Мэри вдруг дёрнулась, её и так не слишком живое лицо одеревенело. Она закрыла зонт, подошла к воротам и громко заявила:
— Я, Леонид Зигфридович, глава семьи Гороховых, разрешаю Карасёву Кириллу ответить на любые вопросы касательно испытательного полигона «Бог здесь не живёт». Соответствующий документ направлен Карасёву Кириллу.
— Папа?! — поражённо уставился на андроида Трофим. Но Мэри уже стала самой собой.
— С этим позже разберёмся, — отмахнулся Кондратенко и повысил голос: — Вы слышали? Открывайте!
Ворота замерцали, стали прозрачными и с въедливым свистом разъехались. Открытие сопровождалось клубами пара — дождевые капли, долетая до створок, мгновенно испарялись.
— Флаер оставьте на месте. За вами приедут.
Раздражения в голосе хватило бы на сотню человек.
Глава 37
Робот-дворецкий молча проводил гостей в комнату. Хозяин, судя по всему, посторонних не любил — кроме дивана и одного кресла, здесь даже присесть было негде. Огромный визуализатор на всю стену, немного узких полок, заставленных безликими безделушками, несколько кадок с живыми растениями и жёсткий ковёр на полу — вот и вся обстановка. Вполне возможно, в доме были и другие, более уютные комнаты, но Карасёв явно считал, что наглые сыщики лучшего приёма не заслуживают.
Дворецкий указал на диван, три человека и андроид уселись на него рядком. Спустя минуту в помещение зашёл сам Кирилл Кириллович.
Его лысая голова блестела, словно смазанная маслом, тяжёлая, почти женственная нижняя часть туловища и большой живот говорили о том, что он долгие годы не вылезает из виртокресла, а медицинская маска на лице не давала рассмотреть внешность. На руки хозяин дома натянул чёрные перчатки.
— Может, снимите этот намордник? — сказала вдруг Лариса. — Как-то невежливо, вам не кажется?
Кондратенко закатил глаза, а Карасёв махнул рукой, считывая информацию с чипов Ларисы и Владислава. С Трофимом это проделать не получилось — как равный, парень должен был дать согласие на сканирование.
— Деточка, я не собираюсь метать бисер перед маргиналами.
— Перед кем?! — вскочила Самохина. — Да у меня баллов больше пятидесяти тысяч! А у Владислава Александровича вообще, под пятьсот!
— Я и говорю — нищета и бесполезность, — выражение лица из-за маски разобрать было нельзя, — кто знает, что за заразу вы притащили в мой дом из своих неблагополучных районов. Имею полное право защитить своё здоровье от всякой инфекционной дряни.
— Прекратите оскорблять моих сотрудников, — вмешался Трофим. — Ответьте на несколько вопросов, и мы прекратим вам мешать.
— Господин Горохов, какие же это оскорбления? — всплеснул руками Карасёв. — Простая констатация фактов!
— Сами ведь тоже не овером родились! — Лара распалялась всё больше. — Из грязи в князи, а теперь сочитесь высокомерием! Кто дал вам право…
— Лариса! Замолчите! — рявкнул бывший полицейский.
— Ничего, ничего. Она права, — сказал хозяин дома, чем удивил Кондратенко — резкая смена поведения была очень уж неожиданной. — Прошу меня простить. Отвык от общества, да и здоровье пошаливает. Ваш визит для меня — лишний стресс. Девушка, успокойтесь и присядьте. Я на всё отвечу. Только давайте быстро — некоторые вирусы и через маску проникнуть могут. И вот ещё, дорогуша. Если не научитесь контролировать себя, до приличного рейтинга никогда не дорастёте. А я вот смог, хотя, как вы выразились, «из грязи в князи» не всем нравится.
Владиславу показалось, что Карасёв старается уйти от разговора про получение статуса овера.
— Кстати, об этом, — едва злая Самохина плюхнулась на диван, Кондратенко принялся за работу, чтобы Карасёв не смог отвертеться от почему-то неудобных для него вопросов. — Не могли бы вы рассказать, за какие заслуги Горохов Семён наградил вас максимальным рейтингом?
Карасёв сел в кресло, поправил маску и почти спокойно объяснил:
— Во-первых, мы с Сеней дружили. Во-вторых, я всегда поддерживал его идеи. В третьих, я не раз брал вину на себя — Сеня иногда очень увлекался и творил дичь. Его семье это не нравилось. Вот я и получал по шапке вместо Семёна, а он потом мои затраты на штрафы покрывал из личного, не семейного рейтинга. Когда стало понятно, что игру сворачивают, Сеня решил отблагодарить меня за годы преданности. Мой статус и так был выше семисот тысяч, так что особо тратиться ему не пришлось. К сожалению, радость от этого события омрачила смерть Горохова.
— Да, очень жаль, что он погиб. Мы уже знаем, что игра была испытательным полигоном, на котором изучали психику людей, её пластичность и возможность противостоять пыткам, — вступил в беседу Трофим.
— Стрессам. Противостоять стрессам, — поправил Карасёв. — Я программист, на мне была разработка кое-каких кодов. Кроме того, в моём подчинении были ребята, создававшие подобие жизни — так называемые осколки душ, то есть, голоса, которые транслировались игрокам после убийства демонов. Да и сами демоны — их тактика боя, способности, внутреннее строение… они специально были сделаны внешне неотличимыми от моделек людей, поэтому пришлось добавить кое-какие металлические детали. Это, кстати, тоже был один из способов влиять на игрока — убивая кого-то, он до самого конца не знал, кто перед ним — человек или враг. Нужно было покопаться в кишках, чтобы выяснить. Да и трёхпалость появлялась только после «смерти». А это, согласитесь, нервирует.
— Какая мерзость, — не утерпела Самохина.
— Каждый понимает в меру своего интеллектуально развития, — пожал плечами старый овер, — для кого-то мерзость, а для кого-то — вынужденные жертвы во имя прогресса. К сожалению, главный эксперимент закончился неудачно, но сопутствующие открытия облегчили жизнь если не всем, то многим.
— Какие открытия? — заинтересовался Горохов.
— Например, мы научились стабилизировать человеческое сознание вне тела. До этого оно стремилось в свой сосуд с самого момента выхода в сеть. И будоражило цифровое пространство, вбирая в себя энергию, как вампир. И либо добивалось своего, и человека, попутно засосавшего в свою личность пару терабайтов, выбрасывало в реал через два часа, либо сознание исчезало губительным для сети способом. Происходило что-то вроде взрыва, сносящего всё вокруг напрочь. Ячейки, ограничивающие это бесконтрольное «засасывание» всего вокруг, тоже наше изобретение. Теперь смерть к краху системы не приводит. Думаю, вы все видели эти слабые вспышки, сопровождающие чей-то уход за грань. Не идёт ни в какое сравнение с тем, что творилось раньше.
— Вы хотите сказать, что люди и сейчас виртуальноть… засасывают? — испуганно прошептала девушка, уже забывшая, что кричала на овера несколько минут назад.
— Ну, это не совсем правильное слово, — поправил маску на лице Карасёв. — Скорее, поглощает. Использует. Обрабатывает и оставляет в себе. Вы смо́трите на что-то — информация остаётся в вас. Вы съели что-то — оно остаётся внутри. Не в смысле, в желудке. А в смысле…
— В памяти, — подсказал Кондратенко. — Вкус,
