— Туда, — уверенно ткнул пальцем себе за спину Жека.
— Пошли.
— Куда?
— Облако догонять.
Сказав это, Максат развернулся и зашагал в заданном направлении. Жеке не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Он был немало удивлен, когда услышал звук своих шагов. Вопреки ожиданиям, поверхность, по которой он шел, от соприкосновения с массивными каблуками туфель издала не звонкий, а приглушенный стук. Жека остановился и присел на корточки.
Не может быть! Под его подошвами находилась самая настоящая бумага. Он даже провел пальцем по ослепительно белой глади, чтобы убедиться в этом. Да что тут, черт возьми, происходит?
— Мы потеряли связь с героями, — ответил на непрозвучавший вопрос Максат, решивший подождать отставшего друга и будто прочитавший его мысли. — Там, где нет героев, нет и событий. Ферштейн? У тебя когда-нибудь бывало, что ты читаешь книгу, но в определенный момент тебе наскучивают, какие-то описания или длинные диалоги? И ты пролистываешь несколько страниц до новой главы, чтобы узнать, как сюжет будет развиваться дальше.
— Ага, каждый день! — саркастически воскликнул Жека. — Я же такой книголюб — прямо от книжки не оторвешь! Да я даже учебники в школьной библиотеке никогда не брал.
— Балбес ты, Жека! Ладно. Вроде с физкультурой у тебя все в порядке было. Не разучился бегать-то?
— Это ходить я разучился, как свою ласточку купил. А бегать пока еще лучше, чем ты, могу.
Последняя фраза прозвучала как вызов. Жека сорвался с места первым, Максат поспешил вдогонку.
Сказать, как долго они бежали, трудно. Часов ни один из друзей не носил, а мобильники у обоих давно сели. Тем не менее, их марафон продолжался довольно долго. Друзья не переговаривались — держали дыхание.
Когда тело Жеки нагрелось до такой степени, что, казалось, полностью покрылось липким потом, он понял, что больше бежать не может. Макс тоже остановился. Судорожно втягивая ртом воздух, он согнулся, упершись ладонями в колени. Жека опустился на корточки.
Страшно хотелось пить. В желудке тоже было пусто. Но ни еды, ни воды друзья из лагеря не захватили, посчитав это воровством, и сейчас оба жалели об одном и том же. Нужно было поторапливаться. Так, во всяком случае, считал Максат. Сам Жека спешить никуда не хотел, однако оставаться в бумажном вакууме ему тоже не очень-то хотелось.
На этот раз бежали еще дольше. До тех пор, пока ноги не стали подкашиваться, а сердце уже не постукивало, а безудержно трепыхалось в тесноте грудной клетки. Решили сделать небольшой привал, и едва голова Жеки коснулась бумажной поверхности, как он тут же провалился в глубокий сон.
Ему снился дом. Тихий дворик, затерявшийся в лабиринте улиц несуразного, но такого родного города. Знакомая с детства деревянная лавочка, притаившаяся в тени раскидистого дуба. Каждый сантиметр почерневших дощечек был исписан признаниями в любви, грязными ругательствами и просто именами тех, кто хотел оставить здесь свой след.
Жеке снилось то время, когда жизнь казалась веселой и захватывающей игрой. Когда счастьем были завистливые взгляды дворовых пацанов, впервые увидевших тебя в новых кроссовках. Когда не нужно было притворяться и врать. Когда не было тупых начальников и занудных коллег. Когда слово «вулканизация» ассоциировалось только с вулканами, а папина зарплата казалась немыслимым богатством.
Он сидел, свесив ноги, обутые в те самые «адидасы», купленные с отцовской получки на рынке. Макс, как обычно, был рядом. Жека ел огромное кисло-сладкое яблоко, которое все никак не могло превратиться в огрызок, и изредка поглядывал на друга. Тот казался задумчивым, если не хмурым. Жеке хотелось заговорить с Максом, но его рот был слишком занят поеданием апорта. Максат тоже молчал. Откусив чересчур большой кусок, Жека сплюнул непрожеванную мякоть и решился прервать молчание.
— Скучно, — признался он. — Может, пойдем в самураев поиграем?
— В каких еще самураев? — не понял Макс.
Жека смерил друга удивленным взглядом.
— Ну в самураев. Я за домом такую высокую полынь видел. Пошли порубим ее.
— Нет. Я, пожалуй, домой пойду. Еще уроки не делал. Ты, кстати, тоже.
— Ну и топай, очкарик! Мне и одному неплохо.
— Сплюнь, дурак! А то и вправду один останешься.
— Да уж лучше одному, чем с тобой! — обиделся Жека, не понимая, в какой момент его лучший друг стал таким занудой.
— Так уж и лучше? — Максат пристально уставился на друга.
— Лучше! А ты иди, делай свои уроки. Ты же у нас отличник. Маме потом дневник не забудь показать. А я вырасту и стану воином, как Брюс Ли. Понял? Будешь потом завидовать.
Последние слова не на шутку разозлили обычно спокойного Максата. Так разозлили, что он перешел на родной язык, на котором, вообще-то, почти не говорил. Он с силой затряс друга за еще неокрепшие детские плечи и что-то заорал. Какие-то короткие, рубленые фразы, похожие не то на призывы, не то на оклики.
Жека открыл глаза. Белоснежная пустыня исчезла. Вокруг снова бушевали весенние краски. Он лежал на свежей траве в окружении стройных елей. Чуть приподнявшись на локте, он вдруг увидел виновника своего пробуждения. Прямо над ним возвышался раздетый до пояса азиат с щеточкой коротких черных волос на голове. Первое, что бросилось в глаза, — угрожающий топорик на длинной рукояти, которым незнакомец замахивался на беззащитного Жеку.
Глава 15. Допрос
Мирас, как мог, старался оставаться незамеченным. Он даже почти не дышал. Сказал бы ему кто-нибудь, что он, сын простого пастуха из Баянаула, будет сидеть в ханской юрте, едва ли воспринял бы это всерьез. А вот сидит. Конечно, не на самом почетном месте, но тут уж какое досталось. И на том спасибо.
Он много раз представлял себе султана. В его еще детском воображении претендент на ханский титул должен блистать всем: умом, красотой, одеждой, украшениями. Собственно, все эти представления в какой-то мере оправдались. Жангир сидел прямо напротив входа, в центре длинной вереницы людей. Практически все места подле султана заняли его ближайшие сподвижники — батыры. Кульмагамбет и другие бии, пришедшие с аргынами, заняли места справа от входа.
Жангир был в походной одежде. Поверх кольчужной рубахи (султан всегда ожидал внезапного нападения) надет желтый шелковый халат. Белый кушак скрывал два кожаных пояса. К одному из них подвешены ножны. За сам кушак заткнут иранский нож с рукоятью из слоновой кости. Обут в мягкие кожаные сапоги без подметок. На голове сына Есим-хана красовался отполированный до зеркального блеска шлем с широким обручем в основании. Из острия шлема торчал длинный пучок конских волос.
Скрестив ноги под собой, султан пристально изучал приведенного Мирасом и Амантаем ойрата. Лицо его было задумчивым и сосредоточенным. Уперев локоть правой руки в колено, он теребил пальцами кончик своей аккуратно подстриженной бородки. Длинная пластина, свисавшая со шлема, почти полностью закрывала нос. От уголков глаз султана до самых
