— Ты гений, парень. Теперь мы можем заняться делом?
— Хорошо. — Я потянулся к карману, за картой Фериус.
Даррел схватил меня за запястье и сильно сжал его.
— Не здесь, идьот. И не сейчас.
Я попытался выдернуть руку, но хватка у старика была железная. Рейчис рыкнул на него. Энна (видимо, это ее имя) подошла и положила ладонь на плечо Даррела.
— Не торопи бедного мальчика. Посмотри ему в глаза. Он несет на плечах все бремя мира.
Она осторожно выдернула мою руку из пальцев старика и посмотрела мне в глаза.
— Они пока что не станут убивать девушку, Келлен.
— Откуда ты знаешь?
— Пытки нужны не только для причинения боли. Это делают и затем, чтобы внушить страх. Они пытаются напугать мать девочки и заставить ее отдать то, что им нужно.
— Но тогда… Наверное, мы должны найти их первыми?
— Доверься нам, — сказала Энна, сжимая мою руку. — Ты здесь не просто так.
Даррел посмотрел на человека в балахоне, который внимательно наблюдал за нами.
— Савир хочет увидеть, как ты управляешься с монетой. Заставь ее танцевать.
Я понятия не имел, что это значит, но повиновался. Монета взлетела в воздух, но не задержалась там так же долго, как у Савира. Танцующий-с-монетами покачал головой.
— Дази, — сказал он.
По-видимому, теперь наш разговор сократился до половины слова.
Он зажал монету в пальцах и постучал ею по лбу, потом по груди и, наконец, по моей руке.
— Кастра дази.
— Он говорит: чтобы танцевать, ты должен использовать свой ум, свое сердце и свои руки.
— Как?
— Откуда мне знать? Я аргоси, а не какой-то старый нищий, который бродит повсюду, изрекая непонятные философские сентенции и называя монеты священными артефактами.
Если принять во внимание то, что я знал об аргоси, его заявление выглядело очень забавно. Даже Рейчис ухмыльнулся.
— Хех. Глупый аргоси.
Даррел взял у меня монету. Я думал: он покажет, как заставить ее летать. Но, взмыв в воздух, монета просто упала — так же как и у Заверы.
— У меня нет этих навыков. Не знаю точно, как оно работает, но, похоже, некоторые люди обладают особым прикосновением. Они могут разбудить дух, который живет внутри металла.
Он вернул монету мне.
— Ты заставляешь ее танцевать и, когда это происходит, можешь использовать ее свойства.
— Какие свойства?
— Зависит от монеты. Есть куча разных. Сотокастра — вот, как эта, — открывает замки. Орокастра помогает найти воду или золото.
Он кивнул человеку в балахоне.
— Савир — кастрадази. Прежде кастрадази были народными героями. Но несколько лет назад лорды-торговцы решили, что они всего лишь обманщики и воры. И натравили на них тайную полицию. Теперь их осталось немного. А монет — и того меньше.
Алтарист что-то говорил о металлах, необходимых для создания птицы. И о том, что лишь изобретатели имеют право ими владеть…
Я помахал монетой.
— Это оно. То, что Джануча использовала для своих экспериментов.
— Не исключено, — сказал Даррел. — Но если ты хочешь узнать наверняка, то лучше докажи Савиру, что умеешь обращаться с этой чертовой штуковиной.
Старик в балахоне, казалось, понимал больше, чем хотел показать. Он жестом велел мне наблюдать, а потом принялся снова и снова подкидывать монету. Сперва я пялился на ее кульбиты в воздухе. Наблюдал, как она зависает на секунду, на две, на три… А потом я понял, что смотрю не туда. Нужно было обратить внимание на то, каким образом старик ее подбрасывает. Савир положил монету на большой палец, слегка повернул все запястье, прежде чем отправить ее в полет, — скорее, по кривой, нежели прямо вверх. Он поймал монету и жестом предложил мне попробовать.
Что ж… Маг из меня так себе. Но зато я наловчился творить магические жесты. И дело не только в настойчивости и долгой практике; для меня это всегда было своего рода искусством. Мне нравился этот танец пальцев, рисующих в воздухе наисложнейшие узоры. Да, на самом деле — очень похоже на танцы.
Я не стал копировать движения Савира, а просто позволил рукам двигаться — чувствовать форму монеты, ее вес, ощущать, как она катится по моей ладони…
Отлично! Теперь мы как следует познакомились. Поглядим, сможем ли мы станцевать.
На этот раз, когда я подкинул монетку, она немного повисела в воздухе, покачиваясь, и лишь потом медленно полетела вниз. Савир схватил меня за запястье и подставил мою ладонь под монету. И падение прекратилось: монета зависла над ладонью, поворачиваясь вокруг своей оси, точно подвешенная на веревочке.
— Кастрадази… — сказал Савир негромко и восхищенно.
В тот день, когда родители погасили мои татуировки, я потерял всякую надежду стать магом. Я полагал, что навык творить магические жесты — единственное, в чем я действительно был хорош, — пропадет впустую. Теперь же, хотя тут была всего лишь монетка, плавающая в паре сантиметров над моей ладонью, я почувствовал себя на удивление хорошо. Так, как не чувствовал уже очень, очень долгое время.
— Хорошо, — сказал Рейчис, склонив голову набок и наблюдая за мной. — Я хочу получить свою монету назад.
Человек в балахоне накрыл мою ладонь своей, обхватив пальцами мою кисть и изобразив нечто вроде рукопожатия. А потом заговорил с Даррелом на гитабрийском.
— Он хочет, чтобы ты солгал ему, — перевел аргоси.
— Как?
— Как угодно. Тебя не учили врать, парень?
Ну, на самом деле я довольно много узнал об этом от людей из моего клана.
— Джен-теп привезли семь форм магии на этот континент, — изрек я с уверенным видом.
Даррел ухмыльнулся. Савир просто смотрел на меня. Моя рука — в том месте, где между нашими ладонями была зажата монета, — вдруг начала зудеть. Ощущение становилась все сильнее и сильнее, пока не сделалось почти невыносимым. Я попытался убрать руку, но старик не позволил мне. Вместо этого он что-то проговорил, обращаясь к Даррелу.
— Теперь скажи правду.
— Что? Почему бы…
Я не мог больше терпеть боль.
— Мы украли Оазисы у медеков. Мы отняли у них магию и притворились, будто она наша.
Боль исчезла мгновенно, словно ее никогда и не было.
— Сотокастра, — сказал Савир.
— Сото означает «открывать» и «говорить правду», — объяснил Даррел. — В руках обычного человека эта монета — просто мертвый кусочек металла. Но кастрадази может использовать ее, чтобы вскрыть замок или понять, лжет ли его собеседник.
Он фыркнул — словно бы немного снисходительно.
— Конечно, аргоси может это проделать и без всякой монеты.
— И сколько таких еще существует? — спросил я.
— Если верить старым историям кастрадази, прежде была двадцать одна священная монета. Но уже много лет кастрадзи — вне закона, и тебе повезет, если найдешь танцующего с монетами, владеющего более чем одной-двумя.
Человек в балахоне снова заговорил, и Даррел нахмурился.
— Что он сказал? — спросил я.
— Что искусство скоро исчезнет. Говорит: он стар и ненадолго задержится в этом мире.
— Не может ли он кого-нибудь научить?
— Дазигензия, — сказал старик, еще сильнее сжав мою руку.
— Танцу не учат, — перевел Даррел. — Его надо раскрыть в себе.
Покосившись
