– Бедняга… – промолвила Лиза. – Я же его знала, – он «Первых на Луне» консультировал. Забавный был дедуля, только глухой как пень.
– Да… – кивнул Левандовский. – Вечная судьба изобретателей в России! Никому они тут не нужны, а между тем фон Браун в Германии строит одну ракету за другой. Но вряд ли это вам интересно…
– Почему же? И мне интересно, а моей героине – и подавно!
– Что же у вас за героиня?
Лиза, уверенная, что и новая роль не принесет ей больших лавров, объяснила с небрежной усмешкой:
– Осипенко, Ганна Рейч и Амелия Эрхардт в одном лице – такая себе амазонка, затеявшая беспосадочный полет вокруг света. Я за всем этим не очень слежу, но ведь никто еще так вроде не летал?
– Эх, Лиза, не травите душу… Это же был мой проект! Мне Туполев уже готовил машину для такого перелета, но сами видите, что в мире творится – куда ни полетишь, всюду пальба. Еще собьют ненароком. Придется ждать, когда они все отвоюются.
– То-то у нашего Бобы на вас такие планы образовались! Мне даже странно было – с чего это вы вдруг решили штурвал на руль променять?
– Одно другому не мешает. Прокатиться с ветерком приятно и в небе, и внизу!
– С ветерком? Вы про шестьсот верст в час? Да это какая-то безумная скорость!
Они были уже на Верхнем шоссе – главной магистрали Южного берега. Длинный капот «мерседеса», по-прежнему следовавшего за Тарасовым «фордом», был нацелен на стену Ай-Петри, в контуре которой отсюда, с западной стороны, при некоторой живости воображения можно было разглядеть силуэт лежащего на спине человека – и не кого-нибудь, а, по уверениям местных жителей, невинноубиенного императора Николая. Казалось, что дорога проходит под самым трехсотсаженным обрывом Яйлы, хотя до него оставалось еще довольно далеко. По правую руку во всю ширь распахнулось море, обволакивая горизонт гигантской чашей в мелкой сетке волн. Этот залитый солнечным светом простор, лазурь небосвода, блеск морских далей, рев мощного мотора – все подхлестывало к стремительному движению. И Левандовский, словно только и ждавший предлога, моментально откликнулся:
– Безумная, говорите? Лиза, если мы собираемся к звездам, так привыкайте к скоростям!
Мотор, негромко урчавший под капотом, басовито загудел, зарычал, взревел во всю мощь восьми цилиндров, и «мерседес» устремился вперед пулей, вырвавшейся из ствола. Лиза, вдавленная ускорением в мягкую подушку, тщетно пыталась вымолвить слово протеста. С легкостью обогнав фордик, неторопливо бежавший по дороге, родстер наддал еще сильнее. Миг – и полицейский автомобиль, за лобовым стеклом которого маячила очумевшая рожа Тараса, остался уже далеко за спиной, а Левандовский будто и не заметил, что впереди только что было препятствие.
– Стойте, стойте, Евгений! – воскликнула с восторженным ужасом Лиза, не услышав саму себя за воем мотора и свистом ветра, и едва не откусила язык – попавшая под колесо выбоина подбросила ее на сиденье, заставив лязгнуть зубами. Машина же после толчка потеряла направление, завиляла, шарахнулась вправо, потом влево – прямо под колеса выскочившей из-за поворота полуторки, шофер которой бешено жал на гудок. Вильнув еще раз, родстер каким-то чудом избежал лобового удара – полуторка левым краем бампера лишь задела машину по переднему обтекателю. Теряя скорость, «мерседес» влетел правым колесом на каменное ограждение, проломив в нем брешь, и повис мордой над крутым склоном. Всего этого Лиза уже не видела: она крепко зажмурилась с того момента, как машину понесло на грузовик.
После удара и скрежета, на смену которым пришла тишина, Лиза все так же сидела, не решаясь открыть глаза. Из оцепенения ее вывел голос Левандовского и его пальцы, схватившие ее за руку.
– Лиза, мы целы.
Она дернулась, как обожженная, и с затравленным «Не трогайте меня!» распахнула правую дверцу, нависавшую над ее плечом. Однако тревожный окрик притормозил ее порыв, на излете которого она лишь выглянула за борт и перестала различать, где верх, где низ, при виде уходящего прямо из-под ног, почти вертикального откоса в добрую сотню аршин высотой, упиравшегося в неровный строй сосен-спичек. Она отпрянула, увидев перед собой в боковом зеркале почти неузнаваемое бескровное лицо – белее креп-жоржета в мелкий цветочек, из которого было сшито ее платье.
Не ощущая тела, она сползла по покосившемуся сиденью и выбралась из машины, избегая поданной ей руки – возможно, чтобы не выдать, как ее трясет. С обеих сторон визжали тормозами автомобили. На противоположной обочине остановился открытый автобус-шарабан с торчащими над бортами раструбами граммофонов, и из него высыпала шумная толпа пассажиров-курортников, отправившихся в горы на пикник с шашлыками, игрой в фанты и менее скромными развлечениями и неожиданно получивших дополнительное зрелище, не входившее в программу. Подкатил и Тарас, с перепуганной физиономией выскочив из своего фордика.
– Елизавета Дмитриевна, Елизавета Дмитриевна! – вопил он в панике. – Вы живы?!
Его голос, так же как все прочие звуки и движения, Лиза лишь смутно воспринимала сквозь окутавшую ее пелену тумана. Сомнамбулически переставляя ноги, она доковыляла до дорожного ограждения и пристроилась на нем. Ее обоняние резанул запах духов – какая-то дама поднесла к ее лицу платок, на который вылила полфлакона брокаровского «Букета императрицы». Вокруг Лизы суетился Тарас – то принимаясь обмахивать ее, то встревоженно заглядывая ей в лицо и все время приговаривая: «Елизавета Дмитриевна, вас в больницу надо! В лице ни кровинки! Разойдитесь, господа, разойдитесь – даме плохо…»
На Левандовского набросился шофер полуторки – молодой парень, яростно тискавший и мявший в руках засаленную кепку.
– Вы бы, сударь, сперва проспались, прежде чем за руль садиться! – орал он, не разбирая выражений. – А то ишь, налил зенки и поехал с барышней кататься! – И он хотел прибавить что-то менее цензурное, но Левандовский прервал его:
– Потише, приятель. Давай-ка глянем, что с машиной случилось…
С этими словами он перемахнул через ограждение и чуть спустился по склону, оказавшись под автомобилем. К чему-то притронулся, что-то пощупал, нахмурился и, присвистнув, негромко произнес:
– Такие вот дела… – Затем обратился к своей спутнице: – Лиза, хотите посмотреть?
Она, начиная догадываться, что не лихачество водителя было виной аварии, но все еще лелея в себе испуг и негодование, нехотя нагнулась, чтобы заглянуть под брюхо «мерседесу», ничего не увидела, и тогда вслед за Левандовским сделала несколько шагов вниз по сыпучему откосу, оказавшемуся не таким уж крутым. Летчик подстраховывал ее, держа запачканной рукой за ладонь, которую Лиза на этот раз не пыталась отнять. Не так уж она была безнадежна в технике: тесное общение с Бобой, с юных лет азартно копавшимся в моторах и при всяком случае пытавшимся силой приобщить к этому занятию и сестру, не совсем прошло даром, и все же сейчас она едва понимала, на что Левандовский указывает в разверстом автомобильном нутре,
