетрадь, встала и направилась к двери. Когда Ханна проходила мимо, Нина – понимая, что делать этого не следует, – крепко сжала ее пальцы. Ханна украдкой бросила взгляд на монахиню, которая с прищуром наблюдала за обеими, а потом стиснула ладонь Нины в ответном пожатии.
– Все будет хорошо, – шепнула Нина. – Adawe. – Первый глагол, которому она научила Ханну. Сражаться.
Спина девушки немного распрямилась. Она выпустила руку Нины, но тут послушница добавила:
– Энке Яндерсдат, он и вас хочет видеть.
Вот и хорошо, что отец Ханны желает познакомиться с дочкиной учительницей. Нина постарается усмирить его гнев и помочь Ханне пережить эту бурю. Она тоже поднялась из-за парты.
– Adawesi. – Пухлые губы Ханны тронула улыбка. Мы сражаемся.
В часовне послушница провела их по длинному коридору, и Нина сообразила, что они направляются в тот же кабинет, где она и Ханна встречались с Матерью-хранительницей, когда просили разрешения на уроки земенского.
Как и в прошлый раз, Мать-хранительница сидела за своим письменным столом, а у окна, заложив руки за спину, стоял высокий мужчина с военной выправкой. У основания бледного черепа алел грубый горизонтальный шрам. Внутри у Нины все похолодело.
– Матушка, – Ханна присела в глубоком реверансе. – Min fadder.
Нина узнала этого человека еще до того, как он повернулся, однако холодный взгляд голубых глаз Ярла Брума поверг ее в неописуемый ужас.
В их предыдущую встречу он собирался бросить ее в тюрьму, превратить в рабыню. Столкнувшись с ним и его приспешниками тогда, в Джерхольме, она находилась под мощным воздействием своей первой и единственной дозы юрды-парема. В тот раз Нина хотела его убить и убила бы одной мыслью, но Матиас убедил ее проявить милосердие, и она послушалась. Оставила Брума и дрюскелей в живых, хотя напоследок не удержалась от того, чтобы сорвать с мучителя скальп. Видимо, кожу пришили обратно.
Не поднимая глаз от пола, Нина присела в низком реверансе. Она постаралась использовать эти краткие мгновения, чтобы привести мысли в порядок и совладать с собственным страхом. Зеник, возьми себя в руки. В Ледовом Дворе она предстала перед Брумом под неуклюжей маскировкой, но теперь-то над ее внешностью поработала профессиональная портниха! Женя Сафина полностью изменила ее фигуру, даже кости, да и в безупречности своего фьерданского Нина не сомневалась. Она помнила слова, сказанные Ханне: лицедейство начинается с тела. Сегодня Нина должна сыграть свой лучший спектакль. Нет, она не будет скрывать страх, она им воспользуется. Ненависть – вот что нужно запрятать поглубже.
Выпрямившись после реверанса, она перестала быть Ниной Зеник и превратилась в Милу Яндерсдат, вдову, чья дальнейшая судьба полностью зависела от расположения Ярла Брума.
Брум, однако, неотрывно смотрел на Ханну. Взгляд его смягчился.
– Ханна, – он шагнул вперед и обнял дочь. – Ты выглядишь… здоровой и крепкой.
Девушка еще больше сгорбилась.
– Благодарю вас, папа.
– Ты могла бы выглядеть женственнее, если бы пореже каталась верхом.
– Простите, папа. Сожалею о своем поведении.
Ярл Брум вздохнул.
– Знаю, что сожалеешь. – Он перевел глаза на Нину, которая стояла, опустив голову и скромно потупив взор. – А это твоя новая учительница? Такая молодая, что и сама вполне сошла бы за ученицу.
– Она служит проводником чете земенских торговцев, которые прибыли к нам на прошлой неделе, – сообщила Ханна.
– То же самое мне сказала Мать-хранительница. – Брум подошел к Нине. – В городе появляется таинственная незнакомка в компании двоих иностранцев, и буквально пару дней спустя на территорию завода проникает посторонний. Вряд ли это можно считать совпадением.
Нина посмотрела на него взглядом, как она надеялась, полным смятения. Брум взял ее за подбородок и приподнял лицо к свету.
Кто бы ни пришивал его скальп, он сделал это довольно искусно, однако светлые волосы на голове Брума больше не выросли, а явственно видневшийся шрам огибал череп, словно жирный розовый крысиный хвост. Гриш – целитель или портной – мог бы сделать его бледнее, но, разумеется, для этого Ярлу Бруму требовалось допустить одного из них к своей драгоценной голове. Нине хотелось ответить на его тяжелый взгляд своим, испепеляющим, но она сделала над собой усилие, и ее глаза наполнились слезами.
Брум нахмурился.
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать, сэр.
– Рано же ты овдовела.
– Да, такое вот горе.
Он слегка скривил уголок рта.
– Почему ты дрожишь?
– Мне редко доводится встречать великих людей.
Брови Ярла Брума взлетели вверх, однако Нина успела заметить промелькнувшее в глазах удовлетворение. Вот, значит, что по душе коммандеру Бруму: лесть, робость, страх. В прошлый раз она была дерзкой и кокетливой, но теперь поняла свою ошибку.
– Где ты выучила земенский? – спросил он.
– У моего мужа было небольшое дело – он возил морем замороженные продукты и рыбу. Часто торговал с земенцами. У меня обнаружились способности к языкам, и я взялась быть при нем переводчиком.
– Как он погиб?
– Его забрало море. – По щеке Нины скатилась слезинка. Как нельзя кстати.
Брум почти с жадностью проследил за влажной дорожкой.
– Жаль. – Он отпустил подбородок Нины и сделал шаг назад, затем объявил настоятельнице: – Я хочу допросить земенских торговцев.
– Папа, а что насчет моих уроков? – спросила Ханна.
– Твоих уроков? – задумчиво повторил Брум. – Да, пожалуй, влияние девицы с сельским воспитанием пойдет тебе на пользу, Ханна. Можете продолжать.
Нина снова присела в реверансе.
– Благодарю вас, сэр, – промолвила она, хлопая мокрыми от слез ресницами. – Для меня это честь.
После того, как Брум и Ханна удалились для приватной беседы, Нина сделала книксен перед Матерью-хранительницей и повернулась, чтобы уйти.
– Я знаю, что ты задумала, – бросила настоятельница ей в спину.
Нина, сжимавшая дверную ручку, замерла.
– О чем вы?
– Коммандер Брум счастливо женат на благородной даме!
Нина недоумевающе заморгала. Она едва сдерживала смех.
– А каким образом это касается меня?
Глаза настоятельницы превратились в узкие щелочки.
– Сомневаюсь, что тебя это вообще касается. Я так и знала, что твои амбиции простираются куда дальше обычных занятий языком.
– Я лишь зарабатываю на пропитание.
Мать-хранительница недоверчиво поцокала языком.
– Твоя цель – заарканить состоятельного мужчину. Может, твои широко распахнутые глазки и дрожащие губки и обманули славного коммандера, но я-то знаю, ты – недостойная особа.
А ты – мерзкая ханжа, подумала Нина, кипя гневом. Эта старуха одурманивает совсем юных девушек и молодых женщин паремом или его подобием; надевает свой чистенький монашеский сарафан и идет по коридорам старого завода, несет проклятый наркотик, помогая солдатам превращать женщин в рабынь. После их исчезновения я позабочусь, чтобы Ярл Брум обвинил в этом тебя. Тогда
