Чтобы отвлечь Энну, я прибавил:
— Джануча мертва.
Женщина, идущая путем Странствующего Чертополоха, взяла меня за руку и поцеловала.
— Прости меня, Келлен. Никто не должен просить то, что я попросила у тебя.
Я вынул из кармана карту, которую она мне дала — Путь Теней, — и вручил ей.
— Мне она больше не пригодится, — сказал я.
Энна поколебалась, но затем взяла карту. И улыбнулась.
— Даррел всегда говорит, что признак настоящего аргоси — не позволять никому выбирать путь за него.
— Полагаю, вы уходите? — спросила Фериус у отца.
— Да, знаешь, куда-то в сторону Странствующего Чертополоха, почему бы его так ни называли, — ответил он.
Для человека, который явно любил свою дочь, Даррел слишком уж сильно смахивал на циника.
Он протянул Энне руку, и они вдвоем зашагали по мосту. Впрочем, через несколько шагов Даррел остановился. Не оборачиваясь, он спросил:
— Разве только… ты хочешь выпить? Я слышал, выпивка в этом городе отвратная, но компания не так уж плоха, если привыкнуть.
Описать выражение лица Фериус было бы мне не под силу. Ее лицо не прояснилось. Она даже не улыбнулась. Но, как сказала мне Завера, правду выдают глаза. Как выяснилось, Фериус была не такой уж хорошей лгуньей.
— Что ж, кажется, у меня сейчас нет других дел, — сказала она.
Под растущей луной, в городе, где наши имена, без сомнения, окажутся в списке злейших врагов Гитабрии, мы праздновали. Даже когда час стал поздним и Энна с Даррелом наконец засобирались в дорогу, остальные прошли по всем восьми мостам Казарана, срывая все цветы удовольствий, которые сумели найти. А почему нет? Фериус, Нифения, Рейчис, Айшек и я — мы помогли предотвратить войну, сулящую неимоверные ужасы. Мы впятером осмелились бросить вызов правителям двух самых могущественных и хитрых народов, мы посмотрели им в глаза и сделали так, что их планы превратились в ничто.
Так неужто мы не имели права отпраздновать победу? Потратить деньги? Выпить? И гулять, время от времени останавливаясь и глядя друг на друга, делиться теми особыми улыбками, которые говорили, что мы — храбрее, чем сами ожидали, и удачливее, чем могли надеяться.
Разумеется, мы заслужили праздник. И праздновали.
Гитабрия теперь перестала быть для нас самым безопасным местом, поэтому вскоре мы покинули Казаран и отправились к трактиру скитальцев на границе. Хотя ни один из нас не спал последние двое суток, мы продолжили праздник. Я танцевал с Нифенией постоянно и смотрел на нее так, словно мы только что познакомились. В какой-то мере так оно и было.
Кажется, в какой-то момент я смотрел на нее слишком долго. Она подмигнула, не переставая танцевать, и провела рукой по волосам.
— Все еще думаешь, что они слишком короткие?
— Они прекрасны, — сказал я.
Слишком прекрасны. Я понял это только теперь. Я был слеп, если не видел этого раньше. Как там говорит Фериус? «Несравненная красота несовершенства». И дело не только в ее волосах. В ней было прекрасно все. Загорелая кожа. Шрамы. Даже руки с недостающими пальцами. Это не были недостатки или беды. Это были главы в истории Нифении. Это была… она сама. И я танцевал с ней, и говорил ей всякие глупости, поскольку в тот момент они глупостями не казались. Еще я танцевал с Фериус. Возможно, я танцевал даже с Рейчисом, который надрался сильнее всех. Даже сильнее Айшека, а тот был не дурак выпить. И, будучи белкокотом, Рейчис даже тут нашел повод для бахвальства.
— Ты в порядке, малыш? — спросила Фериус, когда через некоторое время застала меня, сидящего в одиночестве.
— Абсолютно, — солгал я.
Она пристально посмотрела на меня, словно пытаясь заглянуть в сердце бури, но потом кивнула и похлопала меня по плечу. Думаю, это был ее способ сказать, что у меня есть право на собственные тайны.
Погода в ту ночь была прекрасной, поэтому мы решили уехать из трактира и заночевать под звездами. Вернее, провести под ними то краткое время, что осталось от ночи.
Первой уснула Фериус, надвинув шляпу на лицо, и громко храпела, словно давая понять, что ровным счетом ничего не услышит. Нифению это развеселило. Она улыбнулась. Потом мы рассмеялись оба, и пальцы Нифении задержались в моей руке достаточно долго, чтобы это стало похоже на приглашение.
— Завтра рано вставать, — сказал я.
Она не преминула меня поддеть.
— Будет трудная миссия по спасению мира, малыш.
Она довольно удачно скопировала Фериус, хотя Рейчис все равно делает это лучше. Но в тот момент он снова соревновался с Айшеком, кто громче храпит, и, похоже, выигрывал поединок.
— Спокойной ночи, Келлен, — сказала Нифения, укладываясь.
— Вряд ли она будет спокойной, если придется слушать этот храп, — ответил я и отодвинул рюкзак подальше от какофонии.
Я подождал час или около того, пока не уверился, что они все уснули. Потом неторопливо собрал вещи и засунул в седельные сумки своей лошади. Я вел ее в поводу ярдов сто, стараясь убедить не шуметь — ну, насколько возможно убедить лошадь. И если уж сказать по правде, я сам производил больше шума, всхлипывая, как потерявшийся ребенок.
Я был уже достаточно далеко от лагеря, но не мог заставить себя сесть в седло. И тогда я сделал то, что — как полагал — никогда не стану делать снова. По крайней мере добровольно.
Я вошел в Тени.
Темнота окутала темноту, словно сам по себе черный цвет не был достаточно черен для Теней. Звезды исчезли одна за другой. Лагерный костер тоже пропал, оставив меня без света. И все же я мог видеть с почти болезненной ясностью.
В тишине я вернулся в лагерь, чтобы предстать перед моими друзьями странным бесформенным призраком, сотканным лишь из желаний и сожалений. Путешествие по Теням на этот раз было иным. Я видел, как Рейчис спит, свернувшись клубочком и накрыв нос хвостом. Но еще один Рейчис бегал по лагерю, снуя туда-сюда. Его глаза лихорадочно выискивали угрозу, а пасть была разинута, когда он рычал на невидимых врагов. Он был полон страха — не за себя, а за других. Он знал, что в этом мире есть чудовища, но они не прокрадутся сюда и не тронут его друзей. Не в этот раз.
— Прощай, белкокот, — сказал я, хоть он и не мог меня слышать. — Ты был самым лучшим деловым партнером на свете.
Фериус ворочалась во сне, а ее копия стояла в нескольких шагах поодаль, глядя на горизонт. Она казалась очень одинокой — какой и была, впрочем. Какой будет всегда. Это был тот путь, который она выбрала для себя. Ее жизнь будет гораздо ценнее для мира, если она останется странницей-аргоси. И неважно какую цену
