Кругом стоял смрад, воняло дымом и гарью, едкими химикатами с заводов. Все это смешивалось с запахами еды, что готовилась в трущобах прямо перед ними.
Тесаку досталось гораздо больше, чем Алисе, пока они выбирались из горящего здания и переправлялись через отвратительную реку, и все же он не рухнул, а спокойно стоял рядом. Алиса уселась на землю и взглянула на него. Он, как зачарованный, уставился на охваченное пламенем здание на том берегу, застыв так неподвижно, что она забеспокоилась и с трудом поднялась на ноги.
– Тесак? – позвала она и дотронулась до его руки.
Он весь был в грязных разводах от той жижи, которую они переплыли, от его волос и одежды поднимался пар. В серых глазах плясали отблески пожарища, словно пламя на углях преисподней, и от его взгляда она впервые оробела. Это был взгляд не Теса, верного товарища за стеной по ту сторону мышиной норы, и не того, кто так умело вывел ее из горящего здания, а Тесака – душегуба с топором, застигнутого с окровавленными руками среди множества трупов.
«Но меня он никогда не обидит, – убеждала себя Алиса. – В глубине души он все равно Тес, просто забылся на мгновение».
Она нерешительно взяла его за плечи и позвала снова, он продолжал смотреть на нее невидящими глазами. Вдруг он схватил ее за руки с такой силой, что на нежной коже показались синяки, а в его серых глазах промелькнуло безумие.
– Он вырвался, вырвался, вырвался, – твердил Тесак. – Теперь весь мир потонет в огне и крови.
– Бармаглот? – спросила Алиса.
– Мы все попадем в его необъятную пасть и сгинем в бездонной утробе, – сказал Тесак. – Надо бежать, бежать, пока он не нашел меня. Он знает, что я его слышу. Знает, что мне известно, какое зло он несет.
Вдруг от больницы донесся ужасный грохот, словно обвалился остов здания. Алиса и Тесак обернулись, и в этот момент все стены рухнули, будто осыпавшийся песочный замок. Не исчезло лишь пламя, взметнувшееся на невероятную высоту, туда, где ему точно нечего было пожирать, а потом вширь, насколько хватало взгляда, словно чудовище расправило крылья.
Но в этом пламени виднелась тьма, огромная тень, простиравшаяся все дальше, будто невольник вырвался на свободу и протянул руки к солнцу.
– Это… он? – спросила Алиса.
Рассказы о Бармаглоте она никогда не воспринимала всерьез. А может, и не было никакой тени, просто она совсем обессилела, да еще надышалась дыма и всякой отравы, вот и померещилось. Так всегда бывает, если с головой не все в порядке. Никогда не знаешь, верить ли собственным глазам.
Тесак не ответил, только вгляделся в огненный столб, а потом схватил Алису за руку и потащил прочь от реки. По илистому берегу идти было нелегко, но наконец они выбрались на узкую мощеную булыжником улочку, что петляла среди беспорядочно громоздящихся перекошенных трущоб.
У Старого города словно не было ни конца, ни края, запутанный лабиринт лестниц и узких улочек опоясывал здания, что веками латались и надстраивались поверх старых развалин. Здесь не было ничего нового, светлого, даже дети, казалось, рождались с затравленным взглядом.
Тесак нырнул в ближайший переулок, потянув за собой Алису. Ей было больно идти босиком по острым камням, но она понимала, что надо исчезнуть как можно быстрее. Кроме угрозы со стороны Бармаглота, Алиса замечала характерный блеск медных пуговиц на полицейской форме. И неважно, что больница превратилась в пепел: если их увидят в больничных робах, полицейские их сразу заметут. А у Алисы было предчувствие, что Тесак так просто не сдастся.
Так они пробирались тайком, короткими перебежками мимо уличных девиц, тискавшихся с клиентами по подворотням, стариков, толпившихся вокруг «наперсточников», петушиных боев. Тесак вел ее все глубже в Старый город, туда, где в узкие проходы между домами не заглядывает солнце и воздух мутный от заводского дыма. Из-за тумана, поднимавшегося над булыжником, встречных прохожих было не разглядеть, пока не столкнешься нос к носу.
Так их и подстерегли.
Увидев, что Алиса задыхается, совсем выбившись из сил, Тесак остановился, но не стал ее подбадривать или утешать, а просто ждал.
И тут из тумана вынырнуло здоровенное страшилище и замахнулось на Тесака дубиной. Алиса собиралась закричать, но вдруг чья-то грязная пятерня зажала ей рот, а другая с такой силой стиснула грудь, что из глаз брызнули слезы.
– Что у нас тут? – проворковал ей в ухо грубый голос. – Заблудшая овечка?
Пока она брыкалась, пытаясь выскользнуть из грязных лап, Тесак со страшилищем, при ближайшем рассмотрении оказавшемся человеком, таким верзилой, каких она отродясь не видывала, скрылись в тумане. Алиса отчаянно сопротивлялась, но все было тщетно, и похититель поволок ее за собой.
Он отпустил ее грудь и свободной рукой задрал подол балахона до пояса, облапав бедра, и тут Алиса озверела и впилась зубами в руку, зажавшую рот, потому что вспомнила мерцающий свет и того, кто навалился сверху, протискиваясь между ее ног, вспомнила, как кричала от боли, но он не останавливался, пока не пошла кровь.
Почувствовав укус, налетчик выругался, но не ослабил хватку.
– Ах ты озорница, – зарычал он, и треснул ее лбом о кирпичную стену.
У нее подкосились ноги, сознание помутилось, а глаза залило чем-то липким. Она очнулась стоя ободранными коленями на камнях, а он хватал ее за бедра, раздвигая ноги.
«Просто исчезни, – думала она. – Тебя здесь нет, ты сидишь на зеленой лужайке, греешься на солнышке, а вот с улыбкой подходит тот, кто тебя любит».
Вдруг незнакомец убрал руки, послышались глухие удары кулаков.
Все еще с задранным подолом она перевернулась на бок и протерла глаза.
Тесак припер ее обидчика к стене и безостановочно молотил его кулачищами, постепенно превращая его лицо в непонятное месиво. А когда наконец отпустил, тот мешком рухнул на землю и, казалось, даже не дышал.
Тяжело дыша, окровавленный Тесак обернулся к Алисе. Осмотрел рассеченный лоб, потом ненадолго задержал взгляд на обнаженном животе и, буркнув:
– Прикройся, – принялся шарить по карманам насильника.
Алиса поправила подол, поднялась на ноги, держась за стену, прислонилась к ней, и тут ее так затрясло, что даже зубы начали отбивать дробь. Тесак обернулся. На ладони он держал небольшой мешочек.
– Золотом набит, – заметил он, пнув бездыханное тело. – Работорговец небось. Попользовался бы тобой, а потом продал.
– К-к-кажется, м-м-меня уже п-п-продавали, – выдавила она.
Ей вспомнились деньги, переходящие из рук в руки, она видела, как чья-то широкая ладонь наполняла золотом другую, поменьше.
– Кто, длинноухий? Или тебя ему продали? – уточнил Тесак.
Она покачала головой. Вспоминался только страх, который лучше забыть. Еще какой-то мужчина, но его лица она не смогла вспомнить.
Потом видение растаяло, словно разум оберегал ее от страданий.
Тесак стоял
