Глава 7
– …Значит, вы работали «сеточкой»? Не один сильный удар, а много мелких толчков, ниточки, узелки, отравленные водопои, косички в бараньей шерсти? Да?
Ивга всем телом ощущала силу принуждения, исходящую от человека в высоком кресле; основной тяжестью этот напор приходился на женщину, стоящую посреди допросной, но Ивге, затаившейся в глубокой боковой нише, доставалось тоже – не защищал даже гобелен с вытканным на нем замысловатым знаком.
– Пятьсот дохлых овец за неделю, два хозяйства разорились полностью… Ты всегда работала одна, правда? Зачем тебе помощницы? Ну, подай идею. Скучно было без них? Трудно? Захотелось поиграть? Что?!
Ведьму в допросной будто держали на привязи – за взгляд. Она слабела, но не опускала головы и не сводила с инквизитора горящих ненавистью глаз.
– Как вы нашли друг друга? Кто первый предложил работать вместе?
– Я все уже сказала, – выдавила ведьма. – Что могла.
Инквизитор встал. На какое-то мгновение голова его, покрытая капюшоном, заслонила от Ивги факел; допрашиваемая ведьма отшатнулась:
– Я все сказала!
Допросчик остановился прямо перед ведьмой:
– Хорошо. Допустим, я поверил.
Ивга замерла в своем укрытии; инквизитор мягким кошачьим жестом потянулся к обомлевшей ведьме и положил ей руки на плечи. Допрашиваемая чуть заметно дернулась, губы ее приоткрылись, обнажая острые влажные зубы. Ведьма застыла, вытянувшись, глядя, кажется, сквозь человека в плаще.
– Ивга…
Ивга вздрогнула.
– Иди сюда.
Она заставила себя взяться за край гобелена. Осторожно, чтобы не коснуться знака; наткнулась взглядом на темную маску-капюшон и отвела глаза.
– Это карнавал, – сказал он устало. – Плащи, маски, факелы – представь, что все это веселый карнавал… Сосредоточься.
– Что я должна делать?
– Делать буду я. Ты будешь стоять и видеть сны. Ты – зеркало, поняла?
Ивга с ужасом посмотрела на ведьму. У той было нехорошее злобное лицо, глаза бездумно пялились в пространство – сомнамбула.
– Ее сны?!
– Побуждения, сны, мотивации; что ты так смотришь?
Ивга нервно сглотнула.
– Или мне придется ее пытать, – сказал инквизитор глухо. – Решай. Заставлять тебя я не стану.
* * *…Холодно.
Первым ощущением был промозглый холод.
Солнце. Ослепительно-яркое, раздирающее глаза…
Нет. Это луна, круглая и полная, как бочка; в свете луны покосившееся строение в тени склоненных лип. Ни звука, их заменяют запахи – сильно пахнет навоз… слабее – гниющее дерево… Чуть слышно пахнет металл – у Ивги в руках острый нож. Чистое лезвие без труда входит в древесину, будто в рыхлую землю… И ладони ее ласкают рукоятку. Странные, непривычные движения.
Рукоятка ножа становится влажной. И теплой.
Звон капель.
Белые тяжелые капли падают в жестяное ведро… В подойник. Ее руки двигаются быстрее; вот что это за движения. Ритмичные вытягивания и сжатия – она доит рукоятку ножа. По пальцам течет молоко, журчит в подойнике, затекает в рукава…
Молоко иссякает. Не брызжет струйками, еле капает, с трудом наполняет подойник.
Снова тепло. Снова обильно; теплая жидкость орошает ее руки, но уже не белая, а черная.
Черные капли падают в полный подойник…
Красные капли. Кровь.
* * *Она очнулась; ведьма, стоящая перед ней, продолжала тупо смотреть сквозь нее, в несуществующую даль; в подвале было жарко. Трудно дышать. Кажется, ритуальный факел коптил.
Ивга неуверенно отступила в сторону, согнулась, держась за живот, и ее вырвало на нечистый каменный пол.
* * *Он снова оставил ее на ночь. Собственно, ему плевать, кто и что о нем подумает. Особенно в свете последнего разговора с его сиятельством герцогом…
Герцог знает много, но, по счастью, не все. С некоторых пор Клавдий ведет двойную бухгалтерию; это стыдно и гадко, но если герцог, а тем более «общественность» узнают подлинные цифры…
Прочитав сводку по провинциям за последние три дня, Клавдий сжал зубы и велел Глюру перепроверить.
Все верно. Массовые инициации, которым не удается воспрепятствовать. Цифры по смертности, которые еще никто не догадался истолковать правильно.
И звонок Федоры. Междугородний звонок из Одницы.
Клавдий стиснул зубы. Нашла себе исповедника. Нашла себе защитника-покровителя, «ты ведь знаешь», «ты ведь все исправишь», «ты ведь защитишь»… А напоследок – «можно я приеду?..»
Завтра с утра в Вижне собирается Совет кураторов. Интересно, кто из них почуял запах паленого – вернее, кто до сих пор не почуял… Интересно, кто поднимет голос против Великого Инквизитора как ведущего пагубную, безответственную, протекционистскую и некультурную игру…
Впрочем, не интересно, он и так знает, чего от них ждать; новый куратор Рянки предан ему, куратор Одницы Мавин боится его, куратор Эгре – его старый знакомый… Куратор Бернста был им неоднократно ущемляем. Куратор Корды не так давно был публично унижен. Куратор Альтицы молод и умен, и он всегда на стороне сильного – пока не придет время возвыситься самому… А самый серьезный противник в Совете – куратор Ридны – слишком любит комфорт и город Вижну. И слишком ненавидит ведьм, по-настоящему ненавидит, для него «Да погибнет скверна!» – отнюдь не формальный девиз…
Пахнет паленым. Это в Вижне сгорел оперный театр.
Клавдий усмехнулся. На этот раз герцог не удовлетворился звонком. Он вызвал Великого Инквизитора, намереваясь отшлепать его как мальчишку; в результате вышла безобразная свара. Герцог поразительно осведомлен. Интересно, кто из ближайших сотрудников Клавдия получает деньги в конвертах с государственным гербом?
– Можно?
Ивга стояла в дверях кухни. Он поразился выражению ее лица; под глазами лежали густые, как ночь, синяки. Губы было неопределенного цвета, почти такого же, как бледно-желтая кожа. В лисьих глазах стояла смертельная усталость; Клавдий ощутил одинокий, но болезненный укус так называемой совести.
– Иди сюда. Ты поела?
– Да.
– У тебя ничего не болит?
– Нет.
Он притянул ее к себе. Усадил рядом, на диване:
– Прости. Я понимаю, что тебе тяжело и противно. Но у меня нет другого выхода. Даже если я буду их пытать…
– Не надо пытать!
– …пытки могут быть бесполезны. Я не могу никем тебя заменить… нет больше ведьмы с такой интуицией и чтобы я ей доверял. Сам видеть эти сны я тоже не сумею. Я же не ведьма…
– Жаль, – сказала она с подобием улыбки.
Он обнял ее за плечи.
Любое прикосновение к той же Федоре отзывалось в нем мучительным напряжением, всплеском плотских желаний; теперь, ощущая под тонким свитером Ивгины плечи и ребра, он просто не хотел разжимать руки. Будто она лисенок. Будто она его сестра или, что вероятнее, дочь.
По мерцающему экрану телевизора беззвучно бегали яркие, нарочито ненастоящие люди.
– Ивга… Пойми меня. Я ведь не орден себе зарабатываю. На нас надвигается какая-то гадость, и я не знаю, где у нее, у гадости, предел. То ли просто кадровые перестановки на всех уровнях Инквизиции, то ли…
Он замолчал.
Вон она, книжка. На верхней полке, корешок из мешковины. События, совершавшиеся четыреста лет назад: «И царство их – на развалинах»…
Тухлая вода, подтопившая четыре сотни лет назад город
