Или еще одно умение – захват «языка». Отрабатывали мы его на соломенном чучеле. Обычно действуют три разведчика: двое обходят с флангов пункт, где располагается неприятельский наблюдательный пост, а третий подкрадывался к нему с тыла. Фланговые прикрывают захватывающего и преграждают наблюдателю путь к бегству, если захват сразу не удался. По знаку командира отделения разведчики бесшумно продвигались вперед и через несколько минут один из них, прыгнув, как кошка, на чучело, хватал его за горло и опрокидывал на землю. Фланговые немедленно приходили на помощь, чучело мгновенно оказывалось с забитым кляпом ртом и связанными руками. «Захват» отрабатывался до полного автоматизма и филигранности.
Про рукопашный бой отдельная и довольно интересная история.
Есть разные на свете секреты, в том числе и семейные. Это для несведущих поручик Орлов обычный офицер, а для сведущих носитель и наследник родовых воинских традиций и знаний, бережно накопляемых и приумножаемых еще со времен Киевской Руси. Отлично помню самую первую наглядную демонстрацию этих знаний. Выстроенный взвод. Раздается команда Орлова: «Нападение! Десять человек!» Солдаты бросаются к поручику, а тот… через каких-то полминуты оказывается у них за спиной, а затем, прекратив бой, отшучивается: «Если я не справлюсь с пятью и более бузотерами, то пущу себе пулю в лоб». Вот такие есть секретики, частью которых поручик поделился со мной.
«У нас в роду все фаталисты, – говорил он мне. – Когда идешь в бой, помнить нужно главное – победи не врага, а самого себя и уже потом будь отрешенным. Привыкни к тому, чтобы в твоих глазах враг, нападая на тебя, медленно, целые секунды, поднимал оружие, а у тебя была масса времени для того, чтобы самому одержать верх».
Но это скорее философская часть, а техническая заключается в освоении динамики непрерывного движения и боевого транса на основе владения таинственной ярью. Опыт работы с внутренней энергией по китайским и японским методикам у меня уже имелся, поэтому я быстро понял саму суть происходящего и вскоре сожалел лишь о том, что такой человек, как поручик Орлов, не встретился мне раньше, в «прошлой жизни» – знания он давал не просто неоценимые, а уникальные.
Ну а кроме самого Орлова в «педагогическом коллективе» было еще три человека. Расскажу немного о них.
Чем дальше я узнавал Тараса Гойду, тем больше убеждался, насколько ошибочным может оказаться мнение о том, что этот могучий большой человек внешне неловок, неповоротлив и медлителен. Опасное заблуждение. Очень. Фельдфебель мог совершенно беззвучно двигаться по любой поверхности, ползал как ящерица, а ночью вообще становился «призраком». Отойдя на два-три шага, он как бы растворялся в воздухе, а затем столь же внезапно появлялся вновь невесть откуда.
Унтер-офицер Петр Морозов. Сибиряк. Охотник. Среднего роста, стройный и гибкий, светловолосый, но с черными бровями. Взгляд спокойный, холодноватый. Над твердым ртом с плотно сжатыми ярко-красными губами темнеют небольшие усы. Когда Морозов улыбался, а это случалось нечасто, виднелись ровные желтоватые зубы. Двигался он неторопливо, мягко, эластично и точно: ни одного лишнего движения, все компактно, без суеты. Несмотря на кажущуюся неспешность, у него была поразительная реакция. Всегда серьезный и внимательный, он больше слушал, чем говорил. Отвечать не торопился независимо от значения вопроса и от того, кем он задан. Лишь после небольшой паузы следовал его точный и краткий ответ. Команды и распоряжения Морозов отдавал ровным негромким голосом. И было в этом голосе что-то чудесное, что-то заставляющее солдат выполнять команды и распоряжения с возможной быстротой и усердием. Настоящий, природный талант командира. Недаром Орлов пророчил ему офицерские погоны и предлагал полковому начальству направить Морозова в школу прапорщиков.
Младший унтер-офицер Иван Голенищев, высокий, худой, но крепкий человек лет за тридцать. Его серые колкие глаза всегда чуть насмешливо светились сарказмом, а лицо, испещренное многочисленными складками кожи и морщинами, делало его старше своего возраста. После Гойды он считался вторым по силе человеком в команде. Всегда точный, исполнительный, держится с большим достоинством, не терпит лжи. В нем чувствовалась огромная непоколебимая уверенность в себе. До войны Голенищев работал слесарем на заводе Гоппера в Москве и, похоже, приобретенными там техническими познаниями и опытом не ограничивался. Мне иногда казалось, что он мог починить что угодно, начиная от обычного винтовочного затвора, кончая однажды застрявшим у нас в расположении неуклюжим «руссо-балтовским» авто.
А еще Голенищев числился моим спарринг-партнером, когда Орлов заставлял отрабатывать ту или иную технику боя, среди которых у меня лично особенно хорошо получался «волчок», что было неудивительно, ведь таковой больше подходит именно для подростка, нежели для взрослого человека. Вскоре мне, в который уже раз, удалось убедиться в том, насколько оказались полезными все полученные мною знания, и произошло это при уже ставших для меня обыденными приключенческих обстоятельствах.
* * *– Кулак!.. Штык!.. Приклад!.. Штык!.. Приклад!.. – Команды хоть и сменяли друг друга неспешно, но были резкими и быстрыми, как выстрел. Голенищев меня не щадил, вместе с другими «учителями» прекрасно понимая, что при всей своей пока непродолжительной подготовке большие природные таланты добровольца Власова помогают ему двигаться вперед семимильными шагами. Ага! Вундеркинд, блин. Акселерат из другого времени, теперь способный одним резким резонирующим рыком пусковым механизмом превращать себя в боевую машину. Но сейчас эта боевая машина по броне своей получает неслабо.
Удары сыпались градом, а от меня в этот самый момент времени требовалось быть волчком: крутиться, выворачиваться, уклоняться и затем тут же контратаковать, находя брешь в защите. Не бездушный автомат, а боец с «аварийным» поведением. Это когда сознание вырубается полностью и действуешь в полном смысле слова «не помня себя». Ярь помогала, направляла, подсказывала, не давала ошибиться. Я качнулся в сторону, уходя от прямого удара прикладом в висок, а сам в полуприседе ткнул локтем в солнечное сплетение. Голенищев отстранился назад. Промах. Снова череда нескольких плавных, но быстрых, как будто сливающихся воедино движений, и Орлов останавливает бой. Из штаба поступил приказ произвести этой ночью усиленную разведку.
– Перед самым Рождеством? – Поручик был явно недоволен, но подчинился. – Что ж, сходите, отчего ж не сходить. Немцам действительно доверять нельзя, они могут и не сдержать обещание не воевать в праздник…
И тут я опять вздумал почудачить. Все же однажды я найду в себе силы, доберусь и окончательно искореню того пакостного негодяя, который сидит в глубине моего сознания и толкает на различные рискованные авантюры. Как вы думаете, что он выкинул на сей раз?.. Правильно – вызвался идти в разведку. Орлов несколько секунд в упор смотрел на меня, о чем-то размышляя, а после коротко бросил:
– Разрешаю.
– Ваше благородие, оставить бы его, – попытался
