Уже и Павел одолел свою кашу, и Дуся разлила всем кофе, и даже профессор, поковырявшись в шпинате, проявлял интерес к этим рассказам, а Боба и не думал закругляться. Тщетно сама Клавдия Петровна пыталась вставить в его речь хоть слово. Боба поневоле приумолк лишь после того, как в гостиной зазвонил телефон и горничная, ответившая на звонок, высунулась в дверь с негромким «Лизавета Дмитриевна, – вас!».
Лиза с досадой встала из-за стола. Опять начинается – то ли воздыхатель новый по ее душу, то ли кому-то взять интервью приспичило. А приучить Дусю сперва спрашивать, кто звонит и по какому делу, а уж затем звать молодую хозяйку к аппарату, никак не удавалось – Дуся была твердо уверена, что толпы поклонников никому не могут быть в тягость.
– Госпожа Тургенева? – незнакомым голосом бойко откликнулась трубка на ее «Алло!». – С вами говорит Ялта, сыскное отделение. Не позволите ли отнять у вас минутку вашего бесценного времени по поводу смерти Никифора Костанжогло? Вы свободны сегодня? За вами заедут через полчаса, высылаем машину. – И трубка, не дожидаясь возражений, дала отбой.
Лиза несколько секунд переваривала неожиданный звонок, вслед за которым нахлынуло и недовольство, и недоумение, а главное – пробежавшее холодными пальцами по коже беспокойство. Проглотив комок, вставший в горле при мысли об остекленевших глазах Костанжогло, она сказала в умолкшую трубку, повысив голос так, чтобы он был слышен в гостиной:
– Погодите, я сейчас Евгения Михайловича спрошу!
Звать Левандовского ей не было нужды – тот, правильно поняв смысл реплики, уже сам стоял в дверях. Лиза показала глазами, чтобы тот прикрыл дверь, и спросила, предоставив собеседнику любоваться ее затылком:
– Евгений, вы кому-нибудь говорили, что труп мы вдвоем обнаружили?
– Никак нет, – сказал Левандовский. – Собственно, не ручаюсь, что до вашего пристава вообще дошли мои слова про труп. Чтобы таким, как он, что-то втолковать, нужно одно и то же раз пять повторить, а я и одного-то раза не успел…
– Тогда как вы объясните вот это? – И Лиза, все же соизволив вновь повернуться к нему лицом, рассказала, кто и зачем вызывает ее в Ялту.
– Ей-богу, Лиза, – развел Левандовский руками, – я не обмолвился ни одной живой душе! Более того, не понимаю, каким образом обо всем так быстро в Ялте проведали? Может быть, этого Костанжогло, как говорится, «пасли» и видели, что мы были рядом с трупом? Но к чему тогда ваши показания – они сами все должны знать лучше нашего. Как хотите, но что-то тут неладно… Не стоит, наверное, вас туда отпускать.
– Чтобы они сюда явились меня допрашивать?! Еще надо придумать, что тете сказать, а то не сносить мне головы, если она узнает, что мы в кустах трупы разыскивали вместо того, чтобы кушать простоквашу с гренками! Вы-то, надеюсь, ей не проговорились? Нет, – добавила она, чуть поразмыслив, – надо выяснить, что все это значит.
– Я еду с вами, – объявил Левандовский.
На миг ей опять стиснуло грудь – не от тревоги, а от вновь промелькнувшего ощущения взлета. Но, мысленно упрекая себя и за излишнюю восторженность, и за въевшееся в кровь лицемерие, она сказала капризным тоном женщины, уставшей от опеки надоедливых кавалеров:
– Да что вы, Евгений, зачем вам так усердствовать? Ничего со мной не случится! И кроме того, вы же к Бобе приехали. Мне неловко будет, что вы из-за меня сбегаете, не успев с ним поговорить.
– Не волнуйтесь, такие дела за раз не решаются. И потом, выслушать его я уже выслушал, а с ходу давать согласие все равно не собирался.
– Ну что ж, – Лиза изобразила кокетливое равнодушие, – если вам больше нечем заняться, составьте мне компанию. Буду рада. Только о трупе – ни слова! Мы едем в Ялту готовиться к премьере…
Вернувшись с этим напутствием в столовую, она с места в карьер начала выдумывать:
– Тетя, это насчет премьеры завтрашней звонили. Для чего-то я им там понадобилась. И не переживайте вы, что я опять без эскорта останусь, – со мной Евгений Михайлович вызвался поехать.
Лицо у Павла вытянулось так, что на него было больно смотреть, а Боба недовольно дернулся, но на этот раз Клавдия Петровна не дала ему и слова вымолвить, ответив племяннице:
– Какая уж теперь премьера после твоих выходок! Я платье новое сшила, а ты такое вытворяешь! Как же я с тобой в обществе покажусь?
– Вы так и не объяснили, что за премьера, – сказал Левандовский, снова приходя Лизе на выручку.
– Картина новая, с Самсоновым. «Капитан поднебесья». Наши с ним сцены еще год назад были сняты, но там столько комбинированных съемок, что их никак закончить не могли. И вот наконец смонтировали – как раз к моему приезду подгадали. А вы плакатов не видели? Ничего, еще увидите.
– Надеюсь, вы меня контрамаркой снабдите?
– Снабжу, не сомневайтесь! Там как раз по вашей части – летчикипилоты, коварные враги, отважный герой совершает подвиги и бурная любовь на этом фоне.
– Вот как? Придется весь Качинский аэродром с собой привести. Я там сейчас пребываю на задании, – пояснил он.
– Приводите, приводите, – одобрила Клавдия Петровна. – Хоть будет кому за нашей Лизаветой ухаживать, а то она совсем в девицах засиделась… Двадцать семь через неделю стукнет, и что? Ни кола ни двора, только съемки эти несчастные!
– Тетя, вы нашу Лизу не обижайте, – хмыкнул Боба. – Может, у нее призвание – служить искусству!
– Служить искусству, сказал тоже! Вот Нежданова – она искусству служит! А у Лизаветы хоть бы роли приличные были – так нет же, всяких профурсеток играет, смотреть тошно! Дуся, дай сюда газету! – велела тетка горничной. – Что-то там про нее мелькало…
Поднеся к глазам висевший на шее лорнет, Клавдия Петровна принялась изучать поданную газету. Пролистав страницы с заголовками об осаде Тобрука, о монархической оппозиции в Думе и об очередном инциденте на маньчжурской границе, она нашла фотографию племянницы и погрузилась в чтение заметки, проговаривая про себя слова шевелящимися губами. Боба, пользуясь паузой, хотел было продолжить разговор про рекордные машины, но едва он открыл рот, как тетка провозгласила:
– Ну, вот хотя бы! – и зачитала вслух: – «…Знаменитых розыгрышей Тичкока госпоже Тургеневой избежать не удалось. Он пригласил ее на обед, где все блюда, включая суп, были голубого цвета и поданы на
